Как славный царь Горох рассудок терял

Старая царица Луковна совсем от горя заболела и все глаза выплакала. Пришла в опочивальню, села и плачет. Горошинка из своей шкатулки и спрашивает:

– Матушка, о чём плачешь? Может, я как-нибудь помогу?

– Да как же ты мне поможешь, Горошинка?

Выпустила она малютку побегать, прилегла на кровать, да так плакала, что незаметно и заснула вся в слезах. А Горошинка подозвала знакомую муху и полетела по царским хоромам на разведку. Залетела в кладовую, увидела там отца, который ходил и открывал-закрывал сундуки и лари. Жуткое зрелище.

В другой горнице увидела брата – царевича Орлика, который метался из угла с угол с самым мрачным видом. Полетела дальше. Пусто в царских хоромах, нехорошо. В одном месте едва в паутину не угодили, насилу увернулись. Паук только вслед им посмотрел.

Добрались до башни, где сидела и горько плакала прекрасная царевна Кутафья. Горошинка спрыгнула с уставшей мухи прямо на подоконник. Попрыгала, руками помахала, пытаясь обратить на себя внимание, но нет, плачет Кутафья, по сторонам не смотрит, Горошинку не видит.

– Не убивайся, не плачь, сестрица! – крикнула малютка изо всех сил.

Кутафья от неожиданности аж подпрыгнула.

– Кто здесь?

– Это я, твоя сестрица Горошинка!

– Какая сестрица? Нет у меня сестёр.

– А я-то кто?

И Горошинка всё ей про себя рассказала. Прекрасная царевна Кутафья снова расплакалась – на этот раз от радости. И рассказала Горошинке про свои злоключения, и про Косаря, и про батюшкин отказ, и про войско, что под воротами столичного града стояло. Вон, с башни его хорошо видать, войско. Короля Косаря войско, вон его флаги развеваются. И про ключ рассказала, который в пруду утонул.

– И как же нам теперь быть? – спросила Кутафья, закончив рассказ.

– А вот как. Я сейчас слетаю на мухе к пруду, договорюсь с карасиком, он поднимет со дна ключ и положит его под листик. Я полечу к матушке и попрошу сходить за ключом и отпереть тебя. Если какие стражники ещё не разбежались, то её остановить не посмеют.

Кутафья вдруг переполошилась:

– А ты, часом, не колдунья? На мухах летаешь, с карасями говоришь.

– Нет, что ты, сестрица, вовсе я не колдунья. Я сама заколдованная. А что надо сделать, чтобы превратиться в человека – не знаю.

– Ладно, – сказала прекрасная царевна Кутафья, – мне бы только отсюда выбраться, а там что-нибудь придумаем.

Горошинка села на отдохнувшую муху и полетела к пруду. Там она договорилась с карасиком, он поплыл, достал ключ и положил его под листик. Горошинка полетела в матушкину опочивальню, чтобы та шла за ключом, а матушка-то совсем ослабла, лежит, бедная, на кровати и явно до пруда, а там и на верх самой высокой башни не дойдёт. Тогда Горошинка быстро всё ей рассказала и полетела к Орлику-царевичу. Нашла и кричит ему издалека. Издалека – чтобы не испугался, да с перепугу не прибил бы их вместе с мухой:

– Иди к матушке! Иди к матушке!

Орлик раздумывать, в чём тут дело, не стал и кинулся к матушке, а та ему, Горошинкой наученная, и говорит:

– Пойди к пруду, возьми ключ из-под листика, освободи Кутафью, да отпирайте Косарю ворота. Но вперёд поклянись, что отцу вреда никто не причинит!

Орлик от души поклялся, побежал и всё исполнил, как матушка царица Луковна сказала.

А Горошинка с мухи кричит им вслед:

– Сами выходите, а ворота закрывайте! В дом до вечера никого не пускайте!

Орлик удивляется, а Кутафья говорит:

– Делай как велено.

И ушли царевич и царевна договариваться с королём Косарём о дальнейшей судьбе Горохова царства и о её, прекрасной царевны Кутафьи и короля Косаря, дальнейшей судьбе.

А Горошинка заторопилась, чтобы матушку царицу Луковну утешить, а после батюшку царя Гороха повидать, авось получится вразумить несчастного, да вдруг на резком повороте с мухи и навернулась, сердешная, полетела вниз кувырком через голову и об каменный пол довольно чувствительно приложилась. Не убилась и даже не сильно ушиблась – лёгонькая была, но белый свет в её глазах всё-таки на минуту померк. А когда очнулась Горошинка, то странно себя ощутила – тяжеловато было тело, без привычной лёгкости.

Села на полу и испугалась: горница вдруг стала маленькой, тесной, от стены до стены рукой подать, не повернёшься. Почти как в Горошинкиной шкатулке. Да ещё и мебели какие-то везде понаставлены.

Одним словом, падение Горошинки с мухи привело к тому, что она превратилась в девушку небольшого, но вполне человеческого роста.

Первым делом кинулась Горошинка к матушке. С непривычки на стены налетала, об углы стукалась. Набила себе изрядно синяков о кованые сундуки и лавки, пока до материной спальни добралась.

– Матушка!

А у Луковны глаза от постоянных слёз распухли и плохо видели, и поначалу не признала царица дочку.

– Кто ты, детонька?

– Матушка, да это же я, Горошинка. Просто я с мухи упала и вдруг выросла.

Тут Луковна и обмякла.

Горошинка побежала, над матушкой захлопотала, водички принесла. И тут на шум явился в опочивальню безумный царь Горох. Страшный, седой, весь всклокоченный, глаза мутные.

– Батюшка! – воскликнула Горошинка.

Царь замер, как от удара. Медленно поднял глаза на дочь. Постоял так, глядя на неё, да вдруг как ахнет. И упала пелена с разума его, и в мыслях прояснилось. Схватился он за голову, да как крикнет:

– Что это? Что это со мной было? – да и тоже обмяк. Привалился к стене и сполз на пол.

Горошинка над батюшкой захлопотала, побежала за водичкой, а тут и Луковна очнулась и не знает, что начать: плакать или смеяться. И то правда, радость-то какая: не малютка с ноготок, а нормальная дочка, не жалкий безумец, а нормальный муж. Хотя это ещё проверить надо было, но надежда, определённо, была.

И, знаете, давайте в эту добрую минуту оставим царя Гороха самого разбираться с королём Косарём и его новоявленным союзником царём Пантелеем, со всем своим разваленным гороховым хозяйством, с перепуганным и разбежавшимся народом, с безвинно сидящими по темницам верными боярами и воеводами.

Надо думать, излечившийся от безумия царь Горох с этими задачами справился, недаром же его издавна называли славным.

Никто так и не понял, какая такая муха его тогда укусила, но баню с хмельным мёдом царь Горох больше никогда не совмещал, да и другим не велел.

Для подготовки обложки издания использована художественная работа автора