– Дня через два-три, как пойдет. Заходи, как свет увидишь – я дома. И, Володя… – Арсений Васильевич замялся, – возьми вот. Ключ от квартиры. Я, правда, надеюсь, он тебе не пригодится. Но если что – сюда иди, по улицам болтаться не смей!
Володя покраснел и кивнул.
– Обещаешь?
– Да.
Арсений Васильевич вернулся, однако, в тот же вечер – доехал до Рыбацкого, дошел до знакомого дома на берегу. Шел и удивлялся – почему в среднем окошке нету света?
А когда дошел, сразу все увидел. Увидел выбитые окна, поваленный забор, сожженный сарай у реки.
Где-то вдалеке слышались веселые пьяные голоса.
30
Совсем голодное было время, и страшное, и мучительное. Отец найти службу не мог, хотя бегал по городу целыми днями. Мама служила в каком-то отделе труда, получала паек, но разве его хватало на целую семью?
Школа начала работать, и там кормили, и давали чай, и можно было спрятать кусочек хлеба и отнести его Анюте, и смотреть, как она ест, слушая какие-то глупые Володины выдумки – да, Анечка, это птичка принесла, поэтому кусочек такой маленький! Ты же понимаешь, птичке не донести было кусок побольше – никак! Может быть, завтра пошлет собачка или кошка – тогда побольше будет…
Нина как-то вечером зазвала к себе, выставила на стол кривые пирожки, пожаловалась:
– Что-то совсем не вышли в этот раз, наверное, мука плохая! Попробуй, Володя, вот этот? А теперь вот этот? Этот другой как будто? А…
Володя покачал головой:
– Не хитри. Я вот один съел и от этого отломил – больше не буду.
Нина вздохнула:
– Ну, и что мне с тобой делать? Тебе ведь тоже есть надо.
– Я мужчина.
– Мужчины тоже едят.
– Если нечего – сначала дети едят и женщины. Не спорь со мной.
– Не буду, – послушно кивнула Нина, – ну, хоть чай пей тогда.
Но что чай, это просто вода. А как хочется есть, что угодно, кусочек хлеба, или картошку, или суп, да что угодно.
Если не отдавать хлеб из школы Анюте, то будет не так голодно, но нельзя же ей его не отдавать.
Если не отказываться от еды у Смирновых, то будет не так голодно, но нельзя же не отказываться!
Арсений Васильевич против голода выступал категорически. В городе все равно были черные рынки, спекулянты все равно привозили продукты, а значит, для нормального питания необходимы были ценные вещи и знакомства. Знакомства бывший лавочник имел, а потом еще завел новые, ценные вещи менял не задумываясь:
– Кольцо? Красивое, и что? Нина невестой будет – еще куплю, потом, глядишь, полегче будет. А не будет – так и без кольца люди живут.
На углу Можайской и Загородного валялась дохлая лошадь. Володя остановился. Около лошади копошился человек. Заметив Володю, он поднял голову и нахмурился:
– Тебе что? Иди отсюда.
Володя отошел на несколько шагов и снова остановился. Человек снова поднял голову:
– Тебе что сказали? Уйди.
– Не уйду, – хмуро ответил Володя, – я гуляю.
– Гуляй в другом месте.
– Почему?
– Уйди по-хорошему, парень, а то у меня нож.
Володя отвернулся и пошел прочь. Лошадь – это мясо, конечно, но это сдохшая лошадь, а падаль есть нельзя. Да и все равно нет ножа – отрезать кусок.
Возвращаясь обратно, Володя увидел, что около лошади сгрудились еще несколько человек.
Он поднялся по лестнице, открыл дверь в свою квартиру. В гостиной слышались раздраженные голоса.
– Чем я виноват? Я бегаю целыми днями, ищу…
– Я не говорю, что ты в чем-то виноват, Яков! – отвечала мама.
– Не говоришь? А к чему тогда ты говоришь, что нечего есть?
– А что я должна говорить? – вскипела мама, – что у нас все прекрасно?
Володя затаил дыхание.
– Что я должна говорить? – продолжала мама, – вот смотри – хлеб. Все, что есть! Вот крупа – на два раза! Вот селедка.
– Соня, что я могу сделать?
– Не знаю! Наверное, ничего. Но я не могу делать вид, что все хорошо! С кем мне тогда разговаривать, как не с тобой? Говорить детям, что скоро умрем с голоду?
– Не умрем, – мрачно сказал отец, – наверное, где-то нужны… грузчики? Но черт возьми, я вчера ходил к вокзалу – там столько желающих подработать… и грузить-то нечего. Ладно… дай мне чаю – то есть кипятка, и я пойду.
– Поешь хлеба.
– Это тебе и детям.
– Голодный из дома ты не выйдешь, Яков, – решительно сказала мама.
Володя открыл дверь и вышел на лестницу. Держась обеими руками за перила, он стал медленно спускаться. С улицы в окна светил фонарь. Володя спускался и рассматривал свою тень.
Вспомнилась фильма, которую они с Ниной смотрели в январе семнадцатого. О чем она – уже не вспомнить, но точно там по лестнице шел человек, и на стене была большая тень.