– Володенька!
Он вздрогнул, огляделся. Что это? На лестнице никого нет. Но кто-то же позвал? Кто?
Это от голода, подумал Володя. Просто я хочу есть, вот и мерещится всякое.
Он снова пошел вниз и вдруг остановился, вглядываясь в темноту.
– Нина? – прошептал он, – ты?
Вверху с грохотом распахнулась дверь. Володя вздрогнул и сбежал вниз.
Солнце грело совсем по-весеннему, и Арсений Васильевич отправил Нину погулять:
– Пойди, деточка! Смотри, какая погода. И Володю позови – может, тоже отпустят. Далеко не ходите только.
Нина забежала к Альбергам, и Софья Моисеевна радостно Володю отпустила – дома он не знал, чем себя занять, школу то открывали, то закрывали, занятия то были, то нет.
Они дошли до Загородного. Володя поднимал голову к солнцу и жмурился, Нина улыбалась.
– Нина, – заговорил Володя, – я подумал, что все-таки революция – это хорошо.
Нина улыбнулась:
– Наверное.
– Я у отца книжку взял в библиотеке. Я не все понял, но в основном… Знаешь, это как лавина, что ли… Все снесет, всю грязь вымоет, а то, что останется – останется хорошее. Как-то так там было. Но, может, я не все понял – это на немецком книга.
Нина кивнула. Какой все-таки Володя умный. Сама она мало задумывалась о происходящих событиях. Пока ничего хорошего от революции она не видела – голод, холод, страх. Но это же временно, наверное.
И вообще в такой прекрасный день не хотелось ни о чем думать.
На углу Загородного и Звенигородской несколько человек кололи лед. Нина вгляделась – интеллигентные, усталые лица, хорошие пальто, непривычные к работе руки. Она слышала об этом от отца – что буржуев сгоняют на работы по уборке, но сама видела это первый раз.
Охранял работавших солдат – с тупым, деревенским лицом. Преисполненный важности, он прохаживался мимо и покрикивал:
– А ну работай, сволочь! Прошло ваше время.
И с удовольствием оглядывался на редких прохожих.
Пожилой мужчина в теплом пальто и шапке остановился, тяжело дыша и отирая пот с лица. Солдат двинулся к нему:
– Работай, сволочь! Что встал?
Мужчина посмотрел на него и тихо ответил:
– Сейчас… передохну минутку.
– Я те передохну, сволочь! – вдруг взбесился солдат, – на том свете передохнешь, гадина, мать твою! А ну взял лом и лед долби, сука!
Мужчина стукнул ломом по льдине, но тут же остановился и схватился за висок:
– Минутку, минутку…
Солдат сорвал с плеча винтовку:
– Работать!
Мужчина непонимающе смотрел на солдата, не убирая руку от виска.
– Вот как, гадина?
Раздался выстрел. Мужчина удивленно посмотрел на солдата и медленно осел на землю. Женщина с ломом закричала, другая подхватила ее крик. Солдат обернулся к ним:
– И тебя стрельнуть? И тебя? А ну работать, твари, суки!
И тут он заметил оцепеневших от ужаса детей. Он подошел к мужчине, присел, заглянул ему в лицо и, повернувшись к детям, глупо расхохотался:
– Вот видите, ребятки, как мы буржуев кончаем?
Помолчав, он тупо усмехнулся:
– Вот только дышал – и нету…
Володя медленно двинулся на него. Нина в ужасе схватила его за руку:
– Володенька, милый, нет! Домой пойдем, пойдем скорее!
Она тащила его за собой, плача и что-то приговаривая, не помня и не понимая своих слов. Володя тупо шел за ней, иногда останавливался и порывался идти обратно, но Нина висла на нем, снова уговаривала, просила, тащила.
Измученные, они с трудом добрались до дома. Нина силой втащила Володю в квартиру.
Увидев детей, Арсений Васильевич перепугался:
– Маленькие мои! Что сделалось?
Нина с плачем повисла у отца на шее:
– Папочка, он его застрелил! Просто взял – и выстрелил, и убил, а тот только остановился – отдохнуть! Папочка, просто застрелил, убил!
Рыдая, она повторяла одни и те же слова. Арсений Васильевич гладил дочь по голове, целовал и шептал:
– Ну доченька! Ну маленькая!
Володя так и стоял у двери. Арсений Васильевич посмотрел на него и вдруг сорвался, закричал:
– А ты куда смотрел? Куда вы гулять потащились? Бестолочь! Неслух! Кто вас туда отпускал, отвечай!
Володя вздрагивал на каждый окрик, но не шевелился. Нина очнулась: