В консерватории что-то поправить

…«Может, зачетка осталась в клавирах?» – в последней надежде я отправилась в библиотеку.

Сочувственные библиотекарши вынесли мне на прилавок всю вчерашнюю обширную стопку опер Вагнера, симфоний Брамса, вальсов Шопена и рапсодий Листа. Все это я по очереди перетряхивала, уже предвидя, что это пустая затея, от которой пользы не больше, чем от поисков Бабы Мани.

«Все, больше нет версий. Пойду сдаваться», – решилась я.

Набрав в грудь больше воздуха, я открыла дверь в деканат.

Там я испила до дна всю чашу унижений в связи с утратой самого дорогого – зачетной книжки, и осознала трудности тернистого пути, по которому мне надлежит пройти, дабы восстановить утерянный документ, со всем миллионом подписей.

– У меня следующий экзамен через четыре дня, я не успею, – плачущим голосом сказала я.

Чиновница, поджав губы, выписала мне временный экзаменационный лист.

Жизнь продолжалась, несмотря ни на что.

Я зубрила диамат и писала «шпоры».

…Накануне экзамена в комнату постучали.

Ввалилась Люська, в полотенечной чалме на башке и с красным тазиком выжатого белья, – видимо, шла из подвального душевого помещения на свой шестой этаж.

– Леля, забери свою зачетку, – и с порога швырнула мне на кушетку вожделенную влажную книжицу.

Нет слов, чтобы передать мою радость.

– Боже! Где ты ее взяла? – я готова была расцеловать Люську.

– Ты сама ее оставила у Бабы Мани на столе.

– Так она же…

– Вот она сама и сказала мне: Леля оставила свою зачетку, передайте ей.

– Странно… Но почему же ты не передала?

– А что я сейчас делаю, по-твоему?

– Так почему не передала сразу? – настаивала я.

– Че пристала. Нечего зря бегать туда-сюда – экзамен же только завтра, – резонно ответила Люська.

Гений и электротехника

Композитор первого курса Крылов сидел за столом в своей комнате, никого не трогал, писал музыку.

И тут раздались неприятные, отнюдь не музыкальные звуки… Кажется, заискрил щиток в секционном коридоре. Щиток тот находился на стене Крылова, только с другой, коридорной стороны.

Композитор Крылов, выскочив из комнаты и увидев на стене все это сверкающее электрическое безобразие, быстренько сгонял в умывальную за ведром с водой и одним махом выплеснул на неисправный щиток.

Гений и электротехника, увы, – две вещи несовместные. Раздался взрыв, снесло полстены…

…Вся тайная жизнь Крылова с его «легкой» руки превратилась в явную: в его комнате зазияла дыра во внешний мир.

– Привет, Андрюха, – здоровался каждый, заходя в секцию общежития.

– Привет, – вздыхал тот, поднимая голову от нотной тетради.

И так месяца три, пока комендант не прислал рабочих, чтобы заделали стену.

…Сегодня это самый исполняемый композитор Новосибирска. В разных театрах – оперных, драматических, театрах музкомедии – идут его оперы, мюзиклы, а также музыка к спектаклям для взрослых и детей.

Все путем

Помню, на лекцию по современной музыке к нам пришел всемирно известный композитор Юрий Юкечев, мастер импровизационной и электронной музыки, последний крик моды по тем временам.

Анна Матвеевна, или Баба Аня, пригласившая его, представила его нам, как автора балета «Комиссар».

Маэстро поморщился, смолчал. Но только приготовился он рассказать студентам о своей сложной творческой лаборатории, как Баба Аня вылезла со встречным предложением:

– Юрий Палыч, ну расскажите же нам о своем балете «Комиссар»!

Надо было видеть, как скривилось лицо композитора. Кажется, этот злополучный «Комиссар» – последнее, увы, о чем бы он хотел вспомнить. На какие только компромиссы не пойдешь, чтобы выжить, продержаться и получить возможность делать свое дело.

Мы и сами, как только не ухищрялись, чтобы спихнуть зачеты и экзамены по предметам марксизма. Наши композиторы-однокурсники, например, объясняли педагогу, что им некогда готовиться к экзаменам, поскольку они работают над оперой (ораторией) под названием «Капитал». Кстати, действовало безотказно.

Сейчас кажется смешным, что преподаватель не только не смеялся над странной идеей, но даже не позволял себе усомниться в ней. А как же иначе, для этого композиторов и растим!

Я вам скажу больше, в одной такой оратории, с позволения сказать, мы и сами поучаствовали.

***

Я была на втором курсе, а Шурик на первом, когда нашей консерватории сделали предложение, от которого нельзя отказаться. Сверху пришло указание «весело встретить праздник», то есть достойно отметить семидесятилетний юбилей Великой Октябрьской социалистической революции.

Ради этого мобилизовали не только дирижерско-хоровой факультет, но и музыковедов с младших курсов, то есть нас.

Извлекли почти из небытия одно макабрическое произведение – ораторию «Путь Октября». По сравнению с ней меркнет даже идея музыкальной постановки «Капитала» Маркса…

…История этой оратории весьма показательна.

Еще 20-х годах в Московской консерватории сложилась странная молодежная студенческая организация, на новоязе «Проколл». Одна расшифровка этого названия чего стоит: Производственный коллектив студентов научно-композиторского факультета. Мне особенно нравятся слова «производственный», применительно к композиции, и «научный», относящийся к музыковедению. Я даже знаю, что это за «наука» – именно ее приходилось сдавать с таким скрипом.

Так вот, эти ребята из Проколла «научно» сформулировали себе задачу – «создание художественно-музыкальной литературы, проникнутой идеями советской революционной общественности», затем воплотили ее в первой советской оратории «Путь Октября», к десятилетию Революции. Тема – «Развитие революционного движения», ни больше, ни меньше.

Точнее, никакая это не оратория, скорее музыкальное действие, с декламацией, жестами и песенно-хоровыми номерами, ведь массовая песня была признана основой пролетарского искусства. Гибрид пионерского «монтажа», сельских посиделок и массового шествия – все это было рассчитано на клубную самодеятельность.

Это еще не все: в качестве дани коллективизму эти ребята творили сообща, без конца собираясь и дебатируя «эту ноту надо играть так», отчего оратория напоминает лоскутное одеяло.

Мы были за любой кипеж, кроме голодовки, поэтому без лишних щемлений окунулись в репетиции этого странного произведения.