Святая блаженная Матрона Московская. Избавит от беды и боли. Поможет в делах и учебе. Сохранит семейное счастье

Среди тех, кто усердствовал в этом, оказались и Матронушкины братья, Иван и Михаил. Примкнув к большевикам, они всецело поддержали новые порядки, и теперь раскулачивали своих же односельчан – а попросту доносили на них, отбирали нажитое честным трудом.

Набожная сестра, которая к тому же чудотворствовала и больных на ноги молитвами поднимала, безусловно, очень им обоим мешала. Их партийной репутации такое родство было во вред. Им очень хотелось, чтобы Матрона скрылась с глаз долой, чтобы и не вспоминать о ней.

Матрона не обижалась на братьев, а лишь жалела «несчастных». Она и сама не хотела мешать им. Еще пуще того жалела родителей, совсем стареньких уже – как бы у них не было из-за нее неприятностей. Богоборческая власть не щадила тех, кто служил Богу.

Матрону давно привлекала Москва. Она уже бывала в паломнических поездках вместе с Лидией Яньковой. И называла столицу не иначе как «святой город». Предвидела, что не вечна власть большевиков, что через многие десятилетия возрождение России от Москвы пойдет, и снова русский народ к Христу оборотится.

Неходячая, слепая – она решилась на дальний путь, по сути обрекая себя на скитальческую жизнь. В 1925 году Матронушка перебралась в Москву.

Москва

Есть сведения о том, что в Москву Матронушка отправилась вместе со своей давней доброй знакомой, Лидией Яньковой. Но дальше следы дочери бывшего себинского помещика теряются. Матрона же останавливалась в Москве в домах у родственников, знакомых, бывших односельчан и их детей.

Часто бывали у нее добровольные помощницы, которые жили с ней под одной крышей, готовили, ухаживали, заботились о ней. Но случалось, что приходилось жить и у чужих людей, не всегда добрых, подчас даже жестоко с ней обращавшихся. Бывало, что ютилась блаженная в каких-то подвалах, или времянках, не приспособленных для жилья.

Своего угла у нее так до конца жизни и не появилось. Вещей тоже не было, кроме самой скромной одежды. С маленьким узелком перебиралась она с места на место – порой местожительство приходилось менять очень часто. И не удивительно – время было сложное, и людям, приютившим у себя какую-то богомольную странницу без паспорта и прописки, грозила реальная опасность: за такое тогда и в тюрьму сажали.

А ведь к Матроне еще и люди шли каждый день сплошной чередой – где бы она ни жила, о ней узнавали, находили, искали помощи и спасения. Не удивительно, что власти заинтересовались ею.

Матрона беспокоилась не столько за себя, сколько за людей, дававших ей приют. Выручал ее дар предвидения. Не раз бывало так, что она собиралась и внезапно просила перевезти ее на другое место. И едва успевала уехать, как на прежний ее адрес заявлялась с санкциями на обыск и арест милиция.

За что, казалось бы, могли арестовать слепую, с юности обезножевшую калеку? В то время власти боялись всего, что было им непонятно, что не вписывалось в идеологию нарождающегося советского строя. Людям, ни в чем не повинным, предъявляли выдуманные, абсурдные обвинения в контрреволюционных заговорах. А у Матроны все время толпился народ – как тут не начать охоту за подозрительной слепой?

Однажды милиционер все же застал ее дома. Вряд ли она не догадывалась о предстоящем визите – наверняка знала и о нем, как предвидела она любое событие. Но скрываться на сей раз не стала – ведь ей было известно заранее, что произойдет.

А произошло вот что. Милиционер действительно собирался арестовать Матрону. А она ему говорит: «Ты же видишь, я слепая, неходячая. Никуда от тебя не денусь, в другой раз придешь. А пока поспеши-ка домой, у тебя там несчастье».

Трудно сказать, почему милиционер поверил слепой пророчице – но арестовывать ее и впрямь не стал, а отправился домой. А дома у него взорвался керогаз, и его жена сильно обгорела. Он успел как раз вовремя, чтобы незамедлительно отвезти ее в больницу и тем самым спасти.

Милиционер был так потрясен случившимся, что отказался арестовывать слепую. И на какое-то время Матрону оставили в покое.

У злой Пелагеи

Не всегда Матроне приходилось выбирать, у кого жить. Подчас приходилось останавливаться у случайных людей, которые и от веры были далеки, и дара ее не понимали, и образ жизни вели далеко не праведный. Кто знает, какими судьбами оказалась она у женщины, которую современники в своих воспоминаниях называют не иначе как «злая Пелагея».