Копия любви Фаберже

Жанна строгая. Некрасивая. Непонятно, зачем она столько времени проводит в салоне – никаких положительных изменений во внешности уже который год не происходит. К тому же под пристальным взглядом ее холодных голубых глаз становится неуютно. Вроде и не провинилась, а все равно как-то не по себе. Угостить ее, что ли, суши? Да ну, перетопчется.

– Как хорошо вас постригли! – соврала Света.

Жанна Сергеевна усмехнулась:

– Постригли меня две недели назад. А сейчас я делала педикюр и массаж лица. Светлана Юрьевна, у меня к вам вопрос. Почему ваш автомобиль отсутствует на стоянке? Я машинально обратила на это внимание и решила, что вас нет в салоне. И была очень удивлена, увидев, как из вашего кабинета выходит курьер.

«Все она замечает, – возмутилась Света, рассматривая лицо Леоновой, как всегда, без грамма косметики. Казалось, уставшей кожи даже не касалась рука косметолога. – Ей-то какое дело! Она с Андреем работает, вот пусть ему мозги и парит. Кстати, надо уточнить, что за процедуры и на каких препаратах ей делали, эффекта вообще не вижу».

– Да Полина ее взяла. Она же все еще на «Жигулях», не поменяла. Ну и не завелись. Она по магазинам хотела походить, Новый год скоро, – объясняла Света, злясь за свой испуганный голос и излишние подробности, напоминавшие оправдания. – А машины еще нет на стоянке? Поля уже вернуться должна была, я думала, может, у девчонок застряла. Ей вроде корни волос подкрашивать пора.

– Я рада, что все в порядке. – Жанна развела руками. – Прошу извинить за беспокойство. По дороге в салон в моем автомобиле работало радио. Передавали информацию про угнанный «Porsche Cayenne» и пострадавшую женщину, которая управляла этой машиной.

Света пожала плечами. И как эта клуша службу безопасности возглавила – непонятно. Жанна ведь все перепутала! Тот автомобиль принадлежал модели, девушка погибла. Но это же два дня назад произошло, внимательнее радио слушать надо!

– Я рада, что все в полном порядке. – Леонова поднялась с кресла, поправила длинную скучную серую юбку. – И все-таки я продолжаю настаивать, чтобы вместе с вами находился охранник. К сожалению, и вы, и Андрей Владимирович не уделяете собственной безопасности должного внимания.

Света показала спине вредной клуши язык. Охранник, ага, разбежалась. Не надо ей никаких охранников, она от них избавилась, и точка. А вот Полинка требуется, причем срочно – перекусить вместе, кофе попить, посплетничать про Жанну!

Мобильный Полины не отвечал.

Решив, что подруга уже может быть в кресле парикмахера или на массажном столе, Света связалась с рецепцией.

– Полина сегодня вечером в салоне еще не появлялась, – беззаботно ответила администратор.

«А если с ней что-то случилось?» – мелькнула тревожная мысль. Мелькнула и пропала. Что может случиться с женщиной, которая пошла по магазинам? Разве что банкротство!

Света открыла пластиковый контейнер, распечатала упаковку с палочками, открыла баночку соевого соуса. И поморщилась.

Опять этот желудок… Тошнота…

«Никогда мне не привыкнуть к Москве, – решила Света, разыскивая в столе упаковку таблеток. – Пригорск всего в двухстах километрах отсюда. Но там дышишь, а здесь задыхаешься…»

Глава 2

Санкт-Петербург, 1872 год, Карл Фаберже.

Табакерка овальной формы.

И крышка украшена.

Как именно украшена крышка?

А что, если по всей поверхности сделать гильошированное эмалирование? Такое нежное, розовато-сиреневое, табакерка ведь предназначена для дамы. Поверх наложим желтый ромб отделки, цепочку из крошечных золотых листиков, чередующихся с цветками. В центре пусть будет крупная жемчужина. Перламутровый блеск, конечно же, оттенен окаймляющими ее бриллиантами. Бриллиантовые капли и в цветках на ромбике-цепочке.

Но все-таки чего-то этому эскизу недостает…

Карл отложил бумагу, посмотрел в окно. Здания, расположенные на противоположной стороне Большой Морской улицы, едва просматривались сквозь пелену серого тумана. На мгновение Фаберже сделалось страшно. Сейчас раннее утро? Или вечер? Сколько времени прошло в делах мастерской, без сна?

Он встал из-за стола, расправил затекшую спину. И, меряя быстрыми шагами кабинет, забормотал:

– Когда с фабрики Верфеля привезли сделанные по нашим рисункам нефритовые вазы, было утро. От Верфеля всегда приезжают поутру. Ох, боюсь, придется открывать свою камнерезную мастерскую: Верфель старается, но не всегда понимает, что нам надо. И сырье, да, его тоже лучше добывать самим. Отвратительно вырезают глыбы яшмы, при разрезке на плиты много материала в отход идет. Плохо выбирают белый кварц, он хрупок, везут неаккуратно, работать с ним потом сложно. Но я думал про утро. А почему про утро?..

Карл потер пальцами виски, пытаясь сосредоточиться.

Утро, луч солнца огибает полукруглую портьеру, и…

Полукруглую!!!

С громким воплем Фаберже бросился к столу, и, даже не присаживаясь, быстро переправил эскиз.

– Теперь хорошо! – прищурившись, воскликнул он.

Все дело было в той самой золотистой цепочке. Не строгий ромб с прямыми линиями и острыми углами. Просто ромбовидная форма. Вписанная в крышку табакерки цепочка должна чуть прогибаться внутрь, как стебель, склоняемый порывом ветра. А остроту углов, конечно же, следует сгладить изящными тонкими бантами. Материал – разумеется, золото, и тоже бриллианты, чтобы банты не терялись на фоне цветков и жемчуга.

Эскиз готов! Табакерка будет на первый взгляд обманчиво-простой. Но уже через секунду всякий поразится ее элегантности. Все элементы гармонично сочетаются, нет ни одной лишней детали. Владелица будет довольна!

Заказчики теперь всегда довольны. Им нравятся изделия от Фаберже. Да, было тяжелое время, когда прежние клиенты, привыкшие к обилию драгоценных камней и золота, недоуменно смотрели на выставленные в витринах нефритовые часы, гильошированные эмалью портсигары, бокалы и кубки со скромными орнаментами. Слишком отличались эти вещицы от того, что обычно предлагают ювелиры. А если даже кто и решался на покупку, то морщился при виде шкатулки, в которую упаковывалось изделие. Шкатулки прекрасные, никакого вульгарного бархата. Идеально отполированное дерево, карельская береза или белый дуб, внутри серебристый атлас. Они закрываются легко и бесшумно. Их можно даже уронить в таз с водой – а внутрь не просочится ни капли. Впрочем, редким покупателям шкатулки не нравились. В то время было от чего прийти в отчаяние, но… Когда после лихорадочной работы над эскизами и восковыми макетками вдруг удается найти форму изделия, проявляющую всю красоту камня. Когда мастера тоже загораются этой же мыслью, сами бросаются к верстаку, или точно объясняют подмастерьям, какой должна быть шлифовка или гравировка, как закрепить камни, где украсить. Тогда рождается вещь, совершенная, как морозный узор на стекле, как первые клейкие листочки весны. Какое отчаяние, какие клиенты?! Забыто, не важно. От счастья на секунду перехватывает дыхание. А потом вместе с воздухом каждая клеточка тела наполняется неотвратимо сильным желанием продолжать. Рисовать новые эскизы, опять выбирать камни, стараться сделать лучше тех ювелиров, чьи работы находятся в коллекциях Дрездена и Парижа. Бояться, переживать, радоваться, продолжать…

Продолжать.

Хотя – какая досада! – надо ведь все-таки и спать, и кушать. А еще обязательно – прогуливаться хоть немного на свежем воздухе. Едкие пары кислот и щелочей проникают из мастерской в кабинет, царапают глаза, теснят грудь. Приходится больше доверять мастерам. Самому за всем следить очень хочется! Да только невозможно…

Доверие главным мастерам. Создание в мастерской нескольких отдельных производств – ювелирных, золотых, серебряных, даже токарных. Все это оправдалось после того, как от клиентов не стало отбоя. Эта от безысходности придуманная схема позволила работать много, быстро, уже с прибылью…

– Карл?! Ты что, еще не ложился?

Появившийся на пороге кабинета брат от неожиданности уронил стопку эскизов.

Карл хотел помочь ему собрать рассыпавшиеся по полу бумаги, но спину вдруг кольнуло болью.

– Да, не ложился, – простонал он, потирая поясницу. – Рисовал. Потом вспоминал, как мы с тобой начинали. И про керченский клад.[20 - Как отмечается в книге Джона Буфа «Фаберже», настоящая популярность к возглавившему в 1870 году семейное предприятие Карлу Фаберже и его брату Агафону, работавшему на фирме как дизайнер, пришла после выполнения заказа германского императора Вильгельма II. Изготовленные в мастерских Фаберже копии украшений из керченского клада было невозможно отличить от оригиналов.]

Агафон довольно улыбнулся.

– Да, у Колина[21 - Эрик Колин, финн по происхождению, – один из первых мастеров фирмы Фаберже. Его мастерская специализировалась на изготовлении копий керченских украшений и работах, близких им по характеру.] теперь дело пошло, от заказчиков отбоя нет. А кто смеялся над моей страстью к золоту?

– Больше не смеюсь, – Карл примирительно поднял руки, любуясь вспыхнувшим мальчишеской радостью лицом брата. – Признаю, твоя тяга к скифам оказалась выгодной для фирмы. Ты вообще…

Он собирался похвалить Агафона. Сказать, что ценит его как художника. Но с языка после беглого взгляда на бумаги сорвалось совсем другое:

– Что это? Нет, нет, все же неправильно. И по этому эскизу уже изготовлено колье?!

Брат кивнул.

– Да, по всем этим эскизам сделаны вещи. А что?

Карл принялся щипать бородку. Лежащий наверху стопки эскиз не то чтобы совсем плохой. Но рисунок линий мог бы быть чище. И к чему мелкие алмазы вокруг крупного камня? Они повышают стоимость колье, такая работа дорого стоит. Но результат не оправдывает цену.