Тайна «Красной Москвы»

Анри вопросительно посмотрел на жену. Действительно, в последнее время «брокаровское» мыло подделывали повсеместно. Оно стоило точно столько же, сколько стоит оригинальное, однако плохо мылилось и не обладало тонким приятным запахом. Недовольные покупатели обращались на фабрику – и Анри приходилось терять на разъяснения много времени.

– Ты думаешь, теперь нечистым на руку дельцам станет стыдно? – поинтересовался Анри, обнимая жену.

Она отстранилась и посмотрела на него ласково:

– Ты никогда не поймешь эту страну и этих людей, любезный мой супруг. Им никогда не будет стыдно подделывать твое мыло. Но теперь мы разместим на этикетке вензель императорской семьи. А за его подделку – уже каторга. В кандалы им неохота. Так что они остановятся и прекратят трепать нам нервы…

Шарлотта оказалась права.

Количество подделок сократилось. А понять Россию оказалось для Анри задачей очень сложной или даже вовсе невыполнимой.

Как радовались они с Шарлоттой открытию собственного магазина! К первому дню работы во всех газетах было отмечено это событие как очень значительное для Москвы. Специально к торжественному дню были изготовлены праздничные наборы ценой в один рубль. В них входили и мыло, и духи, и одеколон, и помада, и пудра, и саше. Анри представлялся праздник, солнечный, радостный, семейный. Но с утра двери магазинчика вышибла яростная разгоряченная толпа. Люди хватали подарочные наборы так рьяно, как будто бы помирали от голода, а тут щедрой рукой им даровали корку хлеба. Конная полиция едва справилась с морем покупателей, пролития крови удалось избежать только благодаря воле Всевышнего.

А какой казус произошел на выставке с одеколоном «Цветочный»!

– Я сделаю фонтан из одеколона, и дамы станут туда опускать платочки, – мечтал Анри, предвкушая эффектное представление нового одеколона.

Однако какие платки – набившиеся в павильон мужики опускали в ароматнейший одеколон свои тулупы! Потом Анри казалось, что вся Москва пропиталась этим цветочным духом, и было его уже так много, что запах утратил всю свою красоту, и терпкая смесь гвоздики, ландыша и жасмина стала настырной и даже раздражающей…

* * *

Моя дочь – эксгибиционистка.

Даринка всегда ненавидела одежду, орала истошным ором при любых попытках надеть на нее ползунки или комбинезончик. Как только у леди стало получаться раздеваться – она с удовольствием только этим и занималась. Стаскивала красивые платьица, которые я выбирала для нее с любовью и восторгом (в моем детстве таких тряпочек для маленьких принцесс не было и в помине) и расхаживала нагишом по квартире, периодически заваливаясь то на голенький животик, то на попку. Теперь вредной малипусе пять лет, и она прекрасно понимает, что в детском садике или в присутствии незнакомых людей устраивать стриптиз категорически нельзя. Но дедушка-бабушка – свои в доску, с ними можно балдеть, как только заблагорассудится.

И вот мы празднуем наконец мой день рождения. Даринка, уже сонная, сидит на стуле в одних трусиках и, похоже, терзается дилеммой: пойти спать или съесть еще кусочек торта?

Обычно я не разрешаю ей избавляться от одежды (ребенку скоро в школу, пусть привыкает!), и покупная выпечка если и позволяется, то в небольших количествах.

Но сейчас у меня нет сил воспитывать дитятку и ругаться с ней.

Пускай делает что хочет…

– Как дела у Седова? – поинтересовался папа, наливая себе виски. – Что ж ты его не пригласила? Мы бы с ним вискаря за тебя хлопнули.

Я вздохнула:

– Вот поэтому я его и не пригласила. У Володи были серьезные проблемы с алкоголем. У следователей рабочий день ненормированный. Выпивают, чтобы взбодриться, чтобы согреться, чтобы голова лучше соображала. После передачи дела в суд – застолье. За любые услуги друг другу – бутылка. Потом вот так, незаметно раз – и алкоголь становится проблемой. Жизнь со следователем и так не подарок, времени свободного нет, денег особых тоже, настроение мрачное после трудовых будней. А тут еще запои… Жены от таких ребят сваливают в темпе марша – и это опять повод выпить… Седов вовремя осознал, куда катится, и остановился. Так что не будем соблазнять моего приятеля. Для алкоголиков в завязке стаканчик виски – угроза, а не удовольствие.

Мама под шумок этого монолога ловко подкинула на мою тарелку куриную отбивную и поинтересовалась:

– Так а кто убил несчастного химика? Что Володя сказал?

– Мусь, Седов приехал, потому что я ему позвонила. Дело будет вести другой следователь. Миронов его фамилия, вроде толковый. А кто убил – это долго выяснять еще будут. Мне показалось, что парфюмер, Орехов, может кого-то подозревать. Я честно рассказала Миронову о подслушанном разговоре. Получается, в мастерской был какой-то раритет, артефакт. Духи «Красная Москва» – если я правильно расслышала.

– С ума сойти – из-за духов человека убить, – возмутилась мама.

Отец сделал глоток виски и сморщился:

– Сегодня и без особых причин убить могут. Жизнь человека ничего не стоит. Лика, надеюсь, ты не собираешься играть в следователя и ловить убийцу?

Я покачала головой.

Конечно, еще лет десять назад в такой ситуации я бежала бы впереди паровоза.

А сейчас у меня есть дочь, вся в свою мамочку – упрямая, вредная, шустрая. Если со мной что-то случится, Дарина сведет бабушку и дедушку с ума. Так что надо заботиться о себе, дабы самостоятельно взращивать сей цветочек. Не стоит перекладывать на других свои обязанности, свинство это…

К тому же Миронов мне показался толковым дядькой – вопросы задавал грамотные, судя по лицу – особо не пьет. Так что разберется; отловит урода, который проломил некоему Юрию Иванову череп. Каждый должен заниматься своим делом. Пусть сотрудники полиции и следственных комитетов ловят преступников, отправляют их за решетку. А я буду придумывать добрые светлые сказки, где есть самая настоящая любовь и где добро всегда побеждает зло.

– Родители, вы можете быть совершенно спокойны. Я не полезу в это дело, в моих следовательских потугах нет никакой необходимости, – заверила я, невольно улыбаясь: Дарина перепачкалась в крем и шоколад до самых ушей. Правда, голубоглазого ангелочка с копной светлых кудряшек это ничуть не портило. – Я уверена, что следователь сам прекрасно со всем разберется.

– А ты пойдешь к этому Орехову, чтобы он придумывал для тебя личный парфюм? – не успокаивалась мама. Все мамы такие, я и сама пытаюсь обуздать в себе вечно беспокойную наседку – никаких успехов. – Вот ты придешь еще раз в эту мастерскую, а там опять убийца, и мало ли что может случиться…

У меня зазвонил телефон, и я, увидев недавно внесенный в книжку номер Миронова, вышла из-за стола.

В голове пронеслось, что Муся и так вся на нервах, а из моей мобилы слова собеседника слышны не только мне – ни к чему маме лишние подробности.

На вызов я ответила из кухни. И правильно сделала.

– Лика, на статуэтке, которой убили Иванова, обнаружены ваши отпечатки пальцев. В своих показаниях вы говорили, что не прикасались к ней.

– Совершенно верно, не прикасалась, – отозвалась я охрипшим голосом, распахивая холодильник. Где тут у Муси валидол? Очень для меня это сейчас актуально… – Я заметила статуэтку под столиком и не трогала ее.

– Лика, мне надо с вами поговорить. Криминалист, который снимал ваши отпечатки, сейчас обработал статуэтку и уверен, что ошибки быть не может.

– Послушайте, но я же вам рассказывала… Я оказалась в этой мастерской случайно… если бы мой муж в Штатах не сломал ногу, он никогда не стал бы покупать мне подарок на день рождения через Интернет…

– Я все понимаю. Успокойтесь, я ни в чем вас не обвиняю. Вы человек известный, у вас проблем с законом не было. Но вы и меня поймите: отпечатки совпали, мне надо взять ваши показания. Приезжайте. Вы можете сейчас записать адрес следственного отдела?

Я уныло пробормотала:

– Говорите, я запомню…

Закончив разговор, я забралась на подоконник, обхватила руками колени и уставилась на бегущие за окном цепочки машин.

Мой мозг, последние годы сочинявший детективные романы и сценарии, просто свистел, как старый закипающий чайник, пытаясь обработать полученную информацию.

Я не убивала Юрия – это совершенно очевидно. Я вообще его не знала! Если я и смогу кого-то убить – то разве что в ситуации самообороны. Но это же совершенно не тот случай! Юрий, разумеется, не нападал на меня! Я пришла – а он там лежит, уже мертвее мертвого. Тогда откуда там мои отпечатки? Я не трогала этой статуэтки, не трогала! Уж я-то точно уверена, что была в этой мастерской впервые и не хваталась за орудие убийства!

Можно было бы теоретически предположить, что я могла бы потрогать эту статуэтку в магазине – а потом она попала к Орехову. Но практически таких совпадений не бывает. К тому же антиквариат не мой конек. Я точно не прикасалась к похожим вещицам ни в магазинах, ни в квартирах друзей.

Наверное, любой автор детективных романов, если не на первой книге, так на десятой, начинает интересоваться: а возможна ли такая ситуация, когда человек трогает, допустим, бокал, а потом этот отпечаток с него снимается и переносится на орудие убийства, пистолет (или статуэтку, как в моем печальном случае)? Я консультировалась по этому вопросу с криминалистом, и его мнение было однозначным: такое невозможно, папилярные узоры потожировых следов – вещь хрупкая. Теоретически можно «забрать» отпечаток на бумагу вроде кальки, но «перенести» проблематично, он будет смазан, и на поверхности останутся посторонние следы.

Неправильная идентификация при сравнении одинаковых отпечатков опять-таки невозможна. У меня в мастерской «откатали пальцы», и если эксперт увидел совпадения – значит, они есть, каким бы невероятным это ни казалось!

Итак, получается, отпечатки на злополучной статуэтке принадлежат мне, только мне.

Хотя я точно знаю, что не прикасалась к той по виду мраморной полуобнаженной наяде…