Автостопом до алтайского яка

В лагере, собравшись небольшой компанией, болтаем про автостоп. Я спрашиваю, а девчонки рассказывают, что иногда они даже танцуют на обочине, привлекая внимание водителей.

Мне в одиночестве не только танцевать, но и в юбку переодеваться страшно, так как юбка – это уязвимость.

Одна из девчонок рассказывает, что, идя стопить, она переодевается как на сцену:

– Я однажды надела соломенную шляпку, платье с шикарнейшей фиолетовой воздушной юбкой и взяла дамскую сумочку. И мне остановил водитель кабриолета!

– Что? – дружно смеёмся мы.

– Да! – радостно кричит она. – И мы поехали на совершенно отпадную вечеринку!

Хохочу и качаю головой, поражаясь её затейливости.

– Водители разные попадаются, – просвещает меня она же. – Один раз водитель увёз нас в какую-то глушь и начал ко мне приставать. Пришлось изображать, что напарник – это мой парень. Было страшно.

Блин, а у меня даже напарника нет.

– Ага, и не стоит садиться в машину с подвыпившими веселыми парнями, – вторит ей другая, и я понимаю, что она говорит уже про свой отрицательный опыт.

– Прежде чем сесть в машину, посмотри водителю в глаза. Водитель может быть без зубов или агрессивно орать, а на деле оказывается добрейшим человеком, – продолжает делиться девочка. – И наоборот, обладатель приятного баритона может оказаться уродом со стажем. Так что главное – это глаза. И если что-то не нравится, то я обычно говорю заранее заготовленную фразу.

– Какую? – я всё внимание.

– Спрашиваю, например, куда он едет и говорю, что мне надо в обратную сторону.

– А я просто дверь машины захлопываю, без всяких объяснений, – говорит другая.

– Да можешь просто спросить, как пройти в библиотеку! – смеётся первая.

– В библиотеку? – перебиваю я. – И что он про меня подумает?

– Вежливость – это, безусловно, хорошо, – поясняет девочка терпеливо, – но твоя безопасность – дороже. Тебе нужно в библиотеку, причём пешком! И точка. «Извините, до свидания, я передумала». Захлопнула дверь. В противном случае есть вероятность того, что ты получишь сполна, согласно своей карме и даже больше. «Огребёшь пирожков по самые гогошары», что бы это ни значило.

Парень, которого зовут Женя, согласно кивает головой, поддакивая.

С ним мы ещё увидимся – буквально этой ночью.

Иду гулять в другой лагерь – там у костра сидит парень. Знакомимся.

– Меня зовут Пустота, – говорит он.

– Вот как? – улыбаюсь я, желая объяснений.

– Я понял, – говорит он. – Пустота – это чистота. Это то, за что нельзя ухватиться.

Мы обсуждаем разные темы, про то, что мысли, хоть и нематериальны, но могут сделать больно. Про том, как надоел внутренний диалог внутри головы. И про то, что:

– Нужно слушать промежутки между словами, – цитирует парень Экхарта Толле.

Чуть позже вместе с ним мы попадаем на семинар по самогипнозу. Ведущий рассказывает нам про подсознание, которое защищает от принятия жизненно-важных решений во избежание страшных перемен: о большом его потенциале, и что надо только донести до подсознания важность некоего дела, и тогда оно виртуозно поможет в его решении. Достигается это состоянием транса, которое возникает во время засыпания и просыпания.

Иногда, когда люди смотрят на костёр или, когда долго едут за рулём машины, это состояние тоже приходит. Тогда я ещё не знаю, что он говорит о чём-то, похожем на метод Сильва, основанный на альфа-ритмах в головном мозге.

Расходимся по парам, и мы вместе с Пустотой практикуем гипноз. Он лежит на коврике, а я «веду» его по поляне в пещеру, где он ищет и находит ответ на свой вопрос. Я чувствую себя каким-то проводником, очень ответственным за результат. Потом я вывожу его из пещеры обратно на поляну, вывожу из транса и внезапно решаю пошутить, говоря тем же тягучим голосом на выдохе:

– А теперь скажи пин-код от своей карты…

Парень, ни секунды не задумываясь, говорит четыре цифры. Я хохочу в полный голос, а потом начинает смеяться и он. Цифры я, правда, не запоминаю.

Оказывается, можно загипнотизировать и саму себя, например, от холода. Если человек идёт по морозу, и ему надо выдержать несколько минут, то с помощью гипноза можно внушить себе, что на улице жарко и прийти в конечный пункт без признаков переохлаждения или обморожения. Потом, правда, придётся восполнить те глубинные резервы организма, которые были задействованы.

Семинар по Алтаю проходит дважды. На первый я прибегаю так быстро и вовремя, что пропускаю его. Да, именно так. Полчаса, с ручкой, картой и тетрадкой я сижу в ожидании, а потом, расстроившись, ухожу прочь. Поэтому первый семинар, начавшийся на сорок минут позже назначенного, проходит мимо меня.

– Как так-то? – расстроенно пристаю к Лёше, который его вёл. Оказывается, здесь нет понятия «пунктуальность». Мы же в лесу! На фестивале! Мне стоило догадаться!

Лёша думает-думает и решает провести второй семинар. Он сообщает об этом на Кругу после ужина ко всеобщему одобрению и моим восторженным воплям.

На второй семинар он приходит слегка заспанный, садится прямо на землю по-турецки (а, вернее, по-алтайски) и начинает подробно рассказывать. Про Алтай. Про медведей, которые определяют в какой из банок есть сгущёнка, даже если на них нет этикеток. Про то, как он спал в целлофановой трубе, путешествуя по тайге. Про водопады Чулышмана и каменные грибы, облепиху и яков, которых на Алтае называют сарлыками. Что от жары лучше пить чай с солью, и добавлять в него молоко, чтобы усваивались и жирорастворимые витамины. Что мёда нельзя есть много. Про то, как прекрасен Усть-Коксинский район и его пейзажи Рериха. Про хариуса в реках. Про озёра в чашах, образованных скалами. Про корень, который бодрит покруче кофе. Про то, что южнее Чике-Тамана русские не приживаются. Про непредсказуемый местами алтайский климат, когда днём пекло, а ночью могут ударить морозы. Про ураганы и снег, который может выпасть ранней осенью, и про морозы до минус двадцати по ночам. Про криминальность отдельных сёл, а затем, наоборот, про отзывчивость алтайцев. Про то, что всех нас алтайцы делят на пять групп: «р?хнутые», «прикольный хиппи», «альпинист», «торчок» и «турист».

Он с лёгкостью произносит названия различных пунктов, перевалов и озёр, которые я не успеваю находить на своей карте, – названия звучат красиво, своеобразно.

Лёша говорит, что все алтайцы – очень красивые люди. Он и сам красивый, гармоничный человек: у него глубокие, цыганские глаза и ещё он мастерски играет на барабане.

– Чтобы отпугнуть медведя, – отвечает Лёша на мой вопрос, – достаточно положить ложечку в кружку, и засунуть их в рюкзак так, чтобы при ходьбе ложечка слегка постукивала – медведи избегают «человеческих» звуков. Если вы встречаете медведя нос к носу, а он ещё не успел перейти в агрессию, сделайте так: – говорит он нам и хлопает в ладоши. – Звук хлопка у медведя рефлекторно ассоциируется с выстрелом. Если Вы увидели медведя – бежать нельзя. Нужно осторожно и медленно, а затем, быстро отступая, уйти.

Лёша рассказывает, как два туриста перебирались через речку: один уже пересёк её, а другой, оставив рюкзак на берегу, пошёл вброд. Обернувшись на середине реки, он увидел, как медведь тащит его рюкзак в кусты, – в рюкзаке была провизия, все вещи и, главное, паспорт, поэтому наш турист громко закричал на медведя.

Медведь отпустил рюкзак, посмотрел на туриста и в ответ издал такой оглушающий рык, что парень в один прыжок выскочил на противоположный берег, едва ли не пробежав по воде. «Ну его, этот паспорт…».

Лёша рассказывает о мерах первой помощи при укусе змеи так:

– Говорят, что не надо разрезать ранку. НАДО. Говорят, что не надо прижигать её. НАДО. Охотники даже носят в кармане большие охотничьи спички, чтобы сделать это сразу. Или можно это сделать сигаретой, но только сразу. Через полминуты будет уже, скорее всего, бесполезно. Суть в том, что яд змеи – это белок, и при прижигании он коагулируется.

Отсасывать яд также можно.

– Чего точно нельзя делать, – продолжает Лёша, – так это перетягивать конечность жгутом – это чревато её дальнейшей ампутацией. В любом случае лучше что-то делать, чем ничего не делать. Но тут как повезёт.

Выясняется, что среди опасностей особо выделяются пьяные коренные алтайцы: договориться с ними невероятно сложно: они начинают требовать водку или говорить что-нибудь вроде:

– А давай поборемся… А что это тут у тебя? – изучая, например, твой фотоаппарат.

После чего есть риск расстаться с деньгами, вещами и уйти с помятым лицом и печенью. К туристам из крупных столичных городов ненависть на порядок выше.

– Если вы идёте по дикой алтайской местности, – повествует Лёша, – не думайте, что вас никто не видит. Алтайцы-охотники могут созерцать вас так, что вы никогда не догадаетесь об этом.

Спрашиваю у него:

– Насколько опасно там путешествовать одинокой женщине?