Почувствуй это снова

Матвей…

Удивительно, конечно, как он с одного-единственного взгляда определил, что я поправилась. Даже родители, которые рядом каждый день, ничего не заметили. А Матвей смотрит так внимательно, будто видит насквозь. Словно что-то пытается почувствовать. Или я выдумываю глупости, и между нами действительно все кончено.

Плавно закрываю глаза и открываю вновь, возвращая себя в тот самый абсолютный дзен, в скорлупе которого, если можно так коряво выразиться, прячусь все эти недели. И из которого выходить не собираюсь ни при каких обстоятельствах. Что бы ни случилось.

Дома, переодевшись в удобное, я забираюсь на диван с ноутом и включаю сериал. Кладу ладонь на живот и легонько поглаживаю. Нет, я не стану нервничать и изводить себя. Я должна быть сильной ради своего ребенка. Бабушка с дедушкой, да и отец родной, в него непременно до смерти влюбятся. Но, полагаю, не сразу. И этот период необходимо пережить, сцепив зубы. Пройти на тупом упорстве. Не представляю, как без Матвея это получится. Я слишком сильно привыкла, что он всегда, в любой беде рядышком.

Следующий день на учебе проносится быстро. С ребятами держусь отстраненно, это не специально, просто так получается. Покорно отсиживаю лекции и еду домой, где заваливаюсь на кровать, чтобы немного отдохнуть.

Веки в какой-то момент смыкаются, я впадаю в полудрему, представляя, как держу на руках младенца с карими глазами. Чувствую его вес, наклоняюсь и вдыхаю запах. Открываю глаза и тянусь к телефону.

От нечего делать захожу в социальную сеть и листаю фотографии друзей. Приложение тормозит, поэтому я сначала лайкаю Любин новый пост с хештегом «я не художница, а инженер». Затем уже дожидаюсь, пока серый квадратик превратится в фотографию.

Люба выставила селфи из художественной школы. Точно! Сегодня же занятие – я совсем забыла и прогуляла. А вот Любушка скорее экзамен пропустит, чем свое рисование. Выглядит подруга прекрасно: волосы блестят, глаза сверкают в этой обработке. Счастливая! На шее новое украшение. Без задней мысли я приближаю картинку и на секунду застываю, впиваясь глазами в кулончик в виде листочка. Неужели того самого?

Да ну на фиг.

Откладываю телефон на стол и минуту сижу, как-то вдруг осунувшись и притихнув.

Наверное, я беременностью не так сильно шокировалась, а ведь мне, на минуточку, по-прежнему восемнадцать, я себя не обеспечиваю и учусь на втором курсе всего лишь.

Сейчас хуже.

Мыслей в голове нет. Ни единой. Они все разбежались кто куда, да и ловить не хочется. Дурные какие-то, колючие, бешеные.

Потом жадно хватаю мобильный и снимаю чертов лайк! Мне не нравится.

Не нравится! Не нравится!

Хмурюсь.

Это. Блин. Что за фигня?!

Может быть, это абсурдное совпадение, но…

Почему кулон, который мы выбирали вместе с Матвеем, висит на шее моей лучшей подруги?!

Да, Любаша – родной и близкий человек. И я на всё ради нее готова.

Но это мой парень. Пусть бывший, пусть мы стали врагами, а потом зачем-то друзьями. Но это мои странные отношения. Мой Матвей Адомайтис.

Я вновь хватаю мобильный и нажимаю «Пожаловаться». Выбираю первый попавшийся пункт, потому что раздела «Предательство многолетней дружбы» не вижу. А зря, администрации стоило бы позаботиться.

Медленный вдох-выдох.

Если Люба… боже. Если Люба замутила с Матвеем, я ей устрою. Я такое ей устрою!

Спрыгиваю с кровати и кидаюсь к шкафу. Наскоро натягиваю первые попавшиеся легинсы, толстовку. Упаковываюсь в пуховик и вылетаю на улицу. Люба живет поблизости, мы ходили в одну школу, так и познакомились. Добираться минут десять быстрым шагом. Мороз я не замечаю. А щеки покалывает скорее от нетерпения. Захожу в нужный подъезд, поднимаюсь в лифте, нажимаю на кнопку звонка.

Лишь когда открывается входная дверь и я вижу перед собой Любину маму, понимаю, что от моего дома до этого добираться в два раза быстрее, чем от художественной школы.

– Добрый день, – здороваюсь, стушевавшись. По возможности вежливо. – Я к Любе. Она еще не вернулась?

– Заходи, Юль, – весело и беззаботно приглашает Марина Евгеньевна. Делает гостеприимный взмах рукой. – Люба скоро будет, я попросила хлеб купить. Вот-вот уже.

Я настолько обескуражена происходящим, что даже не предлагаю сбегать до магазина. Мы дружим сто лет. Половину сознательной жизни!

– Спасибо, – улыбаюсь, поспешно снимая пуховик.

– Чай заварить или нормально поедим? Планируется поздний обед или ранний ужин.

– Спасибо, пахнет вкусно, но я не голодна. Просто подожду Любу, если вы не против.

– Без проблем. Ты же знаешь, где ее комната.

– Знаю, конечно.

Прохожу к Любе, плюхаюсь на стул и оглядываюсь. Я по-прежнему в дзене, происходящее воспринимаю через защитный слой. Раньше бы рвала и метала, но сейчас…

Вдох-выдох. Жизнь слишком круто меняется, чтобы нервничать из-за друзей. Бывших друзей?

Я часто злилась на Любу, но всегда из-за ее дурного поведения. Связи с не внушающими доверия парнями, в том числе с женатым взрослым мужчиной, делали ее несчастной. Я это видела и переживала.

Сейчас злость совсем другого порядка. Конкретно в данный момент я саму себя не узнаю. Сижу у Любы дома, в ее комнате, рассматриваю ее работы, развешанные на стенах. И не желаю ей добра. Ни капельки.

Тянутся минуты. Монотонные, раздражающие своей неспешностью. Ну где уже она?! Матвей ведет себя как подонок, и после такого фортеля у нас с ним точно ничего быть не может. Но Люба-Любушка, подружка родная, ей-то что я плохого сделала?

От нечего делать беру со стола папку, открываю и начинаю листать зарисовки простым карандашом. Здания, деревья, натюрморты, образы каких-то незнакомых людей. Кажется, вот это я стою у забора. Люба всегда хорошо рисовала и делала это постоянно – жаль, родители не разрешили поступить в вуз по призванию, запихали в технический.

Невольно улыбаюсь, залюбовавшись. Работ много, штук пятьдесят. Заглядываю в самый конец и замираю. На последнем листе А4 изображен Матвей.

Мой Матвей. Набросан схематически, стоит, облокотившись на столб, смотрит куда-то в сторону, между пальцами зажата сигарета. Я мгновенно узнаю этот устало-снисходительный взгляд. Листаю дальше.

Снова он. Теперь лицо крупно.

Дальше профиль. Зарисовка со спины. На очередном листе он сидит, развалившись в кресле. Негодование разгоняет пульс.

В мыслях проносятся обрывки разговоров, Любины советы и замечания. Глазам своим не верю. Я просто… никогда ничего не замечала!

Судорожно листаю остальные работы, но никаких других парней не обнаруживаю. Не то чтобы это была прорисовка всех знакомых. Только моего любимого человека.

Ледяным душем обрушивается сверхосознание. Прижимаю руку к животу, медленный вдох-выдох.

Нет, я не стану нервничать. Буду выше. Если эти двое так со мной поступят, это останется на их совести. У меня свой путь. Свой собственный.

Дверь позади негромко хлопает, я оборачиваюсь и наконец вижу перед собой Любу. Стараюсь вложить во взгляд все то, что сейчас чувствую: обиду, злость, презрение.

Люба выглядит испуганной. Глаза вытаращила, покраснела.