Ванна желаний

А ты машешь – приходи,

Я иду, ты только подожди…

********

Разговор на кухне

Это рано или поздно случается…

– Что? – спросите Вы.

– Прозрение… отвечу я.

Но самое главное оно случилось.

Человек, как правило, жалеет о том, чего не сделал, а не о то, чего сделал не так.

Вот, так и случилось с моей подругой Тамарой. Имя я, конечно, изменила, но могу сказать, что живет она в городе моей юности. Мы вместе поступили в Торговый техникум и вместе сидели за одним столом целых четыре года. Вместе бегали на танцплощадку и в кинотеатр на последний сеанс. Крутили парням мозги и вместе убегали со свиданья. Нам тогда, молодым и красивым, было весело наблюдать, как ребята сначала ищут нас, потом покуривают тайком у подъезда, в ожидании встречи. Нас это забавляло. Потом разъехались и почти одновременно выскочили замуж, и почти, так же одновременно развелись. Не знаю почему, но так получилось… Может просто нам молодым, гордым, своенравным и умным молодым женщинам казалось, что есть где – то это эфемерное женское счастье без проблем, обид и трудностей. Что мы сильные и сможем сами поднять своих детей, не кланяясь и не унижаясь. Это сейчас я понимаю, что это утопия, причем, женского рода. А тогда, казалось все по плечу… Потом наши дорожки разошлись на долгие годы. Я уехала на Вятку, а Тамара осталась дома с родителями и двумя маленькими дочками в родном городе.

И вдруг приходит приглашение на юбилей нашего техникума Советской Торговли. Я чуть не потеряла дар речи. Неужели с момента окончания прошло более 30 лет… Нашла старый Тамарин номер телефона и позвонила ей. Сначала телефон молчал, и вдруг я услышала, такой знакомый мне голос:

– Алло, алло? Кто там хулиганит и молчит?

И как – будто этих 30 лет и не было. Тамара на месте, дома и ждет моего приезда. Это просто здорово. Никакими словами не передать то волнение, которое я ощутила, услышав ее голос. Мы проговорили целый час. А потом я всю ночь не могла спать. Воспоминания нахлынули и взволновали меня. И я поехала на встречу. Я не знала, как мы встретимся, и как сложилась судьба моих однокурсниц, но мое дремлющее подсознание вдруг выплеснуло, как из ушата все и сразу. Мне казалось, что поезд идет медленно, а переживала, что не смогу узнать своих подруг.

Но все случилось, и вот мы сидим в ресторане умудренные, взрослые и не можем наговориться. Я закрываю глаза, и хочется плакать от блаженства ощутить себя в пору моей студенческой молодости. Я слушаю и не могу наслушаться. Ничего не произошло. Голоса все те же. Подружки ссорятся, как и ссорились в студенческие годы. Бурно спорят о чем – то. Рассказывают взахлеб, что с ними случилось за эти 30 долгих лет. Время пролетало мгновенно. Всем хотелось рассказать, поделиться, показать старые и новые фото. Мы с Тамарой сидели рядом и молчали. Нам еще предстояла наша ночь на ее кухне за рюмкой чая или еще чего по крепче. И нам все завидовали, как всегда.

И вот мы сидим на кухне у Тамары, пьем маленькими глотками коньячок и разговариваем по душам, как раньше в пору нашей молодости. Это здорово. Вернее говорит, обычно Тамара, а я слушаю. Она к тому времени уже была шестой раз замужем. Ее дочери выросли. И она по – прежнему жила с мамой. Её домочадцы все уже спали, а мы плотно, закрыв дверь, на кухне сплетничали.

– Знаешь, подружка, ничего ты не разбираешься в мужиках – говорит Тамара.

– Мне бы твою внешность и возможности… У меня бы все было, и они бы все у меня в ногах валялись… А ты сидишь, и сопли жуешь… Изменяет тебе твой и плюет на тебя, так тебе и надо. Мало тебе… Твои тебя не уважают, а все потому, что ты сама себя не уважаешь. Все прощаешь. Это только в поговорках говорится – уступает мудрый, а на самом деле – нельзя им к…м уступать. Сядут и поедут и еще и погонят. И вообще заболеть можешь… Вон мои дочки выскочили замуж, а мне каждый день звонят интересуются… Не умеешь жить, подруга.

Я её слушала и тихонько соглашалась. Да не очень удалась моя жизнь. Оба мужа оказались слабыми, корыстными. Я им помогла карьеру сделать, а потом стала не нужна. Мужчины боятся сильных женщин. Троих вырастила, а они отдалились и даже в гости не зовут и звонят редко. Правда приезжают иногда с внучатами и то ненадолго. Права подружка. Но и завидовать Тамаре не могу, не чему. Не от хорошей жизни мужиков меняет. Сижу тихонько рассуждаю о своем, а Тамара все рассказывает, дает советы и сама с собой вслух рассуждает.

– Ну, ты где? О чем задумалась? Хочешь, я расскажу, как пустилась во все тяжкие? Господи, подружка, это стоило того… Давай макнем по маленькой для смелости, а то хочется кому – то рассказать, аж свербит, а не кому… Нет у меня такой подружки второй, как ты… Жаль далеко живешь… Ну, наливай…

Я налила немного коньячку. Мы выпили, закусили. Хорошо сидим. Тишина. Ночь за окном. Ни кто не мешает… Благодать… Разговор, как ручеек то бежит, то замирает.

– Мой предпоследний начальником был. С сексом слабоват. Вечно сердитый, уставший и недовольный. Сама знаешь, всю жизнь с мамой живу. Приспосабливаться надо. А что делать… Никакой радости не было. Вечно причины искал… Это потом я узнала, что он со своей бывшей тайком встречался, а у меня столовался. Я ведь завпроизводством на базе в столовой работала тогда. Смех и грех… И однажды собрал пожитки и сбежал к своей обратно. Приняла, зараза. Я не очень расстроилась, но неприятно было. Ну ладно, не будем о грустном. Вот тогда я и решила поменять обстановку и поехать в Сочи в санаторий. Это в декабре, представляешь – декабристка… Экстремалка. Нет бы в Турцию или Египет, а то в декабре и Сочи… Вот и получила по полной. Никак успокоиться не могу.

Тамара, задумалась ненадолго. Глаза ее большие с длинными ресницами наполнились влагой. Она, как бы невзначай отвернулась, провела по ним ладонью, смахивая невольно, нахлынувшие чувства.

– Приехала на взводе. Аж, свербит. Думаю, сейчас найду кого – ни будь, и отомщу гаду. Но контингент не тот был. Все больше пенсионеры да льготники. Даже в кабачок выбраться не с кем. Ну, думаю – попала. Пропал отпуск. Одно хорошо, рядом Мацеста. Назначили мне ванны. Здоровье поправляю, хожу на процедуры, подгоняю время. Скорее бы домой. Чего дура приперлась, но не тут – то было. Рядом в Мацесте был военный санаторий и госпиталь. Вот офицеры и ходили тоже на ванны в мужское отделение. Я обратила внимание, что один офицерик поглядывает на меня, но не решается подойти. А я тоже боюсь, подать знак, что заметила. Был он не то с «грузинским акцентом», не то с «восточным налетом», так я и не поняла, а спрашивать не стала. Да и зачем? А они наших баб любят. Высокий, ладный, думаю, моложе меня лет на 8—10. И вот однажды, я шла по городу, вижу, идет. Нарочно остановилась у киоска выбрать сувениры, а сама стою, и оглянуться боюсь. А он подошел, остановился и нарочно, как бы нечаянно провел рукой по моей заднице. Я обернулась, хотела пощечину влупить, но увидела его огромные глаза и замерла. Сам он был серьезный, извинялся, а они, глаза, смеялись мальчишечьим задором и манили пойти с ним… Я чуть не села на мете… Вся вспотела, сердце было готово выскочить наружу… Я молчу, ничего сказать не могу, в горле пересохло от волнения. Даже и сейчас голова идет кругом и сердце ноет… Ты можешь представить, чтоб я растерялась? Нет? И я нет, а тогда сама была не своя… Он стоит, извиняется, улыбается, подлец, а я молчу. Так и не смогла ничего ответить. Купила открытки и почти бегом в санаторий. Прибежала, бухнулась на кровать и давай реветь. Моя соседка бегает, наливает мне валерьянки, а я успокоиться не могу. Вижу его карие глаза, в них бесенята скачут. Вот наваждение… Тогда ж три недели срок был в санатории, а я только 10 дней прожила. Билет обратный уже купила. А с билетами сложно было. Вот и решила, думаю, брошу все и домой поеду. Схожу, обменяю, на какой день куплю билет, тогда и домой поеду. Погода была теплая, но почти каждый день дождь. А что ждать от декабря? Ой, ну давай, макнем немного, и я дальше расскажу, все расскажу, как в омут с головой, все до капельки, как на исповеди. Ты не осудишь, а мне легче будет.

Мы еще немного накапали себе для смелости и вдохновения. Закусили яблочком и сели рядом, как раньше, поперев, руками подбородок и обе замолчали. Я молчала в ожидании продолжения, а Тамара ушла с головой в свои воспоминания. Немного помолчав, она продолжила:

– Думаю, сама себе, хватит дурью маяться, нужно возвращаться домой, завтра не пойду на ванну, а схожу на вокзал и обменяю билет. Но, судьба распорядилась иначе…

Утром после завтрака, лил сильный дождь. Я предварительно сложила свои вещи в чемодан, оставив лишь платья в шкафу, сказала соседке, что пошла на вокзал. Чемодан поставила в шкаф, взяла зонт и пошла, прогуляться и зайти на вокзал, узнать и если, представится возможность, поменять билет на более ранний день отъезда. Погода была мерзопакастная. Дождь лил, как из ведра. Я люблю дождь и гулять в дождь. На улицах почти никого не было. Я медленно шла по тротуару. Дождь барабанил по зонту частой дробью, напоминающей дробь на арене цирка.

– Ну, вот и все – думала я. – Опять струсила, опять мечусь и снова неизвестность. Зачем бегу? Кого или чего испугалась? Сама себя напугала и кем или чем? Тебе скоро на пенсию, а чувства, так и не были востребованы, а жизнь впустую, не только отпуск, прошла.

Но, ты, же знаешь, подружка, мой характерец? Закусила удила – никто не остановит. Взяла себя в руки, решила – сделала… Пришла на вокзал. Встала в очередь. Очередь человек 6—7, но долго длится. Стою, смотрю в окно и думаю, как же здесь красиво. Прожила неделю и не видела всей этой красоты. Пальмы, умытые дождем, скапывали капельками с радужными бликами. Бесстыдницы умылись и еще больше обнажились. Кипарисы потемнели и распушились Хорошо. Кусты роз снова набирают бутоны. И чего мне дома в декабре в отпуске делать? Бежать в свою столовку? Да чего я там за эти годы не видела? Остался еще один человек передо мной, и я почти решилась остаться, как вдруг кто-то опять меня погладил ниже пояса сзади. Я с разворота, подняв руку, для удара, хотела врезать обидчику, но так и застыла с поднятой рукой. Передо мной стоял тот офицерик. Он успел перехватить мою руку. Мне стало жарко, от того, что я с высоты своего роста 173 и всей мощи, могла ударить человека. А силы мне не занимать. Знаешь сколько мяса и фарша за всю жизнь наделала и не только фарша… Мышцы, как у борца. Может поэтому и мужики не видят во мне женщины, а только удобную хозяйку и стряпуху. Да, что об этом… Вот, так и стояли мы с ним в очереди, пока моя очередь не подошла.

– Ну, куда собралась? Хотела сбежать? Ничего не говори… Пошли, поговорим. Уехать всегда успеешь… – говорил офицерик, а бесенята в глазах резвились и звали с собой.

Из очереди, нас вытолкали понимающие отдыхающие, с тем резюме – разберетесь, пустим без очереди. Мы вышли с вокзала, и только тогда я увидела, что офицерик мой в пижаме и тапочках, а сверху черная куртка на плечах наброшена. Он мне просто сказал:

– Молчи и пойдем. Обещаю, живой останешься.

– И мы пошли. Глупо все конечно, но что было, то было. Шли мы минут 15 или больше. Ноги у него промокли, да и мои сапоги хлюпали, зонт не прикрывал двоих и я его закрыла. Оба были мокрые и озябшие. Я волновалась и боялась. Всякие мысли лезли в голову, но он крепко держал меня за руку и почти бегом, быстрым шагом вел вперед. Привел он меня к небольшому 2х-этажному домику и коротко сказал, что снял здесь квартиру на 2 недели, что не обидит меня, и приглашает в гости, согреться, чаю выпить и поговорить. А что мне оставалось делать? Я согласилась. Я тогда поняла одно, что была готова следовать за ним хоть на край света, только бы с ним… Вот такая глупость втемяшилась мне, старой вешалке… Ладно, наливай, подружка, подорожничек, а я огурчик порежу и расскажу дальше.

Я налила в рюмки ароматный коньячок, грамм по 15, подышала ароматом дубовой бочки и напитка, и стала смотреть на Тамару, в ожидания закуски. Она не торопилась. Стояла и смотрела невидящим, отсутствующим взглядом в зеркальное стекло кухонного шкафа. Мне были видны ее глаза и лицо. Глаза затянуло поволокой и туманом, на лице металась, еле сдерживаемая улыбка. В нем я не увидела ни капли раскаяния, ни горечи, а только счастливое и помолодевшее лицо подруги. Пока она старалась нарезать огурец, она пыталась спрятать это, свое счастье, но у нее не получилось. Мы же подруги и знаем друг друга вечность. Тамара сложила нарезанный огурец на тарелку и повернулась. Я ее не узнала. Это была молодая, счастливая и лучистым взглядом женщина. Господи, как мало для счастья надо. Знать, что ты просто нужна и желанна.

– Ну, чего, так мало капнула? Плесни мне еще, а то сгорю, пожар тушить будешь – сказала она, смеясь. Потом выплеснула все разом в себя, потянув, в шутку, носом воздух, и облегченно вздохнула. Потянула носом и вздохнула облегченно.

– Ну вот, так я оказалась, сама того не понимая в снятой им квартире. Вошла, стою. Сердце выбивает барабанную дробь, а сама ищу глазами ход к отступлению. Проверяю, как дверь открывается. Просто так, на всякий крайний случай. Представляешь, дура престарелая, поперлась не зная куда, но ведь было желание, чего врать то… От тебя чего скрывать, было… Пока я, там, у двери возилась в нерешительности, он быстро поставил чайник и принес мне теплые тапочки, нагретые паром. Быстро присел передо мной, расстегнул мои сапоги и надел, почти горячие, тапочки на ноги. Все молча. И только бесенята в глазах танцевали ламбаду. Движения его были ловкие, молниеностные. Двигался по комнате, бесшумно и быстро. Подошел ко мне, расстегнул и помог снять мокрые, куртку и берет. Взял за руку и повел в комнату. Ну, ты же знаешь эти южные апартаменты, ничего лишнего. В комнате стоял диван, стол у окна и два кресла, еще наверно со времен первой мировой. Но, меня удивило следующее: он нагрел утюгом плед, постелил в кресло, так, чтобы я уютно устроилась, и укутал меня им. Я чуть не разревелась от неожиданности. Представляешь, я была готова бороться за свою жизнь с мужчиной не русской национальности. Сама знаешь, что порой говорят и что случается. Готовилась постоять за себя, а опять проиграла в чистую, терялась в догадках и смущении. Такого со мной не было. Я уютно сидела в старом скрипучем кресле. Ноги мои согрелись. И думала – надо же всю жизнь прожила и не знала, что так мало для счастья надо… Немножко внимания…