Сказки русской матрешки о зловещих чудесах

Жека снова заплакала, спрятав мокрое лицо в ладонях.

Из-под кровати к ней на колени запрыгнула Василинка. Жека вздрогнула. Кошечка лизнула теплым шершавым язычком царапину на руке девочки и перебралась к Федьке, свернувшись калачиком на его груди.

– Знаю, Василиночка! – обратилась к кошке девочка. – Ты не хотела царапаться. И погреб ты помогла найти с добрыми намерениями. Ты тоже испугалась, ведь правда?

– Мяу, – ответила царапка и закрыла глазки.

– А вдруг Федя уже умер? – испугалась Жека. – Что делать?

Слезы с новой силой потекли рекой из ее синих глаз.

Василинка мяукнула и, спрыгнув с кровати, начала аккуратно лапкой сгребать осколки маленького зеркала в сверкающую горку. Самый большой осколок она придвинула к ногам девочки.

– Ну, конечно! Умница! – воскликнула Жека. – Как я сразу не догадалась? Можно дыхание проверить зеркальцем!

Девочка взяла зеркальный осколок и поднесла к Федькиному носу. Гладкая поверхность тут же запотела. – Уф, – выдохнула она. – Живой! Ее слезинки, одна за другой, покапали на Федькино лицо.

– А-а-ай-й-й, – застонал мальчик. – А говорила, что ныть не будешь, – еле-еле прошептал он, не открывая глаз.

– Федечка, – радостно выкрикнула Жека и прижалась к нему, поцеловав щеку. – Как я рада, что ты не умер!

Одноклассник ничего не ответил, он снова застонал, повернув голову в сторону плоских плюшевых оленей.

Больше за весь вечер он ничего так и не сказал. Только стонал. Глаза он тоже не открывал. Голова мальчика постоянно металась на подушке. Его бросало то в жар, то в холод. Все тело сотрясала дрожь.

Весь день и весь вечер Жека ухаживала за Федькой. Она, то протирала его холодным мокрым полотенцем, то набрасывала на него одеяло. Время от времени девочка поила одноклассника водой с ложечки. Так, тихо и печально в дом пришла ночь.

– Что, если я соберу осколки зеркала, – подумала Жека. – Возможно, Дженика придет и подскажет, как помочь Феде.

Девочка взяла с кухни совок, собрала в него сверкающую горку и высыпала на стол, отодвинув при этом волшебные ключи и прадедушкины дары. Она стала вертеть осколки, укладывая зеркальную мозаику на белой скатерти. Наконец, зеркальце было собрано.

Внезапно свет в лампах заискрился и погас. – Только не это, – расстроилась Жека. Она на ощупь взяла спички и дрожащими руками зажгла свечу. Рядом с подсвечником появилась матрешка в нарисованной грубой серой рубахе-мешковине с хмурым лицом и седой косичкой. Девочка раскрыла куколку на половинки и обомлела. Из нее вылетели мерзкие летучие мыши, в считанные секунды, исчезнув в зеркальных стекляшках.

Когда девочка заглянула в зеркало на столе, то ужаснулась. Как же ей было страшно! В каждом из семи осколков Жека увидела тело друга, на котором верхом сидела со злобной физиономией гадкая гостья-карлик с черными кожистыми крыльями.

– Вот она, взбалмошная самозванка! Поглядите-ка, сестры, на нее! – заговорило одно из отражений змеиным шипением. – Ну, дуреха, здрасте тебе.

– Ополоумела ты, сестра, что ли! – возмутилось отражение из соседнего осколка. – Какое еще здрасте ей! Пропади ты пропадом, девчонка!

– Ну же, сестрицы-трясовицы, не будьте столь неприветливы, – вкрадчивым голосом заговорило третье отражение. Оно сверкнуло приторно зелеными глазенками и ухмыльнулось, посматривая на Жеку. – Познакомься, детонька, мы – бесицы-трясовицы, лихоманки и лихорадки в одном прекрасном лице!

Жутко стало Жеке, холодок пробежал по ее спине. – Может, в печь осколки бросить вместе с этими лиходранками, – подумала она про себя. – Но, так я не избавлюсь от них и не спасу Федю. Трясовицы невидимо сидят на нем, а зеркало лишь показывает мне их.

– Мяу, мя, – подсказала кошечка, сидевшая возле ног.

До слуха Жеки четко донеслось: – Вымани их!

– Придется чуть-чуть приврать, – сообразила девочка. – Но это ради блага, честное слово, – убеждала она себя, молча.

– Вы прекрасны! Вашей красоте можно только позавидовать, – сказала Жека, часто моргая, чтобы лиходейки не заметили ее неискренность. – Можно подарить вам чудесную косметику? Она еще больше подчеркнет ваше великолепие. Я с большим удовольствием покажу вам, как пользоваться ею.

Девочка спешно наклонилась, достала из рюкзака косметичку, открыла замочек и стала выкладывать на стол содержимое, демонстрируя каждую вещицу перед зеркальцем.

– Это – серебристая тушь. Она превратит ваши глаза в снежные искорки, – показала Жека блестящий длинный футляр. – А вот это – настоящая французская помада! От нее ваши губки станут, словно бархатные лепестки розы.

– Моя помада! – выкрикнуло одно отражение.

– Э, нет, дорогая сестрица, помада моя! – воспротивилось другое отражение.

– Я ее хочу, – заканючила третья сестра в зеркале. – Но тушь мне тоже по душе.

– Стоп, стоп, стоп! – прикрикнула четвертая лиходейка-трясовица. – А ну-ка, девчонка, скажи, чего хочешь взамен? – прищурилась она из зеркальца на Жеку. – Своего дружка пустоголового небось спасти?

– Да, – честно ответила девочка.

– Тогда и у нас предложение! – хмыкнуло четвертое отражение. – Отправишься за лекарством в Ховринскую больницу, что в Москве. С нами туда полетишь. Поисками пилюль сама будешь заниматься. Сама и скумекаешь, как оттудова выбраться. Все поняла, незванка? Косметичку свою сразу отдашь! И помни, к утру не выберешься, я, сестрица старшая, Невея-мертвящая, в избу ворочусь и сгублю навеки друга твоего, болвана!

– Я согласна, – решилась Жека, горько понурив голову.

В тот же миг оглушило девочку громкое хлопанье крыльев. Рассыпалась избушка, точно карточный домик. Провалилась Жека в невесомость тьмы. Как во сне поплыла она стремительно в серо-черных облаках по ночному небу, и опустилась в заросли кустарников возле заброшенной стройки унылого десятиэтажного здания в форме треугольного креста.

– Мамочки, – прошептала Жека, разглядывая в кромешной тьме бетонную громадину с множеством черных оконных дыр. – Я боюсь туда идти.

Зловещее здание дышало на девочку издалека сырым холодом. В нескольких шагах от Жеки вдруг жалобно закричала птичка, отчаянно трепыхающаяся, грудью толкающая тени колючих ветвей, словно прутья железной клетки. Девочка судорожно повернула голову в сторону веток.

Дальше началось самое страшное. Из многоэтажного дома стали вырываться леденящие душу звуки: щенячий скулеж, свист хлыста, лязганье ржавых цепей, сумасшедший хохот и беготня по ступеням. В пустых окнах замелькали тут и там высокие конусообразные призраки. Луна кривой холодной ухмылкой освещала их расплывчатые туманно-белые фигуры.

Жека села на сырую землю, спрятала голову в коленях и пробормотала: – Я погибла. Федя погиб. Все, это конец.

В памяти одинокой девочки мелькнули лики святых в деревянных рамках икон из заколдованной избы. – Передайте моим родным, что я очень их люблю, – произнесла Жека. – И прошу у них прощения.

– Девочка, что тебе нужно в Ховринке, тем более, ночью? – тихий загробный шепот подкрался к Жеке неожиданно.

– Пилюли для моего друга, – волнуясь, ответила Жека. Ее сердечко билось, как у пойманного зверька. – Он умирает.

Жека боялась поднять голову и говорила себе в колени, сильно зажмурив глаза.

– Но ты не найдешь их здесь, – прошептало что-то неведомое. – Подвал больницы заполнен мутно-грязной водой, а выше только бездонные шахты, кирпичные обломки, железки и стекла. Тебе нельзя здесь оставаться. Нехорошими людьми и фантомами кишит недостроенная больница.

– Я не знаю теперь, как мне вернуться, – произнесла вслепую Жека, так и не взглянув на собеседника.

– Пойдем, я провожу тебя домой, – проговорило неведомое и коснулось руки девочки потоком холодного воздуха.

– Я тебя не знаю, – твердо сказала девочка. – И никому не верю.

– Тогда поступим так, – мягко предложил шептун-собеседник. – Я положу в кармашек твоей кофты зеркальце, благодаря которому знакомая тебе волшебница заберет тебя. Договорились?

Жека почувствовала шевеление сбоку. Она радостно подняла голову. Ночь, пугающее бетонное здание и черные кусты по-прежнему окружали ее. Жека сунула руку в карман серой кофты и нащупала овальный подарок прадедушки. Это было ее зеркальце, и оно было целым! Позади вдруг что-то зашуршало и до ушей Жеки глухим эхом донеслись слова загадочного шептуна: – За иконками найдешь пилюли, их старые хозяева позабыли. Прощай!