Психиатрический дискурс во французской философии XX века

2. Безумец как безрассудный, помешанный (insensе) – XVII–XVIII вв. – безумец предстает не как одержимое тело, но как одержимых дух, утрачивая свободу воли. В результате появляется новая клиническая практика, которая становится на службу защиты от безумного духа не только окружающих безумца людей, но и его самого.

3. Безумец как лишенный ума и прав (dеmence) – XVIII–XIX вв. – безумие утрачивает свою дьявольскую природу и связывается исключительно с человеческой природой. Оно предстает человеческой слабостью и следствием заблуждения, но эта слабость еще не определена, а это заблуждение еще не связано с социальными последствиями.

4. Безумец как отчужденный и чужак, как сумасшедший (aliеnе) – XIX–XX вв. – за безумцем признается утрата высшей способности человека, которую дала ему буржуазная революция, – свободы. Оно связывается с потерей статуса свободного и полноправного гражданина и приводит к утрате дееспособности. Следствием отчужденности больного от самого себя оказывается делегирование социальной личности и социальной ответственности, перенесение прав свободы личности на другого и появление опеки над больными.

Эта динамика представлений о безумии в «Истории безумия» [Фуко, 1997] дополнится еще двумя элементами. Одним из наиболее красочных образов этой работы становится «дурак», типаж которого сохраняется до формирования «классического» сознания безумия. Кроме того, описывая рождение психиатрической клиники, Фуко говорит о следующем за чужаком лике безумца – о безумце как «психически больном», конституирование образа которого и связано с той больничной практикой (ee фундамент автор так красочно описывает!). И наконец, у Фуко всегда есть просто «безумие» (folie) в самом широком смысле этого понятия – как предмет его исследования, сохраняющийся в неизменном виде во всех его работах.

Эти типы больных (дурак, одержимый, помешанный, лишенный ума, сумасшедший, психически больной, безумец) – не просто выдумка Фуко. Он очень четко подмечает не только терминологические, но и содержательные различия в понимании болезни и помешательства во французской психиатрии в их динамике. Поэтому при обращении к французской психиатрии не лишне осознавать, о каком безумии ведется речь. Больные, помешанные, безумцы помещались в специальные учреждения, и эта группа была также неоднородна, если посмотреть во временной перспективе.

В психиатрии выделяются несколько типов психиатрических учреждений, каждый из которых имеют свою специфику, своих пациентов и своих докторов.

Тип первый – государственные приюты. Это государственные учреждения, в которые помещалась разношерстная публика: бродяги, преступники, помешанные, тунеядцы, женщины легкого поведения, – словом, все антиобщественные элементы. За этой публикой приглядывали надзиратели, которые использовали разные меры по усмирению особенно буйных индивидов. Первоначально приюты не были связаны с больницами, эта связь укрепилась только после Французской революции.

Тип второй – пансионы. Открытые еще в XVII в. религиозным орденом иезуитов, они управлялись монахами и часто функционировали при больницах общего типа. В них были разные отделения – для относительно благоразумных больных, буйно помешанных и пр. За больными присматривали санитары, а отношение в целом было более сострадательным, чем в государственных приютах. Больных здесь лечили кровопусканием, слабительным и водными процедурами.

Тип третий – санатории или пансионы при больницах. Санатории отличались от приютов. Во-первых, большинство из них были частными и часто в династиях врачей пост директора передавался от отца к сыну. Эти учреждения становились, таким образом, неким семейным делом, семейным бизнесом. Во-вторых, как правило, в силу своего частного, а не государственного характера, пребывание в них было платным, и не каждый больной мог позволить себе такое удовольствие. В-третьих, в санаториях собиралась специфическая «чистая» публика: люди с достатком, именитые, известные или просто зажиточные. И в-четвертых, как правило (разумеется, были и исключения), больные, проходившие там лечение, отличались невыраженностью заболеваний, их мягким течением, т. е., проще говоря, были менее опасными и «менее больными». Некоторые санатории поражали своим «шиком». Пребывание в санаториях напоминало лечение «на водах»: спокойная обстановка, красивые пейзажи, умные доктора и благородное общество, с которым приятно вести беседы. Эти места релаксации были свободны от стигматизации, поскольку статус пациентов, вялое течение их заболеваний, а также то, что они могли позволить себе такой «психический» отдых, способствовали тому, что имеющиеся расстройства воспринимались лишь как временное незначительное затруднение, избавиться от которого и помогала обстановка этих мест.

Тип четвертый – больница. Психиатрические больницы были государственными лечебными учреждениями, где во благо поддержания общественного порядка и лечения больных трудились доктора. Больные, проходившие в них лечение, болели самыми разнообразными заболеваниями, с разной степенью выраженности.

Тип пятый – клиника. Если санатории отличались от больниц по критерию «государственный – частный», то психиатрические клиники выделялись на фоне и тех и других в силу своей не только практической, лечебной, но и исследовательской направленности. Психиатрические клиники финансировались из государственного бюджета, но, в отличии от больниц, были учреждениями при университетах, а точнее, при их медицинских факультетах. Существовала не только психиатрическая, но и хирургическая клиника, клиника детской и подростковой медицины и пр. Деятельность клиник была тесным образом связана с учебным процессом университетов и нередко директора клиник заведовали соответствующими университетскими кафедрами. Поэтому доктора, работавшие там, редко были без ученой степени. В клиниках и одновременно на кафедрах готовили и писали диссертации, совмещая теоретическую и практическую деятельность. Если атмосфера больниц была пропитана духом борьбы и перевоспитания, а атмосфера санаториев – спокойствием и защищенностью, то в клиниках кипела бурная научная деятельность, неиссякаемый научный поиск был их основной целью.

Допинелевская психиатрия – это психиатрия первых трех типов больниц, послепинелевская – больниц с третьего до пятого.

Именно государственные лечебницы становятся плацдармом развития научной психиатрии во Франции. В них работали деятели реформ, велись споры. Каким образом и почему это происходило?

В трудах по истории психиатрии и даже в философских, социологических эпистемологических работах вся история появления психиатрических больниц и научной психиатрии изрядно романтизирована. Эта романтизация нашла воплощение в живописи. Две картины, к которым нас постоянно отсылают французские эпистемологи как к исходной метафоре, призванной наглядно проиллюстрировать становление психиатрии, – это «Доктор Филипп Пинель снимает наручники с умалишенных» Чарльза-Луи Мюллера и «Пинель освобождает умалишенных Бисетра» Тони Робера-Флери. Пинель на этих картинах изображен героем-освободителем. Он в центре внимания, в центре картины, сюжета и истории, от него словно бы исходит инициатива, якобы именно доктор по неизвестным причинам вдруг решает снять оковы с больных и отдает распоряжение перевести больных в палаты.

Конечно же, все было совсем не так. Нельзя говорить об одном человеке, совершившем переворот, а нужно говорить о реформе, которая и породила психиатрию во Франции.

Великая Французская революция подарила свободу многим людям, в том числе и тем, кого принято было называть безумцами, – тем, кто был лишен ума, не работал, не мог содержать семью (а семья не могла содержать их), маргиналов, которых раньше государство просто вытесняло из социума. Поскольку теперь французы планировали построить государство, заботящееся о своих гражданах, заботу должны были получить и безумцы [Дернер, 2006, с. 183–199.]. С целью регулирования этой «заботы» были организованы комиссии, реформированы больницы, а затем и созданы новые, вместе с совершенно новой наукой. Социолог Робер Кастель справедливо называет психиатрию институцией попечения [Castel, 1988]. Психиатрия – это наука, в основании которой (если мы говорим с исторической точки зрения) лежит не специфический интерес к объекту, а практическая необходимость опеки граждан. Нужно быть справедливыми в историческом отношении и не разделять негативного романтизма французских философов, но все-таки признать, что психиатрия появилась не с целью изоляции безумцев, а с целью опеки над ними, хотя ряд эпистемологов в своих исторических исследованиях и показывают, что эта самая опека и была одновременно принудительной изоляцией.

Психиатрия появилась в результате целой реформы, центральными деятелями которой были психиатры П. Ж. Кабанис, Ф. Пинель и Ж. Э. Эскироль, местом проведения – лечебницы, больницы общего профиля, где существовали отделения и палаты для помешанных, а также тюрьмы и прочие места заточения, где могли содержать больных.

Послереволюционная неразбериха с положением больных постепенно начала тяготить государство, и оно учредило специальную комиссию, которая инспектировала состояние системы опеки душевнобольных. Та пришла к выводу о неблагоприятном состоянии системы попечения, и государство решилось на серию реформ. Ведущим практическим деятелем этих реформ стал Филипп Пинель – первоначально врач-гигиенист, а затем психиатр. Он сделал стремительную карьеру и в девяностые годы XVIII века был назначен директором лечебницы в Бисетре, при нем она превратилась в первую психиатрическую больницу во Франции. Бисетр был идеальным местом для реформирования: своеобразный перевалочный пункт, больница-распределитель, куда помещались больные, чтобы затем направиться в тюрьму, приют или в другую лечебницу страны.

Предприняв серию действий, Пинель смягчил порядки в больнице и начал говорить о гуманном отношении к помешанным. Он настаивал на том, что душевнобольных людей следует содержать не как преступников, а как больных [Пинель, 1829]. Необходимо понимать, что Пинель, снимая наручники с помешанных, не освободил их вовсе, не выпустил на улицу, он превратил преступников в больных, а поскольку их статус изменился, он пытался убедить общественность изменить отношение к ним. Акт снятия наручников – символический акт, с которого началось рождение и развитие научной психиатрии. Именно Пинель поднял вопрос о необходимости воздействия на помешанных, он убедил общественность в действенности этого воздействия и в том, что гуманизм приведет к излечению. Теперь эти люди стали «больными», обрели право на попечение.

Таким образом Филипп Пинель создал основания для научной психиатрии и институциональный прецедент, но человеком, который закрепил и последовательно провел их становится его последователь Жан-Этьен Эскироль. Он распространил введенные Пинелем в Бисетре лечебные мероприятия на все подобные заведения во Франции, т. е. развил пинелевский опыт. Его важным достижением было требование медицинского освидетельствования помешанных, ведение истории болезни, т. е. он привнес в лечебницы научный медицинский подход и укрепил статус психиатрии как медицинской специальности. При Эскироле лечебница стала медицинским заведением с определенной обязательной документацией и требованиями. Кроме того, он стал первым преподавателем психиатрии в современном смысле этого слова, т. е. он принес новую науку в университеты. Стараниями Эскироля реформы распространились по разным странам, он активно участвовал в разработке закона о психиатрических больницах, ревностно следил за ходом реформ.

Все идеологи реформирования придерживались органической гипотезы происхождения психического заболевания. Если Эскироль настаивал на том, что в начале заболевания поражается именно мозг, то Пинель исследовал наследственную предрасположенность к психическим растройствам. Однако Пинель также дополнял свою теорию идеей отчуждения как одной из причин психического заболевания, в то время как Эскироль развивал терапевтическую теорию «исправления» больных. Без социальных элементов в теории происхождения и течения помешательства невозможна была трансформация самого понятия в болезнь и совершенно невозможна терапия, появление лечебных учреждений нового типа было бы лишено всякого смысла.

Под влиянием реформирования возобновились дискуссии о причинах помешательства [Каннибих, 2012]. Французские психиатры XVIII в., как их коллеги в других странах, были заняты обсуждением природы психического заболевания. Именно так рождалась научная теория психиатрии. В Германии подобные споры, которые, правда, там случились несколько позже, принято обозначать как споры «психиков» и «соматиков». Эти наименования многое проясняют, и их можно использовать и по отношению к французской психиатрии. «Психики» – это, как правило, философы или изрядно увлекавшиеся философией врачи-теоретики, которые мало соприкасались с практикой. Они считали, что помешательство есть болезнь души и воздействие на него должно быть чисто психическим. «Соматики» чаще были практиками и были убеждены, что к помешательству ведет либо нарушение функционирования мозга, либо расстроенная деятельность каких-то других органов. По прошествии веков, мы знаем, что, как и в других странах, битву «психиков» и «соматиков» выиграли последние. Однако ситуация в психиатрии XX в. еще оживит эти споры в новом антураже.

Приверженцем дуализма был Буасье де Соваж, по мнению которого расстройства психики – это следствие болезни мозга, повреждения его волокон, однако психическое тоже играет свою роль: развитие заболевания зависит и от способности человека контролировать свои страсти. «Психическую» теорию развивал психиатр Ле-Камю. Внешняя среда влияет на человека: климат, воспитание, место проживания формируют не только характер, но и болезнь. «Соматической» гипотезы придерживался Дюфур, но для него источник болезни не мозг человека, а совсем другие органы. Патологические процессы в кишечнике, печени, селезенке вызывают расстройства психики.

Однако XIX в. сохранил эти споры. Родоначальники французской психиатрии, разумеется, придерживались «органической» гипотезы (психическая болезнь – это болезнь мозга). Эскироль говорил о том, что болезнь начинается в мозге, причем сначала нарушаются его психические процессы, а затем поражения касаются нервной ткани. Развитие анатомии продвинуло исследования причин и динамики психических расстройств на новую ступень, выведя на обсуждение во Франции проблему прогрессивного паралича. Прогресс в психиатрии стимулировали открытия А. Л. Ж. Бейля, который представил доказательства того факта, что некоторым формам помешательства предшествует воспаление мозговых оболочек и связал этот процесс с прогрессирующим параличом. Психиатрическое сообщество раскололось: одни (Бейль) считали, что паралич является обязательным спутником помешательства, что доказывало мозговую природу последнего; другие (Кармейль) – что это два независимых расстройства и что их причины и динамика различны. Споры провоцируют рост патологоанатомических исследований в психиатрии, что только способствует становлению научной психиатрии.

Значительно увеличилось количество анатомических исследований помешательства благодаря учению австрийца Франца Йозефа Галля. На основании динамического изучения различных отделов и слоев мозга он пришел к выводу, что мозг неоднороден и включает ряд независимых, но взаимосвязанных отделов. Он выделил более примитивные и более дифференцированные структуры, а также высказал ряд предположений о связи конкретных отделов с реализацией разных психических функций. Основанное им учение – френология – хотя и снискало множество противников и было впоследствии названо псевдонаукой, в целом способствовало пересмотру гипотезы о связи помешательства с нарушением деятельности мозга и усилению внимания к соотношению функционирования отдельных его областей.

Ян Гольдштейн в своей работе по истории французской психиатрии [Goldstein, 1987, p. 240–276] рассуждал о значении философии в реформе психиатрической системы, показывая, что философы XIX в. обращали пристальное внимание на психиатрию как науку, способную оказать определенную помощь философии. Так, Кондорсе настаивал на том, что мы должны уделять ложным ходам разума не меньше внимания, чем нормальным его способностям, ибо это также ведет нас по дороге исследования разума и обнаружения истины. Врач-идеолог Моро де Ласарт побуждал философов к посещению тех учреждений, в которых обитали душевнобольные, дабы расширить узкие границы метафизики: болезнь обращает нас к принципам функционирования и здорового человека. Эскироль в 1816 г. высказал желание увидеть такого философа, который обратится от суматохи мира к исследованию сумасшедших, где этот мир предстает во всей его наготе и незащищенности. Гольдштейн называл эту жажду психиатров обратить философов к безумию общим мотивом французской психиатрии того времени.

Гольдштейн показал, что во Франции психиатрия развивает свои отношения с философией в двух направлениях (эти же направления другие авторы выделяют применительно к философии и психологии). С одной стороны, философия пыталась закрепить свои позиции как метафизики, в том числе исследующей метафизику патологической душевной жизни. С другой стороны, эволюционировало экспериментальное направление психиатрии и психологии. Новая философия конца XVII–XIX в. балансировала между двумя возможными путями. Все связи между науками – философией, психологией, психиатрией – есть следствие сохранения хрупкого равновесия в промежуточном пространстве.

Первое направление, связанное с экспериментальными исследованиями, развивалось в работах психиатров-реформаторов. Они были врачами и, разумеется, придерживались медицинской гипотезы, что, как подчеркивал Гольдштейн, способствовало формированию позитивистских оснований психиатрии. Пинель и Эскироль, конечно же, были приверженцами «органической» гипотезы, и с них как флагманов начался отход психиатров от метафизики, стимулированный и анатомическими исследованиями.

Философы, естественно, сопротивлялись этой волне, по-прежнему держась метафизической интерпретации безумия. Теодор Жуфруа, ученик Виктора Кузена, в 1830 г. говорил о том, что мы не можем ничем заменить метафизический анализ чистого разума, поэтому психология является исключительно философской наукой, и психиатрия как психология патологического должна также черпать из нее. Уже через восемь лет после этого выступления доктор Бруссе пытался доказать, что философия должна взаимодействовать с физиологией, встав на путь позитивизма. В пример он привел популярную тогда френологию, называя ее самой позитивной философией, которая только и могла существовать. Френология закрепляла, по сути, отход психиатрии от метафизической традиции.

Второе направление, чисто метафизическое, всячески пыталось связать философию, психологию и психиатрию. Центральной его фигурой был Пьер Поль Ройе-Колар – врач и одновременно философ-метафизик, последователь Виктора Кузена. В начале XIX в. он был преподавателем первого учебного курса по психиатрии (психической медицины) в Парижском университете, одним из первых, кто двигал становление научной психиатрии. По его убеждению, психическое заболевание нуждается в «нравственном лечении». Ройе-Коллар и его коллеги, психиатры-метафизики, указывали на тот факт, что, несмотря на обилие физиологических исследований, их явно недостаточно, чтобы объяснить все многообразие психических заболеваний, поэтому в их происхождении, течении и лечении закономерно предположить роль и нефизиологических факторов. Философы и врачи начали в этом случае говорить о расколе, расщеплении психического, расщеплении памяти и воображения – словом, о двойственности психического, и это учение впоследствии вылилось в теорию психического автоматизма.

Попыткой найти компромисс и снять конфронтацию между двумя направлениями является психосоматика, а также сочетание метафизического и физиологического компонентов в лечении (одновременно моральное перевоспитание и лечение кровопусканием и прочими физиологическими методами). Однако в психиатрии метафизика XIX в. не смогла конкурировать с нарастающим позитивизмом и стала сдавать свои позиции. В конце концов первое направление все-таки взяло верх.

В начале XX в. философские дискуссии в поле психиатрии подкреплялись популярными и многочисленными исследованиями антропологов [Devereux, 1970, p. 215–247]. При изучении первобытных племен обнаружилось, что в культурах с неразвитой цивилизацией нет психических заболеваний, т. е. психически больные люди по тому статусу, который им придается в цивилизации, не встречаются в примитивных культурах. В рамках обсуждения проблем этнографии философы начали говорить о том, что психическое заболевание является болезнью цивилизации, в которой душевнобольные вытесняются за пределы общепринятой морали. Эти исследования окажут сильнейшее влияние на французских философов науки, на эпистемологов, которые будут трактовать социальную изоляцию психически больных как обязательный элемент цивилизованного общества и через практики вытеснения и отчуждения безумцев будут пытаться подобраться к ядру общественной морали и культурного сознания европейского общества.

Предыстория французской психотерапии: исследования магнетизма и терапевтический гипноз

Психотерапия в своих исходных формах развивается независимо от развития научной психиатрии. Она имеет древние корни в различных формах врачевания души, не раз описанных в специальной литературе. Французская психотерапия в качестве ближайших предшественников, таких как практика психического воздействия, выросла из практики магнетического внушения и лечения.

У истоков этой практики, возникающей в конце XVIII – начале XIX в., стоят Франц Антуан Месмер и маркиз де Пюисегюр. Месмер считал, что ряд недугов можно исправлять путем воздействия на психику через внушение. Тело заболевает, когда в нем неправильно распределяется психическая сила, флюид, и если его функционирование вновь привести в норму, симптомы исчезнут. В своей практике Месмер не ограничивал свои методы чистой силой внушения, он действовал через прикосновение или использовал переходные предметы, подобно тому, как сейчас ведется детская психотерапия. Он передавал силу флюида через разные предметы, широко известен был, в частности, «чан» Месмера. Наблюдательный Месмер заметил, что после прикосновения многие люди впадают в измененное состояние сознания, в сомнамбулизм, а после выхода из этого состояния выздоравливают. Он уже описывал ситуации, когда человек даже в этом своеобразном полузабытьи сохранял способность общаться с магнитезером, и это общение было в высшей степени продуктивно. Последователь Месмера маркиз де Пюисегюр продолжил развивать его практику и сосредоточился на теории искусственно вызванного сомнамбулизма. Он поставил диалог с больным в центр лечения и настаивал на том, что именно вербальный контакт с доктором является обязательным элементом для исцеления.

Далее развитие терапевтической практики лечения гипнозом шло в рамках двух школ. Во-первых, это школа Нанси, в которой гипноз понимали как внушенный сон, с которым нужно работать путем психического воздействия. Во-вторых, это сальпитриерская школа, во главе которой стоял Жан Шарко. Его приверженцы вслед за идейным вдохновителем трактовали гипноз как результат физического воздействия. Последняя школа стала колыбелью многих психиатров и психологов, в частности она взрастила Пьера Жане, да и, можно сказать, самого Зигмунда Фрейда.

Психоанализ можно назвать столь же французским, сколь и немецким детищем. Его родоначальник З. Фрейд слишком многое взял у своих предшественников. Д. Анзье отмечает, что «понятие бессознательного – не новость для тех, кто воспитывался в традициях немецкой культуры» [Шерток, Соссюр, 1991], подчеркивая тем самым неноваторский характер введенного Фрейдом термина и самой теории. Не новостью учение о бессознательном психическом было и для французской традиции.

Наблюдение за феноменом бессознательного происходит в рамках магнетической традиции. Еще Месмер писал, что после выхода из состояния сомнамбулизма многие его пациенты забывали свои магнетические переживания. Он предположил обратный механизм работы мозга: во время эпизода сомнамбулизма у человека открывались новые возможности памяти по сравнению с состоянием бодрствования. Его ученик маркиз де Пюисегюр, наблюдая сходные явления и, в отличие от учителя, умело работая с ними, стал разделять два вида памяти: той, которая свойственна нам в обычной жизни, и той, которая открывается нам в состоянии гипноза. В начале XIX в. все чаще и чаще стали звучать утверждения о том, что иногда наши решения принимаются под влиянием скрытых от сознания факторов. Однако именно во Франции речь идет не о бессознательном, а об автоматизме. О нем писал родоначальник спиритуализма Мен де Биран, этот термин употребляли и в медицинских работах того времени.

Жюльен-Жозеф Вире заметил, что ночью или в состоянии сомнамбулизма нам могут вспоминаться некоторые впечатления и мысли, которые кажутся забытыми днем. Жозе Куштодиу Фариа говорил о сходных неосознаваемых мыслях, а также, что весьма значимо, указал на то, что подобные мысли могут становиться пусковым моментом образования камней и других болезней тела. О неосознанных воспоминаниях писал Рише, подчеркивая тот факт, что они свойственны всем людям, однако не всем открывается возможность переместить их в сознание. Он также описывал неосознаваемое как активный элемент личности, впрочем, тогда (с середины XIX в.) уже было представление о том, что эмоции не уходят в никуда. Детские эмоции хранятся в глубоких слоях сознания, и их можно актуализировать в ходе гипноза. Мори писал о том, что подавляемые в бодрствовании эмоции выражаются во сне. Теория вытеснения воспоминаний развивается в дальнейшем в процессе экспериментов с постгипнотическими приказами.

Своего апогея развитие теории неосознаваемого психического достигло в работах Пьера Жане [Элленбергер, 2001], которого по полному праву можно считать французским предшественником Фрейда. Его внимание к патологическим, в частности невротическим состояниям было обусловлено характерным для французов стремлением исследовать нормальное через патологическое и пониманием того, что нормальное и патологическое открывают нам одни и те же законы функционирования психического.

Жане разрабатывал многоуровневую теорию психического, в которой высшие функции надстраиваются над низшими и их синтезируют в психическую целостность. В структуре личности Жане три уровня: ощущения, память и «я», при этом первый уровень отличается автоматизмом функционирования, а последний уровень – «я» – как раз и страдает в болезни. В заболевании происходит так называемое сужение поля сознания (образы, которые могут находиться в сознании одновременно), и некоторые образы, мысли, воспоминания выходят на его периферию либо покидают его вовсе. Они обладают всеми теми свойствами, которыми обладают те, что находятся в сознании, за исключением того, что не осознаются человеком. Поддерживает работу сознания психическая сила (способность к сознательной реализации психических функций), которая концентрируется личностью посредством психического напряжения. При невротических расстройствах баланс нарушается и наблюдается гипернапряжение личности с одновременной психической слабостью.

Невротические расстройства Жане прорабатывал посредством специфической практики. Он использовал гипноз для того, чтобы ввести больных в сомнамбулическое состояние, общался с ними, подталкивал их к воспоминаниям, с которыми в последующем работал. Немаловажную роль при этом играли сами больные. Словом, как теория, так и практика Жане во многом послужили фундаментом психоанализа Фрейда. Вместе с теорией и практикой его учителя Жарко они послужили для Фрейда импульсом для формирования собственной теории. Поэтому психоанализ в полной мере можно назвать детищем как немецкой, так и французской традиции.

Вопросы и творческие задания:

1. Проанализируйте представленный список «Философские вопросы “псинаук”»: а) какими вопросами и разделами философии вы ее можете дополнить? б) в каких работах поднимаются указанные вами вопросы?

2. Составьте хронологию развития французской психологии в ее отношениях с философией. Включите в хронологию институциональные события, теоретические работы. Можно ли проследить по ней какие-либо закономерности развития психологии как новой науки? Какие параллельные процессы (в психологии и философии) вы наблюдаете?

3. Проанализируйте зарубежные журнальные публикации последних тридцати лет. Выделите те из них, которые касаются философских вопросов истории французской психиатрии, психологии, психоанализа. Какие из них (по психиатрии, психологии, психоанализу) преобладают? Почему? Каковы актуальные темы, с чем связана эта проблематика? Составьте аннотированные (аннотация – 2–3 предложения) библиографические обзоры.

4. Обратитесь к картинам Тони Робера-Флери «Доктор Филипп Пинель снимает наручники с умалишенных» Чарльза-Луи Мюллера и «Пинель освобождает умалишенных». В чем их достоверность и в чем художественный вымысел с точки зрения оценки психиатрической реформы во Франции?

5. Оцените отечественные публикации по философской проблематике психиатрии, психологии, психоанализа: а) какие темы в них поднимаются? какие наиболее актуальны? б) составьте хронологию философских исследований истории психиатрии, психологии, психоанализа; видите ли вы какие-либо закономерности? в) назовите имена ведущих специалистов в этих областях. С чем связан их интерес? г) составьте аннотированные (аннотация – 2–3 предложения) библиографические обзоры.

6. Исследуйте ситуацию с русскоязычными переводами работ представителей французской психологии, психоанализа, психиатрии. Составьте библиографический список, проранжировав его по отраслям и по датам выхода.

7. Составьте издательский план переводов трудов представителей французской психологии, психоанализа, психиатрии. Выстройте публикации по степени важности. Какие работы и почему должны быть переведены в первую очередь?