Назови его моим именем

В Красноярске, устроившись в больницу рядовым хирургом, Любовь Михайловна за семь лет дослужилась до заведующей отделения хирургии. Ее все уважали и ценили, всем она готова была бескорыстно помочь, хотя дома была строгой и принципиальной.

Единственную дочь держала в ежовых рукавицах. Для нее существовало два мнения – ее и неправильное. Надо ли говорить, что с детства Маша была послушной и хорошо училась. Или вынуждена была быть таковой, так как мать любое баловство дочери пресекала на корню.

***

После переезда Люба отыскала давнюю подругу, которая тоже стала успешным врачом, была замужем и имела дочь одного возраста с Машей. Так и дружили всю жизнь – и девочки, и их матери.

Маше было двадцать два года, когда она заканчивала институт и собиралась замуж. Светка, дочь той самой маминой подруги, была рядом. Впрочем, она была рядом, сколько Маша себя помнила. Вместе играли в песочнице, вместе пошли в школу, вместе учились в институте. И одна и другая пошли по стопам матерей.

У Маши и выбора-то не было. Так сказала мать. Спорить с ней было бесполезно, да Маша и не пыталась. С первого курса она с удовольствием втянулась в учебу, правда специализацию выбрала иную, нежели мать. И Маша и Света стали стоматологами, работали в одной поликлинике, а потом Светлана вышла замуж и вместе с мужем, успешным дантистом, открыла стоматологическую клинику.

Светка была рядом, когда у Маши случилась замершая беременность. Поддерживала, уговаривала жить, находила какие-то слова, и они были для Маши кислородом, без которого можно было задохнуться от горя. Подруга стала для Маши родным, близким человеком.

Светик, так она ее называла много лет, в молодости была высокой стройной блондинкой. С годами слегка округлилась, но оставалась женственной и изящной.

– Знаешь, почему мы дружим столько лет? – с улыбкой спросила однажды Светка. – Потому что нам нравятся разные мужчины.

И это была правда. У них не было отбоя от кавалеров и все они были разные, как небо и земля. И в мужья они выбрали мужчин ни в чем не похожих друг на друга.

Светкин Олег, невысокого роста, коренастый, худощавый, рано лысеющий, был ниже жены почти на голову, особенно когда она надевала каблуки. Но, уверенную в себе Светлану, это совершенно не смущало. Ей нравился такой тип мужчин – харизматичный и «чуть симпатичнее обезьяны», как говорила сама Светка.

Машин же Николай был среднего роста, спортивного телосложения, с густой темной шевелюрой непослушных волос, с крупными чертами лица и голубыми глазами. С годами и волосы поседели и появился солидный животик, густые усы, но, как и в молодости, Николай оставался обаятельным и остроумным мужчиной, что и унаследовал от него их сын. Особенно широкую белозубую улыбку и голубые глаза.

***

– Как ты думаешь, кто-нибудь заметил, что на Никусе темно синий костюм, а не черный? – спросила Маша.

Свете стало не по себе. Разве важно, какой был костюм? Черный, темно синий, хоть зеленый в крапинку. Разве может эта мелочь повлиять или изменить случившееся? Но видимо, эта мелочь и многие другие заставляют мозг безутешной матери отключиться от непоправимой трагедии. Помогают ноющему от боли сердцу замереть на время.

– Ну что ты, разве темно синий? Я не заметила.

– Но ему так идет, – будто оправдывалась Маша, – черный то поизносился совсем, а этот новенький, недавно купили.

– Хороший костюм, Машунь, не переживай.

– Как Максимка?

Света тяжело вздохнула. Максим очень переживал гибель друга. Винил себя, что не остановил его тогда, в универе.

– Почему не пришел? – спросила Маша.

– Меня на разведку прислал.

– Пусть приходит.

– Хорошо, придет.

– Народу было много. И коллеги Николая пришли, и наши. Только вот погода подкачала, люди промокли.

– Никто не промок. Под зонтами же все стояли, – успокаивала Светка, сглатывая ком в горле.

Разговор не из приятных. Как будто обсуждается будничная обыденность. Но раз уж подруге так легче, пусть будет так. И Светка, сдерживая дрожь в руках, спокойным голосом поддерживала разговор.

– А ты заметила, сколько ребят было?

– Ты имеешь ввиду Никитиных однокурсников?

– И не только, я многих и не знаю. И плакали все, даже мальчики.

– Да, плакали все, – согласилась Светка.

– Никусю все любили.

– Да, Никусю все любили.

– Особенно одна девочка, уж очень убивалась, ты обратила внимание?

– Нет, не обратила. Может девушка его?

– Да ну, какая девушка. У Никуси этих девушек вагон и маленькая тележка. Он же красивый у меня.

– Да, красивый.

– Я бы знала про девушку, – задумалась Маша.

– Конечно, знала бы, – вторила ей Светка, – что, он не познакомил бы?

– Обязательно познакомил бы. Он от меня ничего не скрывал. Он же честный у меня.

– Да, честный.

– Только бледный такой, – голос Маши задрожал, – он же не был таким бледным никогда.

– Маш, – Светка сильнее сжала руки подруги.

– Светик, почему он такой бледный? – справляться с надвигающейся истерикой больше не было сил.