Наследники чужих судеб

Как рассказывала бабушка, при купце Егорове затон был широк, полноводен и прекрасен. Сама не застала, но от матери слышала. По нему ходили пароходы, грузовые и прогулочные, здесь были оборудованы пляжи, построен речной вокзал и торговые павильоны. При советской власти затон остался крупной водной артерией, но обезличился. Местные купались уже на диких пляжах, а прогулочные кораблики стали ходить все реже. В перестройку же затон загадили. Мясокомбинат стал спускать в него отходы. Вода в нем потемнела, стала вонять, берега заросли, заболотились. Алена рассказывала, как плакала, видя, во что превращается любимый водоем. Думала, конец ему, но нет. За десять лет, что затон отдыхал от сброса, он самоочистился. Прежним не стал, но уже не вонял, и вода в нем избавилась от мути. Жители микрорайона со временем об этом месте позабыли, им легче до самой Оки добраться, а сейминцы вернулись на берега затона. В числе их были и братья Зорины, Димон и Мишаня. С ними Алена с Олей познакомились на пляже. Старший был на мотоцикле с люлькой и предложил подбросить их до дома.

– А он не застрянет? – поинтересовалась тетка, скептически глянув на старый неповоротливый «Урал». – Дорога вся в рытвинах и вязких лужах.

– Да это танк, а не мотоцикл! – заверил ее Дима. – Везде пройдет.

Не прошел. Застряли в первой же яме. Дима предложил Алене пойти за помощью.

– А как же я? – всполошилась Оля.

– Сидите в люльке, ждите. Мы скоро. – И ушли.

– Димон это специально сделал, – досадливо пробурчал Миша. Он был постарше и уже окончил второй класс. – Чтоб с твоей сестрой наедине остаться.

– Она моя тетя.

– Вы похожи.

– Правда? – обрадовалась Оля. Это значит, что она тоже красивая!

– Обе косоглазые, лопоухие.

– Сам ты… косоглазый! – разозлилась она. – А у нас миндалевидный разрез.

– Китайский.

– Древнеегипетский. У сфинкса такие глаза. А еще у Нефертити.

– У какой еще Тити? – захихикал Мишаня.

– Дурак! – Она ткнула его кулаком в плечо. С виду такой приятный мальчик, светло-русый, большеглазый, смуглый, с темной родинкой на одной щеке и ямочкой на другой. – А лопоухость у женщины, между прочим, в Японии считается атрибутом красоты!

– А я и не говорил, что вы некрасивые, – возразил он. – Твоей тетке сколько лет?

– Возрастом дам интересоваться – дурной тон, – назидательно проговорила Оля. – Но она явно младше твоего брата. Ему сколько? Двадцать?

– Больше. Целых двадцать три. И, как говорит наша бабушка, Димону жениться пора. Как думаешь, тетка твоя согласится за него выйти?

– Вряд ли. – Она подумала о том, что Димон хоть и симпатичный, но слишком молодой для брака. И ничего у него нет, кроме старого мотоцикла.

– И хорошо, – облегченно выдохнул Мишаня. – А то свои дети появятся, он со мной возиться перестанет. Знаешь, как я его люблю? Больше, чем отца родного! Брат меня, можно сказать, и воспитывает.

– Батю в тюрягу посадили, что ли? – дерзко спросила Оля.

– Почему посадили? – опешил тот. – Нет, он у нас нормальный. На мясокомбинате наладчиком работает. В две смены пашет. Не до меня ему. А мамка с сестрой нянчится младшей. Поэтому я под присмотром Димона. Он со мной на спорт ходит, дневник проверяет. А когда я окно разбил в учительской, брат за меня у директора краснел, не родители… – Его милое личико помрачнело. – А тебя как хоть зовут? – спросил вдруг он. Оказалось, он пропустил мимо ушей ее имя. Пришлось еще раз назваться. – Ольга из Ольгино? – снова улыбнулся Миша. – Прикольно.

– Вообще-то я из Москвы.

– Врешь.

– Это еще почему?

– Чтобы выпендриться.

– Перед тобой, что ли? – возмутилась Оля. – Много о себе не думай, свистулька!

– Как ты его! – раздался из-за деревьев смех Димона. – Брат на самом деле присвистывает, когда говорит.

– Потому что у меня молочные зубы выпали, а новые все не растут! – воскликнул Мишаня. Волнуясь, он говорил еще менее разборчиво, и это забавляло всех, кроме него. – Да пошли вы! – И, выпрыгнув из люльки, зашагал прочь.

Они нагнали его через двадцать минут. Нашлись ребята, что помогли вытолкать мотоцикл, и Дима погнал его по раскисшей дороге уже более аккуратно. Алена обнимала его сзади, что-то шептала на ухо. Оля сидела одна в люльке с недовольной физиономией (точно как у матери), а подпрыгивая на кочках, голосила. Ей не нравилось, что тетка все внимание уделяет Димону, а остальное ее не волновало. Когда Мишаня, с которым они поравнялись, отказался садиться на мотоцикл, она и бровью не повела. Не хочет – и не надо. Плевать на него! Лучше бы они вообще не знакомились с братьями, а топали домой пешком. Вдвоем им так замечательно!

Но, к великому сожалению Оли, тот вечер был началом конца. Алена отправила ее спать, а сама уехала с Димоном. Вернулась только вечером следующего дня. Довольная, возбужденная… Влюбленная!

– Какой же Димон классный! – выдыхала она, падая на кровать. Одежда грязноватая, волосы в беспорядке, а тело налитое, лицо сияющее.

– Ты хочешь за него замуж?

– Нет, конечно. Ни за него, ни за кого-то другого. Я птица вольная.

– А он ищет жену.

– Знаю. – Алена вскакивает и начинает раздеваться. Племянницу она не стесняется. Что в наготе постыдного? – Но мысли о браке ему навязывают родственники. Уверена, что смогу его наставить на путь истинный!

На этом разговор заканчивается, и они перемещаются в баню. Бабушка как раз сегодня ее затопила, и можно не только помыться, но и попариться.

То был последний вечер, который тетка и племянница провели вдвоем. Утром Алена упорхнула из дома, чтобы проводить время с Димоном. Без нее путь на затон Оле был заказан. А когда она пришла на речку, обиженные друзья ее игнорировали. Спустя полторы недели она отправилась в Москву. Да не как обычно, с мамой на поезде, а на машине с соседом. Он вез на своем грузовике ворованную на мельзаводе муку на продажу и согласился за небольшую денежку взять с собой семилетнюю девочку.

Оля первое время очень скучала по тетке и бабушке, по милому сердцу городку, по дому с садом-огородом, по курам, собакам, козе Зойке. Она много плакала и просилась назад. Но началась учеба, уроки, занятия в музыкалке, появились новые друзья-одноклассники и любимая классная руководительница, мама наконец разрешила завести морскую свинку, забота о которой легла на плечи девочки. Жизнь наполнилась новыми событиями, и Оля стала вспоминать об Ольгино все реже. Мама этому порадовалась:

– Этим летом мы всей семьей поедем на море, – сказала она. – Хватит с тебя деревенских каникул.

– В Крым? – обрадовалась Оля. Алена так много рассказывала об этом полуострове и заразила племянницу своей любовью к нему.

– Нет, в Адлер. Я встала в очередь на путевку в санаторий. Обещали дать.

– А как же бабушка? Она будет меня ждать…

– Соскучится – приедет.

– Нет! Она боится дороги и новых мест. Мы к ней должны будем съездить хотя бы на неделю.

– Посмотрим, – буркнула мама и уткнулась в очередную книжку.

Тот разговор состоялся в феврале. Вскоре после него мама уехала в длительную командировку. Оля впервые осталась вдвоем с отцом.

– Наконец мы сможем с тобой делать то, что хотим! – радостно воскликнул тот и…

На три дня ушел в загул. Не алкогольный, он почти не пил, а самый настоящий – отец загулял. Оказалось, у него была любовница, с которой он встречался в рабочее время, потому что вечерами, как примерный муж и отец, возвращался домой. Жену он по-прежнему обожал, но с ней было так сложно!

Оля отца не выдала, но разочаровалась в нем и перестала к нему льнуть. Тот решил, что девочка взрослеет, и сэкономленную нежность отдавал все той же любовнице. Когда они поехали семьей в Адлер, он постоянно куда-то убегал. Как оказалось, к ней. Пока они жили в санатории, она обитала в частном секторе. Отец снял для нее домик в десяти минутах ходьбы и при любой возможности мчался к ней. Мама этого не замечала. Ее отдых состоял из утренних заплывов, дневных процедур, вечерних променадов и посиделок на балконе с книжкой.

– Мы поедем в Ольгино? – спросила у нее дочь, садясь в самолет. Любовница отца летела тем же рейсом, хотя туда ехала поездом.

– Нет, – скупо ответила мать.

– Почему?

– Нечего нам там делать. Бабушка переехала.

– Быть такого не может!

– То есть я вру? – приподняла бровь она. Лицо суровое, тело напряженное.

– Куда она переехала? – не дрогнула Оля. Она и к матери изменила отношение, узнав об изменах отца. Такая умная, проницательная, важная, а не видит, что под ее носом творится. – И что с домом?

– Стоит запертым. Куры забиты, коза продана, собаки отданы. Моя мать уехала в Крым вместе с младшей дочкой.

– Тогда почему мы были не там?! – вскричала Оля. – Не с ними?

– Нас не звали.

– Ты поругалась еще и с бабой?

– Я люблю свою мать, но она выбрала не меня, а Алену. Коль так, пусть живет с ней.

Отец ушел из семьи, когда Оле исполнилось девять.

– Дурак, – сказала ему супруга. – И чего тебе не жилось?

Оказалось, она все знала о его изменах, но закрывала на них глаза.

– Ты так его любила? – много позже, когда Оля уже сама была замужем и у нее начались первые проблемы в отношениях, спросила она у матери.

– Я любила себя в браке, – ответила та.

– Не понимаю.

– Была как будто в домике. – И возвела над головой остроконечную крышу из ладоней. В детстве все так делали, когда хотели спрятаться или защититься. – Одинокая профессорша – это не то что замужняя. У первой озлобленность и недотрах. – Маме ее ученая степень не мешала крепко выражаться. – Вторая живет полной жизнью, отдаваясь не только науке, но и семье. Муж-добытчик, умница-дочка, свекры, ждущие нас на даче каждые выходные, – всем этим в нашей научной среде можно хвастаться! Я этого не делала, но давала понять, что это у меня есть. А еще карьера, которой семья не мешает, а только помогает. Особенно – ее глава. Муж и денежку в дом принесет, и за дочкой присмотрит, и от бытовых проблем избавит… Золотой, получается!

– Но гулящий!

– Плевать. Изменяют почти все, но с умом. А папаша твой идиотом оказался. Хотя чего я от него, пэтэушника, ждала? – В этом мать была неизменна: она всегда указывала отцу на то, что он не получил хорошего образования. – В свою защиту могу сказать, что брак сохранить я пыталась. Даже пробовала забеременеть. Секс меня никогда особо не интересовал, но тут я стала активной и не настаивала на защите. Увы, беременность не наступила, мы с твоим отцом развелись.

– Он уже вступил в третий брак, а ты все одна. Почему? – Оля все надеялась услышать слова о том, что достойнее бывшего мужа не нашла, но увы:

– Отпала надобность что-то доказывать окружающим. Но не сразу…

Первое время после развода мама искала себе достойную пару. Без истерик, какого-то напряга, но и без особого воодушевления. Она ходила на свидания с теми, кто хотя бы не раздражал. Желающих было море, и она выбирала. К сорока мама вошла в свою лучшую пору. Всегда красивая, но теперь еще и созревшая, как дорогое вино, стильная, расслабленная, она будоражила мужчин. Особенно молодых. Студенты за ней ходили толпами, но их она не воспринимала. Встречалась только с ровесниками (возрастные джентльмены ее тоже не привлекали), но никого не пустила дальше прихожей.

Мытарства закончились, когда научную работу мамы опубликовали мировые издания. Она стала звездой! Оле тогда исполнилось двенадцать, и она впервые столкнулась с журналистами. Они караулили ее у подъезда и пытались узнать, как она относится к славе своей мамы. Девочка не могла связно ответить, и ее назвали умственно отсталой. «На детях гениев природа отдыхает!» – писала пресса. Оля плакала. Мама злилась. И чтобы избавить и себя, и дочь от повышенного внимания, заключила контракт с американским университетом. Она бы читала в нем лекции, а Оля сопровождала мать. Но папа не подписал разрешение на выезд, и девочка осталась в Москве. А мама улетела.

Жила Оля у дедушки с бабушкой. Она к ним хорошо относилась, но не любила. Как и они ее. Два года, что мать отсутствовала, прошли ровно. Вспомнить нечего!

Из Америки мама вернулась другой. Во-первых, лысой. Напуганной дочери объяснила, что устала тратить время на укладку и лучше так. Рака нет, все нормально. К кришнаитам не примкнула. Просто так удобнее. Во-вторых, богатой. На лекциях мать заработала нормально, поэтому купила дом на Рублевке, а остальное положила в банк. Те деньги прогорели в 2008-м, поскольку были переведены в рубли. Дом остался, но на его содержание уходило слишком много, и мама его сдала эстрадной певице, ставшей популярной благодаря одной песне.

– На тебе, оказывается, природа действительно отдохнула, – отметила мама, вникнув в жизнь дочери. – Ты не блещешь ни умом, ни талантами.

– Может, я в отца? – возражала Оля.

– Интеллект дети наследует от матерей, а ты им не выделилась.

– Но я и не тупая!

– Если это повод для гордости… Наслаждайся!

Оля тогда взяла себя в руки и перестала лениться. Она смогла хорошо окончить школу, поступить в институт. Но на третьем курсе произошло судьбоносное знакомство… Оля встретила своего злого гения!

Он был аспирантом. Старше всего на шесть лет, но как будто на века. Оля видела в Петре мудрого наставника, личность настолько цельную, глубокую и зрелую, что ей можно поклоняться. Он приехал из Польши. Говорил по-русски хорошо, но с шепелявым акцентом. Поэтому Олина мама не воспринимала всерьез слова, что он говорил.

– Что ни ляпнет, все невпопад, – хохотала она, не понимая, что ее дочь уже завязла в нем. – Надеюсь, ты его всерьез не рассматриваешь?

Что надежда не оправдалась, она поняла, когда Оля поставила ее перед фактом:

– Мы ждем ребенка и собираемся пожениться!

Спустя шесть месяцев в семье произошло пополнение. Оля родила Адама.

Против этого были все… Без исключения! Петр, узнав, что у ребенка, скорее всего, синдром Дауна, просил Олю сделать аборт. С ним соглашались остальные. Если есть вероятность родить больного ребенка, лучше этого избежать. Особенно в двадцать! Впереди столько беременностей…

Но Оля любила свое чадо, несмотря ни на что. Будь у него тяжелая физическая патология, она бы подумала. Но ребеночек гармонично развивался, только был не таким, как все… Солнечным!

Первым от них сбежал Петр. Вернулся в Польшу, где ему и место родственники нашли, и новую жену. Потом устранилась мать. Имея доход от сдачи дома, она уехала на Урал. Там, как она считала, произойдет следующий научный бум. Отец, и так почти не помогающий, улетел во Вьетнам. Его родители не желали нянчиться даже со здоровым правнуком, не говоря уже об особенном. Они для себя будто и не жили, а только для сына и членов его семьи. Сколько же можно?