Свидание с небесным покровителем

Митрофан беззвучно выругался. Мало ему с женой проблем, так еще отец пожаловал! И, главное, для чего? Что ему тут нужно? Нос свой совать куда не следует? Или сыну, проработавшему в органах двадцать лет, советы давать?

Пройдя к воротам, Митрофан вошел в зданьице КПП, где около охраняемой худощавым, но мускулистым секьюрити «вертушки» стоял раскрасневшийся от гнева Базиль. Увидев сына, он вскричал:

– Товарищ старший следователь, скажите им, что я главный свидетель по делу и хочу попасть на территорию для оказания помощи…

Охранник вопросительно посмотрел на Митрофана. Тот кивком подтвердил слова Базиля.

– Под вашу ответственность, – буркнул служащий «Эдельвейса». – У нас тут пропускной режим строгий, а ваш свидетель документов при себе не имеет… – Он смерил Базиля презрительным взглядом. – И выглядит как бомж…

Старший Голушко зло сощурился. Хотя обижаться не стоило, поскольку выглядел он и впрямь непрезентабельно. В линялой штормовке, старых джинсах и болотных сапогах, он походил если и не на бомжа, то на попивающего пенсионера, завсегдатая городских помоек. Да и попахивало от него соответственно: рыбой, потом и легким перегаром.

Когда Базиля пропустили, Митрофан отвел отца подальше от проходной и хмуро спросил:

– Ты зачем явился?

– Вообще-то я проводил следственный эксперимент.

– Только не это, – простонал Митрофан. – Еще один престарелый сыщик-дилетант объявился… Мало нам миссис Марпл и Джессики Флэтчер, теперь к ним еще Василий Дмитриевич Голушко присоединился!

– Митя, поздравляю, в тебе проснулся острослов! Иди блесни своим юмором перед женой, а то она мне не поверит, если расскажу…

– Ладно, пошутили, и будя. Выкладывай давай про эксперимент!

Базиль мог заартачиться, он бывал иногда по-стариковски вредным, но на этот раз повел себя покладисто.

– Докладываю, – буркнул он. – После того как твои ребята убрались с острова, я решил порыбачить. Отплыл довольно далеко, закинул удочку и тут смотрю на берег, а там – отпечатки подошв на глине. Точь-в-точь таких, как…

– Ну понял я, понял. Те же следы, что и на острове. Только не ври уж про рыбалку! Наверняка исследовал берег, выискивая эти самые следы…

– Два часа потратил, – сознался Базиль. – Уже отчаялся… И вдруг! Смотрю, уж больно берег хороший. Я б сам выбрался на сушу именно там. Ну и что ты думаешь? Подгребаю, и точно! Следы!

– Ну и куда они тебя привели?

– Никуда… Оборвались почти тут же. Он переобулся, видимо, в другую обувь, а главное, по траве дальше пошел, чтобы следов не оставлять.

– Сообразительный.

– Да уж, все продумал!

– Выходит, следственный эксперимент не удался?

– Выходит, нет. Только я уверен, что убийца направлялся именно сюда! Я это, Митя, нюхом чую!

– Жаль, что твой нюх к делу не пришьешь, – невесело усмехнулся Митрофан.

– А ты чего, здесь с самого утра торчишь?

– Да нет, второй раз уже приехал.

– Зачем?

– У нас, папа, еще один самоубийца объявился!

Глаза Базиля расширились от удивления.

– Мальчишка на этот раз. Студент, – продолжил Митрофан. – Повесился сразу после завтрака. Труп обнаружили ближе к обеду… – Он достал из папки, которую держал в руках, завернутую в полиэтилен бумажку. – Вот записка предсмертная…

– И что там?

– Много чего! Понакатал столько, что читать замучаешься… Вначале о мире – бардаке, бабах – б… в смысле, непорядочных женщинах… Ну и прочее… В конце о смерти как единственном избавлении от мук…

– Да уж какие муки-то? В двадцать лет?

– Вот как раз в двадцать малейшее переживание мукой кажется!

– И с тобой такое было?

– Конечно!

– Не знал… – протянул Базиль удивленно. – А ты по какому поводу переживал? Вроде все у тебя ладилось – в институте отлично учился, ни с кем из сверстников не конфликтовал, даже девушку какую-то имел, за ручку, помню, с ней ходили, как школьники…

– Я уж и не помню сейчас, – слукавил Митрофан.

Да разве мог он признаться отцу, что мечтал быть таким, как он: красивым, бесшабашным, лихим, активным, страстным, и осознание того, что это невозможно, рождало в нем страшные комплексы. Особенно когда та девушка, о которой вспомнил Базиль, бросала томные взгляды не на него, Митю, а на старшего Голушко и с сожалением в голосе замечала: «Вы такие разные». Или когда они играли во дворе в волейбол и в команду Базиля просились все, а в его, Митину, один полоумный Витек, не умеющий играть вовсе. А уж когда в их доме случился пожар и Базиль единственный не бросился вон из подъезда, а поднялся на чердак, чтобы вынести обитающую там трехлапую кошку, Митрофан почувствовал себя ничтожным червем! И вот тогда он тоже мечтал о смерти как единственном избавлении от мук…

– Только не говори мне, – голос отца вывел Митрофана из задумчивости, – что ты тоже думал о самоубийстве…

– Нет, не думал. Но знаешь, какая мысль часто меня посещала? «Вот умру, вы еще поплачете…»

– Ну, это ничего… Через это все проходили… Даже я! Только лет мне тогда было то ли семь, то ли восемь. В двадцать же мне не до этих глупостей было…

– Да уж… Карты, девочки, вино! Что еще для счастья надо?

– Ничего, сын мой, только здоровье, а оно в двадцать лет у меня было богатырское… – Базиль широко улыбнулся. – За ночь мог восемь раз… э… обязательную программу отработать! А если сил не оставалось на девятый заход, выполнял произвольную…

– Только, прошу, без интимных подробностей!

– Ханжа ты, Митька!

– Вообще-то я на работе…

– Да ты и дома от слова «секс» пятнами покрываешься… Как только Марго тебя такого терпит?

– Кстати, о Марго, – еще больше помрачнел Митрофан. – Эта упрямица не хочет отсюда уезжать! Может, ты с ней поговоришь? Тебя она хоть иногда слушается!

– Ты считаешь, что ей опасно тут оставаться?

– Конечно!

– Но почему, Митя?

– Ты ж сам говорил про нюх, который чует, что убийца Сидорова – обитатель «Эдельвейса»!

– Но это не значит, что он, этот убийца, начнет мочить всех отдыхающих…

– Вот и Марго так рассуждает, нет чтобы вспомнить старинную поговорку «Береженого бог бережет» и перестраховаться! Тем более Марго в положении… Мало ли что! Я вообще жалею, что ее сюда отправил… Нельзя беременную одну отпускать… Что, если ей плохо станет? И помочь ведь будет некому…

– По-моему, ты перегибаешь палку. Здесь очень внимательный персонал. Есть медсанчасть. К тому же Марго – девушка общительная и скорее всего уже успела с кем-нибудь подружиться…

– Да уж, – прорычал Митрофан, вспомнив Радова.

– Ну вот… А ты говоришь, помочь некому. Да в «Эдельвейсе» она в большей безопасности, чем дома. Ты на работе торчишь, я тоже, бывает, надолго отлучаюсь, а тут она всегда на людях. К тому же природа, свежий воздух, хорошее питание…

– Папа, я не успокоюсь, пока Марго не окажется дома! Я боюсь за нее, это ты понимаешь?

– Очень хорошо понимаю. Я за тебя уже двадцать лет боюсь. С тех пор, как ты начал в органах работать. Как представлю, что ты вдруг в беду попадешь, а я далеко и ничем помочь не могу, так холодным потом покрываюсь…

– Сравнил тоже! Я здоровый мужик, а она хрупкая женщина… Беременная к тому же… Как мне ее защитить? Бросить к чертям работу, приехать сюда и сторожить ее? Увы, я не могу этого сделать…

– А я могу, – сказал Базиль.

– Что можешь? – раздраженно переспросил Митрофан.

– Ее сторожить.

– Это каким же образом?

– Куплю путевку в «Эдельвейс»…

– Папа, не смеши! Ты знаешь, сколько она стоит?

– Знаю, – спокойно ответил Базиль. – Интересовался. Трехнедельную не потяну. Как и проживание в номере категории люкс и полный пансион. А вот неделю в полулюксе с двухразовым питанием – вполне. У меня заначка есть. Я на новое ружье копил. Чтоб на Ветлугу поехать с хорошим стволом… Но могу и без него обойтись.

– Спасибо, пап, – благодарно улыбнулся ему Митрофан. – А насчет ружья не переживай… Я обязательно тебе его куплю… С премии.

– Не смеши меня, Митя, – фыркнул Базиль. – С твоей премии можно только игрушечное купить.

– Не такая уж у меня маленькая зарплата, чего ты?

– Да уж, конечно! Уж скорей бы ты по выслуге на пенсию ушел, глядишь, в службу безопасности какой-нибудь фирмы устроишься… Хоть приличные деньги будешь получать!

– Не начинай, а? Двадцать раз уже слышал это.

– А все как об стенку горох, – проворчал Базиль. – Ладно, погнал я. Надо до острова добраться, собрать там все, потом в город двигать. Пока барахлишко упакую, пока деньги сниму, уже и вечер наступит, а мне нужно на последнюю маршрутку успеть, на такси-то уже денег не будет…

– Я попробую договориться насчет машины…

– Да ладно тебе, Мить, чай, я не барин и на общественном транспорте доберусь!

И он, махнув на прощание рукой, потрусил к проходной. А Митрофан пошел к «уазику», чтобы попросить шофера Колю оказать ему услугу. Вообще-то в их семье была машина. «Фольксваген»-«жук». И принадлежал автомобиль Марго. Эту милую машинку она купила, когда еще в борделе работала (тогда она могла себе позволить немецкое авто – теперь же, на учительскую зарплату, только китайский велосипед), и лихо на ней гоняла. А вот Митрофан водить не умел. Когда-то давно он попытался научиться, но ничего не вышло. Инструктор автошколы поставил ему диагноз: «Рожденный ползать – летать не может» – и дважды завалил на экзаменах по вождению. Митрофан, естественно, мог воспользоваться связями и получить права без всяких экзаменов, но решил, что это нехорошо. Не умеешь – не берись, так говорят. И правильно! Коли водитель из тебя никакой, то и на дороге тебе делать нечего. И так аварий полно.

Шофер Коля был того же мнения и к Митрофану относился с уважением. И если требовалось, выручал. Но только не сегодня.

– Никак, Митрофан Василич, – с сожалением протянул Коля, выслушав просьбу Голушко. – Сегодня не могу, за тещей в деревню еду… У ней там одних ягод две корзины, а еще овощи… Не допрет!

Митрофан понимающе кивнул и отошел от машины. Он собрался вернуться в номер покойного, чтобы еще раз все осмотреть, но тут его внимание привлекла молодая женщина, торопливо шагающая от ворот к главному корпусу. Она была высока, стройна, очень хороша собой, великолепно одета, но Митрофан обратил на нее внимание не поэтому. Просто красавица шла попискивая при каждом шаге. Не сразу Голушко понял, что это она так всхлипывает.

– Простите, – обратился он к ней, – скажите, почему вы плачете? Возможно, я могу помочь…

– Вы кто? – спросила девушка, остановившись. При ближайшем рассмотрении оказалось, что она умудрялась плакать бесслезно. Наверное, чтобы не размазать безупречный макияж.

– Я старший следователь Митрофан Васильевич Голушко.

– Тогда вы мне не поможете! Мне нужен директор «Эдельвейса»!

– А могу я узнать, кто вы?

– Я жена… то есть вдова Геннадия Сидорова.

– И зовут вас?..

– Вероника.

– А по отчеству?

– Ивановна, – наморщив свой чудесный носик, ответила она. Отчество свое, судя по всему, она не любила. Слишком оно было простецкое.

– Вероника Ивановна, я хотел бы с вами побеседовать… Вы не против?

– Давайте не сейчас, а? Я к директору должна попасть! И чем скорее, тем лучше…

– Зачем он вам?

– Я хочу получить вещи мужа. Сейчас же! Пока их не растащили.

– Не беспокойтесь, все вещи вашего супруга в целости и сохранности. Их досмотрели, после чего отнесли в камеру хранения дома отдыха…

– Ага, уже досмотрели? Ну, тогда я опоздала… – Она насупилась. – Как пить дать, что-нибудь сперли! У Генки была куча дорогих мелочей. Одна ручка стоила триста баксов! Ее под шумок запросто зажать могли…

Митрофана слова вдовы покоробили. Разве можно думать о мелочах, пусть и дорогих, когда муж умер?

– Портсигар позолоченный, фляжка, обтянутая крокодиловой кожей, часы швейцарские, – продолжала перечислять Вероника. – Я помню все вещички, которые он с собой прихватил… И если чего-то на месте не окажется… В суд подам!

– На кого?

– А на кого надо? На вас, ментов, или на «Эдельвейс»? – живо поинтересовалась она, но тут же самой себе и ответила: – Да один фиг толку не будет! Не докажешь же, что украли, вы скажете, мало ли куда он это дел, может, потерял…

Старшему следователю очень хотелось высказать «безутешной» вдове все, что он о ней думает, но он сдержался. И чтобы побыстрее избавить себя от ее общества, довольно бесцеремонно прервал ее:

– Так вы ответите на пару моих вопросов?

– Если отвечу, вы от меня отстанете?

– Сейчас мы побеседуем без протокола. Но потом я вынужден буду вас вызвать повесткой…

– Ладно, черт с вами, задавайте свои вопросы… Только сначала закурить дайте.

– Я не курю.

– Ну, так стрельните у кого-нибудь! Вон у шофера вашего, к примеру… – Она, сощурившись, посмотрела на курящего Колю. – Хотя не надо, он смолит какую-то гадость… Лучше вон у того типа с пачкой «Мальборо»… – Она ткнула пальцем в утреннего знакомца Митрофана – Макса Радова. Привалившись спиной к колонне, он лениво покуривал, пуская кольца дыма в небо. Рисовался, одним словом.

– Вероника Ивановна, если вы так хотите курить, идите и стреляйте сигареты сами, но лучше потерпите пять минут, я вас надолго не задержу…

– Не любите курящих женщин, товарищ милиционер?

– Не люблю дым. У меня на него аллергия. Глаза слезятся.

– Ладно, потерплю, уговорили…

– Давайте присядем. – Митрофан указал на лавочку возле фонтана. Она была единственной пустующей, на остальных сидели пообедавшие отдыхающие. Правда, жены среди них не было. Видимо, Марго отправилась в свое бунгало.

Вероника прошествовала к лавке. Походка от бедра, спина прямая, подбородок вздернут. «Из модельных, сразу видно», – подумалось Митрофану, и он решил проверить правильность своей догадки.

– Вы манекенщица? – спросил он, когда Вероника уселась.

– Была когда-то. Но, как вышла замуж, ушла с подиума… – Взгляд ее потеплел. – А что, сразу заметно, да?

– Конечно. По походке…

– Не зря говорят, мастерство не пропьешь, – хмыкнула она. – Ну, давайте уже, спрашивайте, а то я курить хочу…

– Каковы были ваши отношения с супругом в последнее время?

– Нормальные.

– Не ругались?

– Как сказать… – Она помялась. – Всякое бывало! Иной раз чуть ли не до развода дело доходило… Но мирились!

– А из-за чего ссорились?

– Ревнивый он был очень. Чуть меня с каким-нибудь мужиком увидит, так давай орать… Типа, это твой любовник, обнаглела, средь бела дня не стесняешься налево ходить!.. Будто я не могу просто знакомого встретить и с ним поболтать…

– То есть вы уверяете, что его подозрения были беспочвенными?

– Конечно! – довольно правдоподобно соврала она. – Вот взять, к примеру, последнюю ссору. Как раз перед его отъездом. Приревновал меня (смешно сказать!) к парикмахеру. Парень небесной голубизны, это ж невооруженным глазом видно! Я прямо оскорбилась, когда Генка начал меня подозревать в шашнях с ним… Но когда он заявил, что едет отдыхать без меня, я поняла, где собака порылась…

– В смысле?

– Он специально со мной разругался, чтоб свалить! Мы обычно вместе отдыхаем, а тут нате вам – еду один, а ты, изменщица проклятая, в городе оставайся и думай над своим поведением!

– А зачем ему это надо было?

– Да с любовницей, поди, поехал.

– Нет, Вероника Ивановна, вы ошибаетесь, с женщиной его тут не видели.

– Странно… А я-то уверена была… – Сидорова покусала акриловый ноготь. – Видите ли, в чем дело… Когда Генка впервые узнал, что я ему изменяю… Ой! – Она чуть ноготь не откусила от досады. – В смысле когда он впервые заподозрил… В общем, сказал, что любит меня и разводиться не хочет, но в отместку тоже себе кого-нибудь заведет.

– И как, завел?

– Уж не знаю, завел ли, но попытку делал! На сайте знакомств анкету разместил. Типа, ищу любовницу, готов стать спонсором.

– А вы откуда об этом узнали?

– Он сам мне ее показал. Даже переписку с некоторыми бабами. Да только, сдается мне, не нашел он там никого. Может, пару раз кого и оприходовал, но ему-то хотелось постоянную… Чтоб не только для тела, но и для души – надо ж было кому-то на меня жаловаться… Короче, он быстро к интернет-знакомствам охладел, к компу стал редко подходить, но где-то месяц назад смотрю – опять сидит. Все вечера у монитора. И, главное, как подхожу, все окна сворачивает. Не дает смотреть! А раньше давал. Видать, нашлась какая-то… А тут еще скандал на ровном месте и этот его отъезд…

– Вы уверены, что он сидел на сайте знакомств, а не, скажем, вел деловую переписку?

– Ни в чем я не уверена, говорю же, не давал смотреть… – Тут Вероника призадумалась. – А вообще все возможно… У него дела что-то не заладились в последнее время. Даже мне содержание урезал. Раньше десять тысяч ежемесячно перечислял на карту, а тут пять начал.

– Да, на пять тысяч рублей не разгуляешься…

– Каких рублей? Долларов!

Митрофан не сдержался, присвистнул. А Вероника разорялась:

– А что такое пять тысяч? Ерунда! У меня один абонемент в спортклуб стоит пятьсот баксов…

– Скажите, Вероника Ивановна, для вас стало большой неожиданностью известие о том, что супруг покончил с собой?

– А вы как думаете? В двадцать три года – и вдова!

– Нет, я не о том… То, что он именно добровольно ушел из жизни, вы как восприняли?

– Офигела!

– А поконкретнее?

– Вот уж не думала, что Генка всерьез говорит, что сдохнуть мечтает…

– Он такое говорил?

– Было дело! Напился как-то и давай орать, что все его задрало, в том числе я… Сдохнуть бы, говорит, чтоб не видеть вас, уродов… Уроды – это я, его отец-алкаш, дочка-наркоманка от первого брака, дружки-подлюки…

– Почему «подлюки»?

– Да потому что кто-то из них на него ментов натравил, чтобы бизнес отнять, – пояснила Вероника. – Из-за этого Генка больше всего убивался… И тогда, когда напивался, все кричал: как жить, если никому доверия нет?!

– А когда трезвел, что говорил?

– Да ничего… Он вообще в последнее время хмурый ходил. Со мной сквозь зубы… Домой явится, поест и за комп… И, главное, такая у него переписка бурная была с кем-то… По клавишам лупил по десять минут без передыха, потом щелкнет мышкой, отправит письмо то есть, и ждет ответа… – Она понизила голос до шепота и заговорщицки сообщила: – Я даже пыталась влезть в него, когда Генка отсутствовал, да там пароль…

– Надеюсь, вы не будете возражать, если мы на время заберем у вас компьютер?

– Да берите, не жалко, он все равно древний!

– Спасибо вам большое.

– Это означает, что я свободна?

– Да, на сегодня свободны.

– Отлично, – обрадовалась она, но, вспомнив о том, что всего несколько часов назад овдовела, вернула на лицо скорбное выражение.

– За компьютером мы приедем в шесть, будьте, пожалуйста, дома!

Она кивнула, поднялась со скамейки и направилась к главному корпусу. Через несколько секунд Митрофан услышал знакомое похныкивание.