Клятва вечной любви
– Ты чего решила сюда прийти? – поинтересовалась Катя, отхлебнув из бокала с широченным горлом, на дне которого плавала оливка. – Вроде я никогда тебя тут не видела…
– Просто некогда было, – покривила душой Шура. – Я к поступлению готовилась…
– Куда собралась?
– А ты? – вопросом на вопрос ответила Одинец, так как понятия не имела, какие вузы в их регионе существуют.
– Я в Московский кулек на режиссерский.
– В Московский… что?
– Кулек, – хохотнула Катя. – Институт культуры то есть…
– А-а… А я думала, ты в театральный пойдешь. Ты же здорово на сцене играла…
– Хотела вообще-то, но в наш, областной, стремно, а в столичный, сама понимаю, не пройду. Поэтому на режиссерский хочу. Там конкурс меньше, зато контингент… – Старкова закатила глаза. – Когда я ездила документы подавать, слышала, что сам Богдан Титомир в этом году будет поступать, и тоже на режиссерский. Он такой душка!
Титомира Шура видела по телевизору, к тому же певец являлся кумиром ее сестры и многих других девочек, поэтому она мечтательно вздохнула. По ее мнению, Стас был гораздо красивее поп-звезды, но и Богдану в привлекательности не отказать.
Как ни странно, Катя ее мнение разделяла, что стало ясно из ее следующей фразы:
– А наш Стасик все же лучше!
– Ты кого имеешь в виду? – переспросила Шура, хотя прекрасно понимала, о ком говорит Старкова.
– Радугина, конечно, – кудахтнула Катя. – А кстати, вон он, смотри!
И указала наманикюренным пальчиком в сторону лестницы. Шура проследила за ее жестом и увидела, как по ступенькам поднимается Стас. За то время, что она его не видела, Радугин мало изменился, но возмужал. Теперь его нельзя было назвать смазливым – только красивым. Фигура стала крепкой, а лицо – серьезным. Если раньше Стас постоянно улыбался, то теперь его губы были плотно сомкнуты. Он казался погруженным в свои думы, и в этой погруженности в себя выглядел просто неотразимо. Шура не могла не отметить, что Стасу очень идут длинные волосы (его каштановые кудри вились по плечам), легкая небритость и рокерский наряд: на нем были кожаные штаны, косуха и высокие шнурованные ботинки. А в руке Радугин держал мотоциклетный шлем.
– Папочка ему давно машину предлагал, – шепнула на ухо Шуре Катя, – а Стас ни в какую… Только на мотике и гоняет…
– Сто лет его не видела, – сдавленно проговорила Шура, не сводя глаз с Радугина. – Где он пропадал?
– Два последних года у бабки в областном центре жил. Там школа сильнее, вот отец его и отправил, чтоб Стас лучше подготовился к поступлению в институт. Но на выходные он всегда приезжает. Каждую субботу тут, в баре…
Пока Катя говорила, Стас вошел в зал и огляделся. Шура надеялась, что он подойдет к их столику, но Радугин только кивнул им и двинулся к барной стойке. Забравшись на табурет, заказал себе пива и принялся флиртовать с сидящей рядом девушкой.
– Вот гад! – прошипела Катя. – Специально с Тамаркой заигрывает, чтобы меня позлить…
Шура недоуменно воззрилась на нее.
– А ты что, не слышала? – приподняла Старкова выщипанную бровь. – Мы ж с ним встречаемся…
Сердце Шуры упало. Чтобы не выдать себя голосом, она молча покачала головой.
– Уже месяц, – похвасталась Катя. – Я даже с его бабкой познакомилась – была у них в гостях…
– Так чего же он сейчас… не с тобой?
– Поругались мы.
– Из-за чего?
– Не даю я ему!
– Чего? – не поняла Шура.
– Того, что ты многим даешь, – фыркнула Старкова. – Секса он хочет, понимаешь? А я согласна на него только после свадьбы!
– А он что?
– Сказал, жениться в ближайшие пять лет не собирается, как и монашествовать. И если я не передумаю, то мы расстанемся.
– Так может, тебе передумать?
– Ага, сейчас! Чтоб он попользовался мной и бросил? Нет уж, спасибочки! Я замуж за него хочу. А как еще его женить на себе, если не таким способом?
«Забеременеть от него», – подумала Шура, но вслух этого не сказала, не желала помогать сопернице подсказками. Но бывшая одноклассница, как оказалось, и сама такой способ знала:
– Можно, конечно, залететь от него и по залету женить, но… Он всегда при себе резинки носит. Без них ни с кем не спит. Небось его папочка научил! – Катя досадливо поморщилась. – Вот и не знаю, что делать… Вдруг правда бросит меня? Я не переживу…
– Ты так его любишь?
– Ой, Шура, да какая любовь? Где ты начиталась про эту ерунду? Конечно, Стас мне нравится, даже очень, но замуж за него я хочу не потому. Просто лучшей кандидатуры мне не найти. В нашей дыре – он самый завидный жених!
– Но ты же в Москву поедешь, вдруг там…
– Да, возможно, я там кого-нибудь подцеплю, но надеяться только на это – глупо. Всегда должен быть запасной вариант. А в идеале я хотела бы выйти за Стаса уже осенью и перевестись на заочное отделение… В общаге обретаться удовольствие сомнительное!
На том разговор о Стасе был закончен. Катя, увидев, что Радугин пошел танцевать с Тамарой, схватила под руку своего соседа и поволокла его на данспол. Шура тоже думала к ним присоединиться, да ее никто не приглашал, а самой навязываться не хотелось. В итоге за столиком остались только она и тот парень, что угостил ее коктейлем. Кажется, его звали Сашей. Саша был чем-то недоволен, хмурился и много пил. Опорожнив стакан, он яростно бухнул его на стол, придвинулся к Шуре и невнятно – язык заплетался – проговорил:
– Ну че, к тебе или ко мне?
Она сделала вид, что не поняла, и убежала в туалет. Когда вернулась, звучала ритмичная музыка, и можно было идти танцевать. Что Шура и сделала! На дансполе как раз были все из их компании, кроме Саши. Жаль только, Стаса видно не было. Тамары, кстати, тоже.
Шура протанцевала весь вечер, а когда пришло время закрытия бара, вместе с остальными вышла на улицу.
– Итак, мальчики, кто меня проводит? – тоном королевы спросила Катерина. Но сама при этом смотрела не на своих спутников, а на Стаса – тот был неподалеку. Радугин стоял, прислонившись к мотоциклу, и болтал все с той же Тамарой.
Проводить красавицу Старкову изъявили желание сразу двое парней. А вот Саша повис на Шуре и заявил:
– А я с этой девахой иду! Она мне ночь любви должна…
Одинец с удивлением на него воззрилась и попыталась сбросить его руку со своего плеча, но Саша еще сильнее вцепился в нее.
– Кать, – обратилась Шура к однокласснице, – скажи ему, чтоб отстал. Я ничего ему не обещала и пойду домой одна!
Но та бросила:
– Да ладно, Шур, от тебя же не убудет!
Шуру охватила паника. Спать с Сашей она не собиралась. Да, она не была девственницей, но это не значило, что готова лечь с каждым…
– Не фига тут выпендриваться! – угрожающе заявил вдруг Саша. – Я тя че, так просто коктейлем поил? Ты хоть знаешь, сколько он стоит? – И он с силой подтолкнул ее к дорожке. – Пошли, мои затраты отработаешь!
На глазах Шуры выступили слезы. Она упиралась, вырывалась, просила ее отпустить, но все было безрезультатно. И, главное, никто не спешил ей на помощь, всем было плевать, что станет с Шурой.
Вдруг она услышала за спиной:
– Сколько стоит коктейль?
Обернулась на голос. Саша тоже. Позади них стоял Стас Радугин.
– Так сколько? – повторил он.
– А тебе не по фигу? – набычился Саша.
Стас проигнорировал его реплику. Вытащив из кошелька двадцать долларов, он сунул их ему в карман, затем взял Шуру за руку и сказал:
– Девушка со мной.
– Ну ты, Стас, вообще… – с истеричными нотками выдохнула Катя.
Стас на нее даже не глянул. Он напряженно смотрел в лицо Саше и ждал, когда тот отпустит девушку. И ведь отпустил! Возможно, решил, что Шура не стоит того, чтоб из-за нее драться, а скорее просто побоялся связываться с сыном самого Виктора Радугина.
Стас улыбнулся уголками губ, после чего взял Шуру за руку и повел к мотоциклу.
– Садись, отвезу тебя домой, – сказал он, прыгая в седло.
Шура забралась на мотоцикл, а когда Стас завел мотор, вцепилась в его талию, прижалась к нему всем телом и задержала дыхание. Боже, целых пять минут они будут сидеть вот так, тело к телу, и Шура даже сможет положить свою голову ему на плечо! И почувствовать животом его ягодицы…
Воображение ее могло разыграться еще больше, но тут «Ямаха» взревела и сорвалась с места. Шура испуганно ойкнула и вцепилась в Стаса уже без всяких фривольных мыслей, лишь бы удержаться.
* * *К бараку они подкатили через полчаса. Шура, попривыкнув к тряске и бешеной скорости, упросила Стаса покатать ее по городу. Тот не отказал, провез ее по главной улице (возвращающаяся из бара молодежь смотрела им вслед, и Шура млела от мысли, что все девчонки сейчас ей завидуют), затем по берегу реки, а напоследок по федеральной трассе, где они неслись в потоке большегрузных машин и туристических автобусов, водители которых приветственно им сигналили…
К бараку подкатили в половине третьего ночи. Дом спал – ни в одном окне не было света, и тишина стояла такая, что стрекот сверчков казался оглушительным.
– Давай посидим? – предложила Шура, указав на лавочку под кленом. Больше всего на свете она боялась отказа, но в то же время именно его и ждала. Однако Стас ее удивил.
– Я сам хотел предложить тебе, – кивнул с улыбкой. – Ночь удивительная… Такие звезды!
Он задрал голову к небу. Его густые кудри выбились из удерживавшей их резинки и заструились по спине. Шура не смогла удержаться, протянула руку к его волосам и погладила. Другие девушки предпочитали парней с короткими стрижками «площадка», а ей всегда нравились длинные волосы. Хотя будь Стас даже лысым, она не перестала бы считать его самым прекрасным мужчиной на свете.
– Растрепались? – по-своему расценил ее жест Стас. – Резинка ослабла, постоянно слетает…
Он сорвал ее и швырнул в кусты. Затем взял Шуру за руку и повел к лавке. Когда девушка села, опустился рядом. Стас был так близко, что по спине Шуры побежали мурашки.
– Замерзла? – спросил он. – Подожди, сейчас теплее станет… – И, сняв свою косуху, набросил ей на плечи.
От куртки пахло кожей (выделка была не очень хорошей) и лосьоном после бритья. Шура уткнулась носом в воротник и блаженно зажмурилась. Но тут до нее дошло, что нюхать куртку, когда рядом сидит ее обладатель, глупо, и, набравшись храбрости, опустила голову ему на плечо: так создавалась иллюзия, что они настоящая влюбленная пара…
– Зачем ты связалась с этой компанией? – спросил Стас.
– С какой компанией? – не сразу поняла Шура. Сейчас для нее не существовало никого, кроме сидящего рядом парня. – А, ты о Кате и ее друзьях… Я с ними только в баре познакомилась. – И, с тоской посмотрев на Стаса, задала волнующий ее вопрос: – Тебе она очень нравится, да?
– Катя? Нравится, конечно. Она красивая, умеет себя подать…
С каждым его словом Шурины глаза наполнялись все большей печалью, но тут Стас сказал то, что заставило ее сердце радостно екнуть:
– Но не скажу, что влюблен в нее. И уж тем более – не собираюсь на ней жениться.
– А она очень на это надеется…
– Будто я не знаю! – насмешливо бросил Стас. – Катины намерения слишком очевидны, чтобы их не заметить. Один ее приезд к моей бабушке чего стоит! Я обалдел, когда она явилась…
– То есть ты ее не звал?
– Конечно, нет. Мы не настолько близки, чтоб я стал знакомить ее с бабулей. Кстати, ей Катя не понравилась. Сказала, хитрая особа, держись, внучек, от нее подальше.
– И ты решил послушаться бабушку? – улыбнулась Шура. – Расстался с Катей?
– Мы не расстались, – убил ее Стас. – Просто поссорились. Если Катька перестанет корчить из себя недотрогу, я с удовольствием возобновлю наши отношения. Возможно, если мы станем по-настоящему близки, я даже захочу видеть ее своей женой. Пока же… – Он помолчал, затем с подростковой горячностью выпалил: – Я мужчина и платонические отношения меня не устраивают!
– Можно вопрос? – вдруг решила спросить Шура.
Стас кивнул.
– А с кем у тебя было?
– Что было?
– Ну, ЭТО?
– Ах, ЭТО… Да с одной девушкой из школы… Ты ее не знаешь…
И так покраснел, что даже темнота не скрыла. Шура, увидев, как заалели его щеки, и уловив смущение в голосе, сразу догадалась – обманывает. Не было у него пока ничего ни с кем. Стас девственник, мечтающий расстаться с невинностью. И как только к ней пришло осознание этого, Шура поняла, что у нее появился шанс стать девушкой Стаса… Хотя бы сегодняшней ночью они будут по-настоящему вместе… И он навсегда запомнит ее как свою первую женщину… Если сейчас не отвергнет!
– Ты не замерз? – спросила Шура, нежно коснувшись его предплечья.
– Да нет, – ответил он.
– А меня даже твоя куртка не спасает.
– Тогда по домам!
– Нет, подожди. Пойдем туда… – Шура указала на сарайчик в глубине палисадника.
– В курятник? – недоверчиво переспросил он.
– Это не курятник, Стас, это мое тайное убежище. Пошли, покажу.
И она повела его к сарайчику, в котором действительно оборудовала себе вполне годное в летнее время жилище: на дощатые стены наклеила плакаты, на дырявое ведро накинула скатерку и поставила банку со свечой, а из нескольких ящиков сложила лежанку, водрузила на нее матрас и застелила бельем. Именно в нем, в своем тайном убежище, она принимала поклонников.
– Ого! Да у тебя тут просто «Националь», – хохотнул Стас, плюхнувшись на «кровать».
– Может, и не «Националь», но когда на улице тепло, тут можно ночевать… – Шура подошла к лежанке и скомандовала Стасу: – Двигайся, я тоже полежать хочу.
Тот вжался в стену, освобождая ей место. Она примостилась рядом. «Кровать» была узкой, два человека умещались на ней с трудом, и чтобы лежащий с краю не свалился, его необходимо было придерживать. Что Стас и сделал, обхватил Шуру за талию.
– Так теплее? – спросил он.
Одинец кивнула. Его дыхание щекотало ей шею, и это было так чудесно, что она закрыла глаза. «Если б Стас сейчас поцеловал меня в затылок, – подумалось Шуре, – я бы повернулась, и мы встретились губами… Потом все произошло бы само собой! А то как-то стыдно первой приставать… Да и не умею я!»
– Что-то мне даже жарко стало, – сообщил Стас и завозился.
– Лежи спокойно, а то я свалюсь…
– Да я пойду, пожалуй. Поздно уже! – Он стал подниматься.
Но Шура не дала ему уйти. Забыв о том, что первой приставать к парням некрасиво, она перевернулась на спину, обвила шею Стаса руками (он как раз пытался через нее перелезть), притянула его к себе и жарко поцеловала в губы. Несколько секунд ответа не было, губы Стаса были неподвижны, тело напряжено. Но вдруг тело обмякло, а губы затрепетали. Шура, бедром ощутив выпуклость в его паху, счастливо подумала: «Не отвергнет!» – и сорвала со Стаса футболку.
Глава 7
Наши дни
Стас мчался на своей «Ямахе» по пустынному шоссе. Шлем он не надел, и льющиеся из глаз слезы мгновенно высыхали на ветру.
Он и не предполагал, что смерть отца так его потрясет. В последние годы они почти не общались, а если и случались диалоги, то все заканчивались одним – скандалом. Причем инициатором его, как правило, бывал Стас. Сын взрывался, если отец навязывал ему свою помощь или просто давал деловые советы, злился, если тот лез в его личную жизнь или пытался втянуть Стаса в свою, выходил из себя, когда отец вспоминал маму, но если не вспоминал, то Стас просто сатанел. И всякий раз при встрече с отцом он ловил себя на одной и той же мысли: «Мама умерла из-за тебя, сукин ты сын! Ее больше нет, а ты живешь… И не мучаешься угрызениями совести… И наслаждаешься деньгами, властью, бабами… Как несправедливо! Лучше б ты умер!»
И вот отец умер…
Стас газанул. Мотоцикл взревел и понесся с такой скоростью, что стоящие по обе стороны дороги деревья слились в один сплошной забор.
Когда Стасу (он тогда уже собрался уезжать с вечера встречи с одноклассниками и шел к своей «Ямахе») сообщили, что его отец убит, он не поверил своим ушам. Решил, что это жестокая шутка. Ему всегда представлялось, что папа умрет глубоким стариком, пережив всех своих врагов, и вдруг – покинул мир в расцвете лет (формально он уже был пенсионером, но энергии Виктору Сергеевичу было не занимать), да еще дал себя убить? И кому, Вере Чайке?
Ну да, Стасу сказали, что Радугина-старшего убила именно Вера. Уже потом, когда стали известны все факты, он понял: Чайка тут совсем ни при чем. А вот кто при чем, Стас даже представить не мог. Он, конечно, понимал, что у отца куча завистников, недоброжелателей, соперников, и допускал, что его кончины могут желать многие, но чтоб убить… Да еще и не руками нанятого профессионала, а своими собственными…
«Убийство не политическое, – размышлял Стас. Тогда, еще не осознав до конца всей горечи утраты, он мог логически мыслить. – Такие тщательно планируются и чисто исполняются. Хотя вполне вероятно: отца убрали потому, что он кому-то помешал как мэр или бизнесмен, он же главный акционер птицефабрики. Но решились на это спонтанно… На вечере выпускников было много людей, тесно связанных с ним. Кстати, вице-мэр тоже присутствовал, а он, пожалуй, первый кандидат на опустевшее кресло…»
Мотоцикл подбросило на кочке и повело в сторону. Стас еле удержал «Ямаху», но все же смог избежать падения. Выровняв своего железного коня, нажал на тормоз. Все, пора остановиться и отдышаться, а то и шею свернуть недолго. Он однажды уже чуть не погиб, когда вот так же гнал по ночному шоссе… Тогда его мать лежала в гробу, и до ее похорон оставались считаные часы. Стас был не в силах находиться в доме (особенно потому, что там отец запоздало убивался над телом жены), выбежал во двор, прыгнул на мотоцикл и помчался куда глаза глядят. Он гнал так, что покрышки визжали, и на одном крутом повороте мотоцикл завалился набок, полетел в кювет. Чувствуя адскую боль в придавленной «Ямахой» ноге и видя перед собой только приближающийся ствол гигантской сосны, Стас подумал: «Все, конец», – и почувствовал разочарование. То есть ничего такого, о чем пишут и говорят: будто вся жизнь пролетает перед глазами. Он ощущал только сожаление о том, что жизнь так быстро подошла к концу…
Но тогда все для Стаса кончилось благополучно. Он даже не пострадал серьезно. Только ногу сломал и на похоронах матери был в гипсе. От черепно-мозговой травмы его спас шлем. Если б не он, возможно, не было бы уже Стаса Радугина на свете.
После той аварии он всегда ездил в шлеме. И только сегодня не надел. А все потому, что разбил его: когда осознал, что отца больше нет, шарахнул шлемом об асфальт, вскочил на мотоцикл и погнал в темноту…
В кармане куртки затрезвонил мобильный телефон. Стас вытащил его, глянул на экран и сильно удивился, обнаружив шестнадцать неотвеченных вызовов. Оказывается, ему все время звонили, да только он не слышал. На сей раз связаться с ним хотел давний отцовский товарищ, владелец единственной частной нотариальной конторы города Забудкин.
– Здравствуйте, Андрей Саныч, – поприветствовал его Стас. Голос его был на удивление спокоен, хотя внутри все дрожало.
– Привет, Стас… – И с тяжким вздохом сказал: – Соболезную.
Стас молчал. Он не знал, как реагировать на соболезнования, хотя, когда умерла мама, слышал их многократно. К счастью, Андрей Александрович и не ждал от него каких-то ответных слов. После небольшой паузы он бросил еще одну фразу:
– Если потребуется помощь, обращайся.
– Спасибо, Андрей Саныч, но думаю, я сам справлюсь. – Стас, решив, что Забудкин звонит, чтобы выразить соболезнование, хотел попрощаться, но нотариус продолжил разговор:
– Стас, ты меня не понял. Я предлагаю тебе помощь не дружескую… Нет, ее, конечно, тоже, но сейчас речь не о том. Похоже, тебе понадобятся услуги адвоката, а я, если ты помнишь, еще и адвокат по гражданским делам.
– Андрей Саныч, объясните, я ничего не понимаю… Зачем мне адвокат?
– Чтобы опротестовать завещание отца.
– Отец оставил завещание?
– Да, Стас, оставил. Еще год назад. У Виктора тогда боли в паху появились, и он решил, что у него рак. Оказалось, банальная грыжа, которую легко удалили. А завещание он решил оставить.
– И кому же отец завещал все свое движимое и недвижимое? Только не говорите мне, что любовнице…
– Нет, что ты! Ее вообще нет в завещании.
– Ну, тогда я спокоен…
– Но есть другие люди. А конкретно: двое. И эти двое получат ничуть не меньше, чем ты. Самое же главное, акции птицефабрики отец отписал не тебе. Как и дом.
Сказать, что Стас был удивлен, значит, ничего не сказать. У него просто в голове не укладывалось, что отец по сути дела лишил его наследства. А как это еще назвать, если самое ценное – акции и огромный дом – отписаны не ему, единственному сыну, а каким-то посторонним людям? В принципе, Стасу ни хоромы отцовские, ни ценные бумаги не нужны были, ему вполне хватало того, что он имел: старенького коттеджа, своей фирмы и мотоцикла. Но дело-то не в том, а в отношении… Разве можно так с сыном?
– Могу я узнать, кто эти люди? – спросил Стас, немного придя в себя.
– Вообще-то я не имею права называть имена до оглашения… Но раз уж сказал «А», скажу и «Б», ты все-таки мне не чужой…
– Кто они, Андрей Саныч? – поторопил его Стас.
– Акции должна унаследовать Вера Николаевна Чайка, а дом Александра Леонидовна Одинец.
Глава 8
Наши дни
Шура вела подругу по узкому, поросшему высоченной крапивой проулку к своему дому. Каким образом она умудрялась не обжигать ноги, Вера могла только гадать. Сама она уже несколько раз задела жгучие стебли, и если б на ней было платье, а не брюки, сейчас бы не только щиколотки, но и голени покрылись зудящими пупырышками.
– Помнишь мой дом? – спросила Шура, выводя ее на улицу.
Вера прекрасно помнила барак, в котором жила семья Одинец. Это было приземистое двухподъездное строение из потемневших от времени бревен. Зимой, осенью и ранней весной он выглядел так уныло, что нагонял тоску, но летом барак не казался таким мрачным. А все из-за росших в палисаднике кленов. Их сочная зелень не только радовала глаз, но и почти целиком скрывала развалюху – из-за крон выглядывала лишь остроконечная крыша, покрытая играющим на солнце алюминием.
– Конечно, – ответила Вера. – Но он, кажется, не на этой улице находился… Или я ошибаюсь?
– Нет, ты права. Я жила на Суворова, а теперь на Лядова. И это она. – Она указала на прикрепленную к близстоящему дому табличку с названием улицы. – А улица Суворова идет параллельно. Только моего дома там больше нет…
– Снесли наконец?
– Сгорел. А нам дали комнату в другом бараке, на другой улице. Я веду тебя туда.
– И вы все живете в одной комнате? – ужаснулась Вера. – Ты, сестра и родители? Или сестра замуж вышла?
– Родители умерли. Сгорели при пожаре. А сестра замуж не вышла. Опять сидит. Уже третья ходка у нее.
– Сочувствую, – только и могла сказать Вера.
– Отца мне нисколько не жаль. Это же он дом поджег. А вот маму очень жалко. Она к тому времени уже не пила, мне помогала… – Шура тряхнула головой. – Ладно, не будем о грустном… Тем более что мы уже пришли.
Это был точно такой же барак, в каком когда-то жила семья Одинец. Разве что в палисаднике не росли клены, а крыша была покрыта толем.
Шура провела Веру к первому подъезду и, перед тем как войти внутрь, указала на окно слева от двери:
– Вот моя комната. В соседней старуха живет. У нее недержание мочи, поэтому в прихожей вонь стоит. Не обращай внимания. Мы с тобой пойдем на кухню, там не пахнет…
Когда они достигли двери в квартиру, Шура отперла ее и пригласила Веру внутрь. Та зашла. Запах мочи ударил в нос сразу. Вера поморщилась, а Шура, похоже, уже привыкла и не выказала недовольства. Скинув туфли, она прошествовала к своей двери, приоткрыла ее и заглянула в комнату. Вера сначала решила, что подруга хочет что-нибудь оттуда взять, но когда услышала сонный детский голосок: «Мама, ты?» – поняла: та проверяла ребенка.
– Да, детка, я, – ответила Шура. – Спи.
И тихонько прикрыла дверь.
– Почему ты не сказала, что у тебя есть ребенок? – укорила ее Вера. – Я б велела шоферу игрушку какую-нибудь купить… – Она заглянула в пакет и, изучив содержимое, констатировала: – Кроме конфет, малыша порадовать нечем.
– Ничего, этого достаточно, – уверила ее Шура. – Каринка любит шоколад, а я его нечасто покупаю.
– Сколько ей?
– Пять лет в следующем месяце исполнится.
– Красивое ты ей имя выбрала – Карина. И с фамилией Одинец гармонирует.
– Ее фамилия Малышева.
– Так ты замужем?
– Была.
– Развелась?
– Вдова. Муж сгорел вместе с родителями. Пытался вытащить из огня маму, но не смог…
– Какой кошмар!
– Да, Вера, это был кошмар. Осталась я одна с грудной дочерью на руках. Без средств к существованию и жилья… – Шура горестно вздохнула. – С Пашей – так звали мужа – мы жили не очень богато, вернее – совсем небогато. Он работал шофером при ЖЭКе, получал мало, но не пил и все деньги нес в дом. А еще у него были золотые руки. Он так здорово нашу комнату обустроил (Маринка сидела тогда, и мы заняли так называемую детскую), что мне и в бараке хорошо было. Только отец омрачал наше существование. Но с появлением в доме Паши даже он стал тише себя вести: не орал, не дрался, вещи не крал. Один раз спер у меня кольцо обручальное, так муж ему таких тумаков надавал, что папаня больше к нам в комнату не совался…