Клятва вечной любви
Рассказывая свою грустную историю, Шура провела Веру в кухню, большую часть которой занимал котел АГВ. Кроме него здесь стояли плита, два стола и один старый холодильник. А вот посудного шкафа не было, и чашки-тарелки громоздились на широченном подоконнике.
– В общем, все у нас хорошо было, – продолжала Шура, усаживая Веру за стол. – Мама мне с дочкой помогала, муж по-хозяйству, и я была почти счастлива… Но в одночасье все рухнуло! Я когда их троих похоронила, в запой ушла. Пила так, что дочку чуть не угробила. Молоко у меня пропало, и кормить ее нужно было молочной смесью, а я все деньги (люди всей улицей скинулись, чтоб мне помочь) пропивала. Карина от голода орала, но я не слышала – спала пьяная, когда же просыпалась, бежала за опохмелкой, забывая о детском питании. Короче, едва ее голодом не заморила. Когда поняла, что дочка чуть живая, опомнилась. Те деньги, что остались, потратила на кодирование. И начала новую жизнь. В который уже раз…
– Ты молодчина!
– Я знаю, – улыбнулась Шура. Она успела накрыть на стол и теперь разливала коньяк. – Ну, давай за это и выпьем… И за встречу.
Они чокнулись. Шура залпом выпила коньяк и поморщилась:
– Гадость.
– Зря ты, «Хеннесси» – очень хороший коньяк.
– А по мне – клоповник. – Шура торопливо сунула в рот шоколадную конфету. – Ты-то как, Вер? Расскажи хоть о себе. Я тебе уже всю свою жизнь поведала, а ты молчишь…
– У меня все хорошо, Шура. Много работаю, на личную жизнь времени мало остается. Так что семьи нет.
– А любимый человек?
– Есть бойфренд, Алексей. Очень успешный предприниматель. Такой же трудоголик, как я. Видимся раз в неделю, и так уже на протяжении двух лет. Не могу сказать, что люблю его, но определенные чувства испытываю.
– Я тоже Пашу не любила. Ценила, уважала, симпатизировала ему, но и только…
Вера, услышав признание, нисколько не удивилась. В Шурином сердце никакому другому мужчине, кроме Стаса, места не было!
– Вер, давай, что ли, Виктора Сергеевича помянем? – предложила Шура. – Знаю, ты его за что-то ненавидела, но чисто по-человечески надо…
И, не дожидаясь Вериного согласия, принялась разливать коньяк по стопкам. Она наполнила только одну, когда в окно кто-то стукнул.
– Блин! – выругалась Шура, от испуга расплескав коньяк. – Кого там черти принесли? Опять поди алкаши окна перепутали – тетка за стенкой самогонкой торгует, а все ее клиенты ко мне прутся… – Она рванула занавеску, выглянула, и выражение ее лица мгновенно переменилось. – Стас? – ахнула она. – Ты?
– Я, – ответил он, голос был хорошо слышен через открытую форточку. – Можно мне войти?
– Конечно, заходи, квартира два, там дверь открыта…
Он кивнул и скрылся из виду. Шура тут же стала суетливо поправлять прическу, одергивать платье и стирать с нижних век несуществующие потеки туши.
– Помада есть? – выпалила она, кидаясь к Вере.
– Блеск есть.
– Давай быстрее!
Вера порылась в сумочке и, вытащив тюбик, протянула Шуре. Та, не глядя в зеркало, мазнула им по губам, затем схватила с холодильника пузырек с псевдофранцузскими духами и щедро ими обрызгалась. После чего, по всей видимости, сочла себя готовой к встрече и пошла в прихожую.
Стас как раз переступил порог квартиры.
– Я не помешал? – спросил он.
– Нет, что ты! – заверила его Шура. Ее голос дрожал от радостного волнения. – Проходи.
Стас прошествовал за ней в кухню. Увидев Веру, нахмурился – не ожидал ее тут застать (когда заглядывал в окно, не заметил, что она сидит за столом), но быстро с собой справился.
– Хорошо, что и ты здесь, – сказал он. – Нам нужно поговорить.
– Мне оставить вас? – спросила Шура. Голос ее чуть дрогнул.
– Нам троим поговорить надо. – Стас указал ей на пустующий стул. – Сядь, Шура. Я хочу у вас кое о чем спросить…
Но он не успел задать свои вопросы, поскольку на пороге кухни показалась заспанная девочка. Она терла кулачками глаза и канючила:
– Ма-ам, я не хочу больше спа-ать…
– Вижу, как не хочешь, глаза вон продрать не можешь! – рассердилась Шура. – А ну марш в кровать!
– Ну, ма-ам… – Карина просительно посмотрела на Шуру, затем перевела взгляд на Веру, улыбнулась ей и обратила взор на Стаса. – А я вас знаю, – сообщила она. – Вы с мамой в одном классе учились, я вас на фотографии видела. Мама ее в столике хранит, но часто достает и…
Шура не дала дочери договорить, строго сказала:
– Быстро в постель!
Но хитрая девочка уходить не хотела, поэтому нашла предлог, чтоб остаться еще на минутку:
– Пить хочу. Дай мне водички. – А увидев на столе бутылку пепси, добавила: – А лучше лимонадику.
Шура налила дочери колы. Пока она пила, Вера разглядывала Карину и поражалась ее привлекательности. Шурина дочь была похожа на мать, но в то же время сильно от нее отличалась. У девочки были такого же цвета глаза, тот же пуговичный нос, тот же маленький рот, что у Шуры, но из-за длинных темных ресниц глаза были очень выразительными, а мелкие черты не казались таковыми на узеньком личике. Это у мамы были круглые щеки и тяжелая челюсть, а у дочери нежный овал лица и остренький подбородок. Волосы Карины чуть вились и спадали темными локонами до середины лопаток.
– Все, твоя душенька довольна? – спросила Шура у дочери, когда та опорожнила стакан.
– Конфеточку еще хочу.
– Перебьешься!
– Ну, ма-ам, тебе что, жалко? – закапризничала Карина.
– Действительно, мама, тебе разве жалко? – улыбнулся Стас. Полез в карман куртки и, достав огромную шоколадную плитку, протянул девочке: – Держи, красавица.
– Ой, какая большая! – восхитилась та. – Я ее всю могу съесть?
– Только не за один раз, ладно? А то твои красивые зубки выпадут!
– Но она вся моя?
– Конечно, я ж ее специально для тебя покупал. – Он легонько щелкнул девочку по носу. – А теперь беги в кровать!
Карина, сунув шоколадку под мышку, унеслась в комнату.
– Очаровательная у тебя девочка, – сказал Стас, проводив Карину взглядом. – На мужа похожа?
– Нет, совсем не похожа. Но мастью в него.
– Ты знал, что у Шуры есть дочь? – спросила Вера. Впервые она обратилась к Стасу напрямую.
– Шура сказала мне об этом сегодня. Мы же сто лет не виделись…
– Живете в одном городе и не видитесь?
– Представь себе.
– А нам и негде, по сути, пересекаться, – пожала плечами Шура. – Обитаем в разных районах, живем разной жизнью. Я из школы в садик, потом домой, ложусь рано, нигде не бываю – ни в ресторане, ни в спортклубе, ни в дорогих магазинах, продукты на рынке покупаю, там подешевле…
– Я даже не знал о несчастье, приключившемся с Шуриной семьей. Меня тогда не было в городе. Вернулся спустя два года.
– И ни разу с тех пор о Шуре не вспомнил?
– Кто бы говорил? – огрызнулся Стас.
– А давайте выпьем? – предложила Одинец, чтобы разрядить обстановку.
– Я за рулем, – покачал головой Стас. – К тому же я ненадолго…
– Ты что-то хотел у нас спросить? Что именно?
– Вы в курсе, что мой отец включил вас в свое завещание?
– Кого это – нас? – недоуменно насупилась Шура, а бутылка коньяка в ее руке замерла над стопкой.
– Тебя и Веру.
– Что за ерундовина?
– Тебе он отписал свой особняк, Вере – акции.
Шура открыла рот и просидела так, похожая на рыбу, несколько секунд, а потом вдруг рассмеялась.
– Я не шучу, Шура, – оборвал ее смех Стас.
– Да брось! – отмахнулась та. – С какой бы стати Виктору Сергеевичу оставлять мне дом?
– Вот это я и хотел бы узнать… у тебя.
– Стас, поверь, я впервые слышу о завещании. Вообще думала, что твой отец, если когда-то и знал о моем существовании, то давным-давно забыл о нем. – Шура беспомощно посмотрела на подругу: – А ты, Вера, что скажешь? Для тебя тоже шок узнать о том, что мы наследницы Виктора Сергеевича?
– Шокировать меня сложно, но я удивлена, скажу честно.
– Есть у вас какие-нибудь версии? – Стас посмотрел сначала на Веру, остро и недолго, затем перевел взгляд на Шуру. – С чего вдруг отец так расщедрился, что отписал практически посторонним людям значительную часть своего имущества?
Обе женщины молчали. Однако Шура хоть пыталась, что было видно по ее лицу, найти ответ на заданный вопрос. Вера же казалась абсолютно отстраненной, будто ее совсем не волновал ни тот факт, что ее сделали наследницей контрольного пакета акций преуспевающего предприятия, ни то, что послужило этому причиной. Стаса ее равнодушие разозлило, и он выпалил:
– Между прочим, когда сей факт станет известен следователю, у него появится еще одно основание подозревать Веру в убийстве.
– А меня? – испугалась Шура.
– Тебя, наверное, тоже. Но пока ты вроде бы не входишь в круг подозреваемых. Или я ошибаюсь?
– Меня даже не допрашивали.
– Скоро будут. Так что позаботься об алиби.
– Каким образом? – еще больше разволновалась Шура.
– Вспомни тот вечер поминутно, а главное: с кем и в какое время общалась, когда осталась одна. Если в момент убийства отца – более-менее точное время будет установлено после вскрытия, но ориентировочно смерть наступила между восемью и половиной девятого – ты была в чьей-то компании, хорошо. Найди того человека и попроси подтвердить сей факт.
Шура нервно сунула в рот конфету и стала ожесточенно ее жевать. Она всегда, когда погружалась в размышления, начинала есть. А лучше – что-нибудь грызть. Например, семечки или сухари. У нее никогда не было красивых ногтей, потому что, если под рукой не было ничего съестного, она принималась их обкусывать.
– Нет у меня алиби! – воскликнула она, проглотив конфету. – Я одна сидела в лаборантской, потому что только там можно было отдохнуть от шума и людей.
– И никто не может этого подтвердить?
Шура отрицательно покачала головой. Конечно, никто, ведь она специально скрылась от посторонних глаз, чтобы спокойно поплакать. Стаса давно не видела, вроде бы подзабыла, поуспокоилась, поостыла, а оказалось, чувства только дремали. Теперь проснулись и не давали покоя…
– Плохо дело, – вздохнул он. – У всех у нас плохо…
– И у тебя? – встрепенулась Шура.
– А ты думаешь, я вне подозрения?
– Разве нет?
– Конечно, нет. Я все ж таки основной наследник. Кроме того, ни для кого не секрет, что в последнее время мы с отцом не ладили. А самое главное – и у меня алиби нет. С восьми до половины девятого я просидел на лестнице, ведущей в радиорубку.
– Что ты там делал?
– Курил и думал…
Стас не сдержался – бросил взгляд на Веру. Шура заметила и помрачнела. Что ж, понятно, о ком он думал. Конечно, не о ней, а о Вере. В то время как Шура лила слезы по Стасу, сам он грустил о тех временах, когда они с Чайкой…
– У меня предложение, – громко сказала Вера. – Так как все мы заинтересованы в том, чтобы убийца был поскорее найден, давайте попробуем если не сами его вычислить, то хотя бы помочь следствию информацией.
– Мысль хорошая, – заметил Стас. – Мне она тоже пришла в голову, только я, убей, не знаю, с чего начать.
– У тебя есть знакомые в милиции?
Немного подумав, Стас ответил:
– Найдутся.
– Нам нужны материалы дела. Все, что есть. Их можно добыть?
– За деньги, по-моему, возможно все.
– Тогда отлично. С деньгами проблем не будет, я дам сколько потребуется.
– Да я вроде и сам не бедствую, – проворчал Стас. – Я прямо сейчас сделаю звонок… – Он вытащил мобильник.
– А не поздно? – обеспокоилась Шура. – Неудобно людей в такой час беспокоить…
– Я хочу обратиться к приятелю отца, который четверть часа назад сообщил мне о завещании. Не думаю, что он уже спит.
– Он что, милиционер?
– Нет, адвокат, – ответил Стас, а затем проговорил в трубку: – Андрей Саныч, извините за беспокойство, но вы сами предлагали помощь… Да, она мне нужна. Но это касается не завещания… – Тут Стас сделал паузу и обеспокоенно спросил: – Я точно не помешал? Слышу женский голос… Вы не один?
Дальнейших его слов девушки не услышали, поскольку Стас вышел в прихожую и вел разговор там.
Пока он беседовал с адвокатом, Шура с Верой сидели молча. Первая без слов разлила коньяк, вторая взяла свою стопку и опрокинула ее в рот. Шура сразу же последовала примеру подруги. А тут и Стас вернулся.
– Андрей Александрович обещал сделать все возможное, – сообщил он, усаживаясь на табурет. – Но результаты будут только завтра.
– Понятно, – кивнула Вера. – И у меня есть еще одно предложение: осмотреть дом Виктора Сергеевича, и в частности его кабинет. Возможно, именно там мы найдем хоть какой-то намек на то, за что его убили. А главное – кто его убил.
– А разве милиция этого не сделала? – поинтересовалась Шура.
– Пока нет, – ответил Стас. – Иначе мне бы сообщили охранники.
– Тогда поехали! – воскликнула Вера и резко встала. – Прямо сейчас.
– Хорошо, поедем.
– А мы уместимся втроем на мотоцикле?
– Шура, тебе, наверное, лучше дома остаться. У тебя ж ребенок. Разве можно девочку одну оставить?
– Почему нет? – растерянно протянула Одинец.
– Потому что вокруг дома алкашня шляется. А вдруг кто-то из них в квартиру вопрется? В лучшем случае напугают ребенка до полусмерти, а в худшем… Сама понимаешь! – И Стас решительно подвел итог: – В общем, иди к дочке, а мы поехали. Завтра увидимся, пока!
И он двинул в прихожую. Вера, бросив Шуре беззвучное «Пока», последовала за ним. Одинец проводила бывших одноклассников потерянным взглядом, а когда за ними захлопнулась дверь, обессиленно опустилась на табурет и беспомощно заплакала. В который уже раз за последние сутки!
Глава 9
1997–1998 годы
У Шуры был день рождения – ей исполнилось двадцать два года. По этому случаю родители напились уже в десять утра и теперь, в три часа дня, валялись на полу террасы. Да и сама именинница тоже приняла на грудь. Вчера к ней с двумя бутылками портвейна «Кавказ» и тортом заявился бывший одноклассник Петька, который, оказывается, помнил об ее дне рождения. Они осилили одну «бомбу» и половину торта, а потом улеглись на продавленную койку и занялись сексом, так что Шуре было чем сегодня отпраздновать знаменательное событие.
В последнее время она стала много пить. И курила одну сигарету за другой. А партнеров меняла так часто, что, если б надумала сосчитать, сколько их было хотя бы за год, запуталась бы. Да и не смогла бы вспомнить всех, потому что некоторые оказывались в ее постели, когда она была очень пьяна, а ускользали до того, как Шура трезвела.
Она по-прежнему работала уборщицей, но тех грошей, которые зарабатывала, не хватало даже на дешевые вещи, только на еду. Да еще сестра угодила в колонию – ей хоть иногда передачки надо было слать. Родители, понятное дело, об этой обязанности даже не вспоминали. Приходилось Шуре изворачиваться и выкраивать из своей копеечной зарплаты средства на посылки. Поэтому одевалась она, как пугало: во все старое, линялое, вышедшее из моды. Приличным в ее гардеробе было только платье-сарафан из джинсовой ткани (одна женщина с работы отдала из-за того, что оно порвалось на видном месте, а Шура закрыла дырку вышивкой, и стало незаметно), которое она сегодня и надела. День рождения как-никак!
Налив в единственный целый фужер остатки портвейна, Шура разместилась с ним на крылечке и стала раздумывать, как отметить праздник. Варианта было три: остаться дома, пойти на речку или в гости. Но дома – пьяные родители, которые вот-вот проснутся, на речку ее Васька звал, но от него, кроме бутылки пива, ничего не дождешься, а в гости – к Кольке Косому. Ему было уже двадцать пять, но он все оставался девственником, ни одна девушка с ним спать не хотела, вот он и решил к Шуре подкатиться. Короче, все три варианта были никуда не годными, и от этого приподнятое было портвейном настроение начало стремительно падать.
Когда на дне фужера остались последние капли вина, а в душе – лишь надежды, Шура увидела, как к калитке подходит девушка. Невысокая, худенькая, белокурая. Одета – великолепно. Вроде бы просто: в джинсы, футболку и курточку, но Шура сразу поняла, что все вещи фирменные и очень дорогие. Еще у незнакомки была классная прическа, похожая на каре с густой, до глаз челкой, а затылок выбрит замысловатым узором (это стало видно, когда девушка обернулась, чтобы закрыть за собой калитку).
– Вы к кому? – спросила ее Шура.
– К тебе, – ответила девушка с улыбкой. – Не узнаешь?
Шура прищурилась. Лицо нежданной гостьи показалось смутно знакомым, но Одинец решила, что она просто похожа на какую-нибудь журнальную красотку. Уж очень эффектная: темно-карие глаза, четкие брови, маленький нос и небольшой, но пухлый рот, подчеркнутый яркой помадой.
– Шур, ну ты что? – со знакомой интонацией проговорила девушка. – Это же я, Вера!
Шура недоверчиво нахмурилась. Вера в ее жизни была одна – Чайка, но она давно уехала из города. К тому же та Вера была настолько дурна собой, что…
– Да, да, это я, – рассмеялась Вера, – та самая Чайка!
– Не может быть, – только и смогла выговорить Шура.
Вера вновь залилась смехом и, порывисто подавшись вперед, обняла школьную подругу.
– Поздравляю с днем рождения! – Она вынула из сумочки перевязанную шелковой ленточкой коробку. – Я помню, тебе нравились духи нашей директрисы. У нее был «Пуазон». Надеюсь, твой вкус не изменился… – Вера протянула духи Шуре. – Это тебе!
– Спасибо, – счастливо улыбнулась Одинец. Духов ей никогда не дарили. Да ей, собственно, вообще ничего не дарили, ведь вино и сигареты не в счет, как и дежурные гвоздики на 8 Марта всем женщинам ЖЭКа.
– Ты совсем не изменилась! – сказала Вера. – Я тебя помню именно такой.
– Зато ты… – У Шуры не нашлось слов, чтобы передать свои эмоции.
– Я старалась, – усмехнулась та.
На самом деле Вера не просто старалась – она из кожи вон лезла, чтобы измениться. Причем не только внешне…
Когда тетка увезла ее в другой город, то первые две недели девочка не выходила из дома. Тетя Катя пропадала все дни на работе, а Вера сидела в квартире, выбираясь подышать только на балкон. А когда опекунша спрашивала у нее, ходила ли она гулять, врала, что да. Но лету пришел конец, и Вера больше не могла оставаться дома, нужно было идти в школу.
Первого сентября она ждала, как Судного дня. И не зря! Уже на линейке к ней начали цепляться и нарекли ее Медузой (получше, чем Опарыш, но тоже мало приятного). Вера понимала, что если так пойдет дальше, то уже к концу недели она превратится в главного школьного аутсайдера. А коль защищать ее теперь некому, то надо придумывать что-то самой. Да только что? Отвечать хамством на хамство? Огрызаться в ответ? Лезть в драку? Но ничего этого Вера делать не умела, да и не хотела учиться. Она же не хамка и не драчунья, просто девочка, не похожая на остальных.
После долгих раздумий Вера все же нашла решение проблемы. Конечно, не была уверена на сто процентов, что сможет избавиться от нападок, но не сомневалась в одном: ни Опарышем, ни Медузой ее больше не обзовут!
Забрав документы из школы, в которой проучилась два дня, Вера подала их в другую. Перед тем как отправиться туда впервые, провела подготовительную работу, а именно: выкрасила волосы в зеленый цвет и начесала их так, что они встали дыбом, в получившийся стог навтыкала прищепок, а глаза накрасила. Да еще поверх синей школьной формы нацепила куртку, сварганенную из теткиного дождевика. Этот полиэтиленовый плащик Катерина привезла из Чехословакии. Он был стального цвета, как космический скафандр, и Веру привлек именно его оттенок. Уж коль ей суждено сегодня обзавестись новым прозвищем, так пусть это будет Инопланетянка.
Когда Вера в таком виде явилась в школу, все были в шоке. Особенно классная руководительница. Но и ребята не сдержали эмоций: сначала, когда новая ученица вошла в класс, все замолкли, потом дружно засмеялись, а затем стали наперебой интересоваться, с какой планеты она прилетела. Вера, хоть и умирала от страха, смогла сохранить внешнее спокойствие. Более того, нагло хлопнув пузырем жвачки, ответила: «С Марса!» – и в сопровождении учительницы покинула класс: ее повели к директору. Тот, естественно, отправил Веру домой приводить себя в порядок. Она вернулась в школу только на следующий день, без прищепок и начеса, зато с двумя хвостами на макушке, один из которых был черным, а другой синим. Рядок между ними был украшен разноцветными бусинками – их Вера приклеила к волосам «Моментом».
Не стоит и говорить, что директору вновь не понравился внешний вид восьмиклассницы Чайки. Веру снова отправили домой, и теперь ее возвращения ждали не только педагоги, но и ученики. Всем было интересно, что придумает Марсианка (теперь у нее было такое прозвище), чтобы досадить преподам.
Эксперименты над своей внешностью Вера вела недолго. Спустя две недели в школу вызвали тетю Катю и потребовали от нее навести порядок на голове племянницы. Та, недолго думая, отвела Веру в парикмахерскую и велела постричь ее под мальчика. Однако девочка упросила мастера обрить ее «под ноль» и на следующий день заявилась в школу с бритым черепом. «А что вам не нравится? – с деланым удивлением спросила она, представ пред очи возмущенного директора. – На голове теперь полный порядок, как вы и требовали…»
И наконец-то от Веры отстали. Тем более что вела она себя примерно, училась сносно и с одноклассниками не конфликтовала. Да, Веру наконец приняли в коллектив. Всеобщей любимицей она, увы, не стала, но и в аутсайдерах больше не ходила. Ее считали девушкой со странностями и обращались к ней исключительно «Марсианка», но Веру новое прозвище совсем не обижало.
Год пролетел незаметно. Вера окончила восьмилетку, и тетя стала настаивать на ее поступлении в ПТУ. Особыми талантами девушка не блистала, а Катерина преподавала в училище, где готовили поваров, швей и парикмахеров. Вера, по ее мнению, могла получить специальность кондитера и уже в семнадцать лет иметь кусок хлеба. Вернее, торта. Но племянница вдруг заартачилась. А все из-за нового своего увлечения – компьютера. Когда летом выпускники занимались общественно полезным трудом, Вере досталась уборка кабинета информатики. В нем стоял самый настоящий компьютер, который девушка раньше видела только по телевизору. Естественно, Вере стало любопытно, она включила его и стала жать на клавиши. Когда преподаватель информатики зашел в класс, чтобы проверить, как ученица справляется с уборкой, он чуть не умер от разрыва сердца – Чайка стерла половину программ и сбила все настройки. Ей влепили строгий выговор, отчитали на школьной линейке и снизили оценку по поведению, но Веру это не тронуло. Главное, она поняла, чем ей хочется заниматься в будущем.
А вот тетя Катя известие о том, что племянница собирается податься в программисты, восприняла скептически: «Да какой из тебя компьютерщик? – хмыкала она. – У тебя по математике хоть и четверка, но слабая. К тому же ты рассеянная. И глаза у тебя чувствительные, разве с такими можно часами у монитора сидеть? Эдак вечно с красными белками ходить будешь, как кролик…»
Но Вера ничего не желала слушать. Она приняла решение и не собиралась от него отказываться. А вот с внешним видом надо было что-то делать. Вечно удивлять одноклассников ей надоело, да и надобность в том исчезла, и Вера приняла решение вернуть себе нормальный облик. Но только не тот, что был до ее превращения в Марсианку. Больше никаких Опарышей и Медуз. Никаких бесцветных бровок и воспаленных глазок. Никаких неопрятных хвостиков и невзрачных платьев. Ей уже почти пятнадцать, взрослая девушка. За другими ее одноклассницами парни ухаживают, а она для всех все еще бесполое существо с далекой планеты…
За лето Вера отрастила волосы. И перед 1 сентября попросила у тети отвести ее к приятельнице-парикмахерше, преподающей в училище и принимающей клиентов на дому. Чайка решила сделать хорошую стрижку и выкрасить волосы в темный цвет. Однако мастерица, услышав просьбу Веры, твердо сказала:
– Никакой краски, милочка! Тебе же несказанно повезло, ты – натуральная блондинка. И хочешь все испортить? Нет, нет и нет! Оттеночек можно придать, но и только. А вот брови с ресницами сделаем темными. Чтоб каждый день не краситься. – И, усадив Веру в кресло, женщина добавила: – И запомни на всю жизнь, деточка: с твоим лбом тебе показана челка. И желательно носи каре. С ним ты будешь всегда выглядеть экзотично.
Девушка ее совет запомнила на всю жизнь. И не изменяла ни цвет волос, ни прическу. Разве что иногда позволяла себе маленькие вольности: яркие прядки, нанесенные тушью, и выбритые узорчики на затылке.
А когда Вера поступила в областной институт и переехала в большой город, то нашла и свой стиль. Тогда только-только стали открываться секонд-хенды, и Вера, имеющая нестандартно маленький для европейки размер одежды, отыскивала в них совершенно чудесные вещи от японских дизайнеров. Куртку «Кензо», что была на ней сегодня, она обнаружила именно в комиссионке, и прошло с того момента уже три года…