То ли ангел, то ли бес

– Ты понимаешь, о чем я.

– Я переживаю за вас, только и всего… Вы же сами сказали, что боитесь.

– Все, Аркаша, до свидания! – Валентина оттолкнула его и распахнула дверь.

– Давайте я хотя бы сыграю вам на сон грядущий? – Как же он сразу не догадался предложить это? И инструмент при нем.

Но Валентина мотнула головой и захлопнула дверь.

Больше настаивать Аркадий не мог. Он вызвал такси, спустился на один этаж, присел на грязные ступеньки в своих двухсотдолларовых джинсах и вновь впустил в себя воспоминания.

Он осмелился признаться Валюше в своих чувствах в восемнадцать. Решил, что время пришло. Он совершеннолетний, сформировавшийся и как мужчина, и как личность, и как музыкант человек. Последнее не менее важно, чем остальное. Для Вали точно. Да и для самого Яворского. В себе как в музыканте он был уверен если не на сто процентов, то на девяносто. Как личность Аркадий самому себе казался не таким интересным, но все же заслуживающим внимания. А вот как мужчина Аркаша раскрылся меньше всего. Он оставался девственником, но успокаивал себя тем, что это не с ним никто не хочет сближаться, а он никого к себе не подпускает. Естественно, из-за Вали. Когда любишь кого-то по-настоящему, другие перестают для тебя существовать.

Было лето. Июнь. Тополиный пух носился по улицам, а так как толстый Аркаша потел, то он приставал к его физиономии.

Ксюша уехала в загородный лагерь, Валя осталась дома одна. Она скучала. В школах начались каникулы, те ученики, что ходили к ней на дополнительные занятия, тоже отдыхали. Узнав, что Аркадий намерен заскочить в гости, Валентина обрадовалась.

Он купил роскошный торт. Хотел и цветы, но посчитал это неуместным. Когда переступил порог, уловил запах гари.

– Что-то сожгли? – спросил он.

– Сырники. Хотела тебя угостить, но придется пить пустой чай, весь сахар я добавила в творог.

– Не придется. – Аркадий вручил ей торт.

– Ты похож на Деда Мороза, – со смехом проговорила Валя.

– Почему?

– Да ты в зеркало на себя глянь.

Оказалось, что пух, который Аркаша старательно стряхивал с лица, осел на его бороде. Точнее, на тех клочках волос, которые росли на его щеках и вокруг губ. Он не брился, чтобы казаться старше, к тому же поросль скрывала прыщики.

Яворский убежал в ванную. Он и так был на грани нервного срыва, а тут еще это! Мало ему неуверенности в себе из-за лишнего веса, теперь из-за пуха в бороде он еще больше похож на Деда Мороза. Его даже с ним сравнили… Ужас!

– Аркаша, чай готов, – услышал он голос Валюши. – Выходи, хватит полоскаться.

Яворский критично осмотрел себя. Да, не Кевин Костнер, от которого Валя была без ума. Но вполне симпатичный молодой человек.

Он покинул ванную, сел за кухонный стол. На нем уже стояли чашки и порезанный торт. Аркаша очень хотел его, когда покупал, но сейчас его подташнивало от волнения… Да еще от запаха гари! Валюша превратила сырники в угли, не иначе…

– Мне звонил Модест Эльдарович, – сказала Валя после того, как проглотила первый кусочек торта. – Очень тебя хвалил.

– Наш завкафедрой?

– Мы учились на одном курсе. На встрече выпускников обменялись номерами.

Модест был красивым мужчиной, хоть и лысым. В него многие студентки были влюблены.

– У вас были шуры-муры в студенчестве? – ревниво спросил Аркаша.

– Что ты! Модест не по девочкам.

– Он гей? – поразился Аркаша. Более брутального музыканта ему видеть не приходилось.

– Ты только никому не говори.

– Но у него же жена.

– Договорной брак. – Она отправила в рот еще один кусок торта. Причмокнула. – Вкуснятина какая. Ты чего не ешь? – Яворский пожал плечами. – А у тебя как на личном фронте? Девушка есть?

– Нет, – смущенно ответил Аркаша.

– Парень?

– Я не гей!

– Я просто спросила… Мало ли. – Она мягко улыбнулась, а затем протянула ему чайную ложку, к которой пристал взбитый крем. – Попробуй. Это просто какое-то сладко-миндальное облако. Так и тает во рту.

Он слизнул «облако» и тут же вытер губы, боясь, что теперь оно пристанет к его усишкам.

– Мой сын тебя ненамного старше, но он уже живет с кем-то, планирует свадьбу, – продолжила Валя разговор. Он смущал Аркадия, но сегодня, когда он решил признаться в своих чувствах, был даже своевременным.

– Но он не музыкант.

– Да, будущий менеджер. Только я думаю, что люди искусства больше нуждаются в эмоциях. Я особенно хорошо играла, когда была влюблена.

– Я вас очень хорошо понимаю! Та же история…

– Ага! То есть дама сердца у тебя все же есть?

– Да, – Аркаша ответил коротко, но посмотрел на Валю долгим взглядом.

– Однокурсница? Консерваторки очень хороши. Сама такой была.

– Вы и сейчас… – он сглотнул, – очень хороши. С вами никто не сравнится, Валентина Григорьевна… Валюша.

– Давай без фамильярности, Аркадий.

– Неужели вы еще ничего не поняли?

– Стоп! – Она напряглась. – И ты?

– Что?

– Втюрился в мою дочку?

– А кто еще?

– Коля и Вовчик. Но она еще ребенок, школьница, а вы уже студенты.

– Я влюблен в вас! – выдал-таки Аркадий. С надрывом в голосе и увлажнившимися глазами…

– В меня? – переспросила Валя, хохотнув. – Это ничего, это нормально. Все мальчики увлекаются своими учительницами.

– Вы не поняли. Я не увлечен. У меня чувство. Огромное, сильное, не проходящее уже десять лет. Именно оно сделало из меня музыканта…

Аркадий подался вперед, сгорая от желания обнять Валентину, но она уперлась в его грудь ладонью и сурово проговорила:

– Такое поведение неприемлемо.

– Почему?

– Я твой педагог, пусть и бывший.

– И что?

– Имей уважение.

– Я вас так же безгранично уважаю, как и люблю.

– За признание спасибо… Наверное… Не знаю, как к нему относиться. Это должно быть лестно. Но мне прежде всего неловко.

– Почему? – вскричал Аркадий. – Вы женщина, я мужчина. Вы одиноки, я тоже. Вы испытываете ко мне симпатию, а я вас люблю. За двоих: за себя и за вас.

– Я тебе в матери гожусь.

– Паспортный возраст – ничто! Просто цифра. У вас было два мужа, которые превосходили вас в возрасте, и что? Вы развелись с ними. А почему? Они не ценили, не понимали, не принимали вас. А я буду! Я вас знаю десять лет и все… все, слышите? Все в вас люблю, даже недостатки. Точнее, то, что другие считали ими…

– Пожалуйста, перестань.

– Я долго решался на признание, не прерывайте. – Он рубанул рукой воздух. – Мне уже в девять лет хотелось сделать это. Но я понимал, меня не воспримут всерьез. И я ждал… И вот я взрослый, пусть и не настолько, как вам хотелось бы. Но я мужчина. У меня большое будущее. И я мечтаю оказаться в нем вместе с вами.

– То есть ты не просто признался мне?.. Ты еще на что-то рассчитываешь?

– Я хочу, чтобы мы стали парой. Настоящей.

– Мой сын тебя старше, а дочь чуть младше. Это противоестественно.

– То есть все дело в возрасте?

– Считай, что так. Я не воспринимаю тебя как мужчину.

– Сколько мне еще подождать? Только скажите…

– Уходи, Аркадий, – решительно проговорила она. – И не возвращайся, пока не перебесишься.

– Чего не сделаю?

– У тебя явно бушуют гормоны. Найди женщину, с которой лишишься невинности. Все твои фантазии из-за неудовлетворенности. Как и прыщики на лице.

– А вы, оказывается, поверхностная.

Ее слова про гормоны оказались последней каплей. Он ей душу изливает, признается в чувствах, а она сводит все к банальном спермотоксикозу (слово из студенческого сленга). Аркадий обиделся и вылетел из квартиры, хлопнув дверью.

Он дулся на Валю несколько дней. Говорил себе: «С меня хватит ее, больше не буду думать о ней, а мечтать – тем более». Но уже через неделю набрал ее номер и, когда прозвучало «Алло», бросил трубку. Что сказать, он пока не знал, а услышать ее голос так хотелось.

На помощь страдающему в разлуке влюбленному, сам того не ведая, пришел Модест Эльдарович. Он принимал участие в организации благотворительного концерта скрипичной музыки, сделал Яворского одним из выступающих, а свою давнюю подругу Валентину пригласил в качестве зрителя. После выступления она подошла, чтобы поздравить Аркашу с успехом, и они помирились.

Прошло полтора года. Валя с Аркашей делали вид, что все между ними так, как до ТОГО разговора. Он приходил к ней в гости, они музицировали (она уже не учила его, но, безусловно, вдохновляла), пили чай, обсуждали концерты, которые вместе или по отдельности посещали. На праздники Яворский дарил Валюше подарки. Всегда нужные, но с фантазией. Последние были еще и недешевыми – он мог себе это позволить. А она все эти годы забывала о его дне рождения и только на 23 Февраля преподнесла носки из собачьей шерсти. Со смехом сказала – традиция и наврала, что сама связала. На самом деле купила у бабушки, торгующей возле метро, – Аркадий видел ее и запомнил ассортимент товара.

Как правило, в квартире они находились не одни. Ксюша жила с матерью, у нее была куча друзей и поклонников. Девочка расцвела и превратилась в писаную красавицу. Единственное, что, по мнению Аркадия, ее портило, это небольшой лишний вес. Но парням ее щечки и попочка нравились, особенно конопатому Кольке. Именно с ним Аркаша чаще всего сталкивался в доме Катаевых.

Как-то Валя пригласила Яворского в кино. Впервые сама. Сказала, очень хочет посмотреть, но не может найти компанию. Естественно, Аркаша согласился составить ее драгоценной Валюше. Он бы по горячим углям согласился с ней ходить!

Фильм оказался черно-белым и шел с субтитрами. Неудивительно, что никто не пожелал его смотреть вместе с Валей. Сюжет его тоже оказался весьма странным, и Аркадий, который был равнодушен к кино в принципе, даже вникать не стал. Он любил советские комедии и рождественские голливудские фильмы типа «Один дома», а всякую черно-белую муть не желал удостаивать своим вниманием. Так бы и просидел весь фильм, не понимая, о чем он, поскольку ленился читать титры, пока не врубился, что главные герои – влюбленная пара, где женщина старше мужчины лет на двадцать пять. Аркадий возрадовался! Это намек. Валя не может открыто сказать, что пересмотрела свое отношение к «неравным» связям, и притащила Аркашу в кинотеатр. По окончании сеанса он пригласил ее в уютное кафе. Они заняли угловой столик, выпили горячего шоколада с пышными оладьями. Валя говорила, что ее мама пекла такие. И давала дочери рецепт. Но у той никогда не получалось повторить его.

– Давайте улетим на море? – выпалил Аркадий. – Дня на четыре? Я смогу выкроить время, вы тоже.

– На какое море? – переспросила Валя.

– На любое. Если у вас есть загранпаспорт, то можем выбрать Средиземное, Красное, Адриатическое, Лигурийское, по вашему желанию. Главное, чтобы недалеко было лететь.

– У меня нет загранпаспорта. Кончился.

– Тогда на Черное? В Сочи еще тепло.

Она не пришла в восторг от его предложения. И Аркадий поспешно добавил:

– Я все оплачу, у меня есть деньги.

А потом подумал о том, что она, как женщина уже не юная, может стесняться своего тела. Тем более в нем есть особенности. Даже летом Валя не носила открытой одежды. Впрочем, как и Аркаша. Он стеснялся своих жировых бугорков и складочек под ними, а сейчас предлагает женщине, которую любит, поехать на море, чтобы они друг перед другом обнажились на пляже? Вот же дурак…

– Или давайте в Калининград рванем? Погуляем по городу, съездим к морю, в Светлогорск, пособираем янтарь.

– Я не хочу никуда ехать. Что ты выдумал? Зачем?

– Мы можем попробовать начать наши отношения вдали от людей, которые знают нас. А главное, вас. От коллег, родственников, учеников, настоящих и бывших, друзей. Вас ведь это смущает? Не то, что я молод. Вы – педагог. И опасаетесь за репутацию…

– Ты опять за свое?

– Я понял намек, Валюша.

– Валентина Григорьевна, – поправила его она.

– Как скажете.

– И я ни на что не намекала.

– А как же фильм? Вы неспроста позвали меня на него.

– Да он вообще не об этом! Ты титры не читал? Любовная линия там идет фоном… – Она швырнула салфетку, которой вытирала рот, перепачканный маслом, на котором жарились оладушки. – Я думала, ты перебесился. Модест говорил, что ты с какой-то пианисткой часто выступаешь и она смотрит тебе в рот. Думала, у вас роман. И прыщики прошли…

– Я сходил на прием к дерматологу. А пианистка просто подруга. И я не бешусь. Я люблю. Поймете вы это или нет?

– А ты меня? Я же сказала, что не могу ответить взаимностью. Зачем ты меня мучаешь? Ты дорог мне, и я обожаю время, которое мы проводим вместе. И горжусь тобой, ведь ты в некотором роде мое творение…

– Так полюбите меня, как Пигмалион Галатею!

– Если бы у меня получилось, – простонала Валя. – Ты не можешь приказать сердцу. Я тоже.

Потом она ушла из кафе и не разрешила себя проводить.

Аркадий решил, что с него хватит, и посвятил всего себя музыке. Спасибо ей, если бы не она, он сошел бы с ума. Но душевные переживания заставили его чувствовать мелодию еще острее, проникаться ее глубиной, ловить оттенки, а натренированные многочасовыми репетициями руки слушались так, что Аркадий ни разу не разочаровал ни себя, ни слушателя, ни композитора, о котором он прежде всего думал, играя то или иное произведение. Даже если он умер несколько веков назад. Но не зря говорят, автор перевернулся бы в гробу…

Моцарт, Бетховен, Чайковский и другие классики могли покоиться с миром. Аркадий не посрамил их. Более того, раскрыл их творения по-своему.

Будучи студентом четвертого курса, Яворский давал концерты в лучших залах. В газетах писали, что он играет так, что кажется – звучит не скрипка, а струны его души. Та самая пианистка, о которой упоминала Валя, сопровождала его: вместе они исполняли несколько вещей. Присмотревшись к девушке, Аркадий понял, что она действительно смотрит ему в рот. Это льстило. Пианистка была очень хороша собой: тонкий стан, рыжие волосы, зеленые глаза. Только дурак не обратил бы на нее внимания сразу. И Аркаша был как раз одним из таких.

Пианистка стала его первой женщиной. Секс был торопливым и каким-то нелепым. Аркадий просто хотел поставить галочку, а она… Кто же знает, что ею двигало. Яворский и в тридцать не научился понимать женщин, а в девятнадцать они казались ему ассимилировавшимися на Земле инопланетянами.

Секс на Аркашу впечатления не произвел, но он почувствовал себя увереннее. Уже не мальчик – мужчина. И то, что пианистка не перестала после их «первого блина» смотреть ему в рот, тоже вселяло надежду. Яворский стал подумывать о том, чтобы попробовать завязать отношения, но тут о себе напомнила Валентина…

Когда она позвонила, Аркаша удивился, но приготовился ломаться. Вот только она его не на концерт позвала или в гости – попросила сопроводить ее в больницу к дочери. Та попала в аварию, лежала с сотрясением и переломами. Валя понимала, что за хороший уход нужно платить, но не знала – кому. Как это делается, тоже. И она обратилась за помощью к Аркадию. Почему именно к нему? Он не знал. Яворский был таким же плохо приспособленным к жизни человеком. К тому же очень молодым. Ему пока не приходилось давать кому-то на лапу. Однако Аркадий поехал с Валюшей в больницу и, что его самого удивило, без проблем все уладил. Деньги в больнице брали все, от техничек до главврача, а они имелись. Валиных не хватило, но Аркадий добавил из своих. А пока мать и дочь общались в палате, сбегал за фруктами и любимым зефиром Ксюши.

После больницы он хотел поехать домой, только Валя пригласила на чай. Но оказалось, на вино – ей нужно было снять стресс, а в одиночку, как говаривала мама, пьют только алкоголики. У Валентины с давних времен стояла бутылка французского бордо, кем-то подаренная, ее и открыли. Аркадий лишь пригубил, а хозяйка дома выпила два фужера. Захмелела, расслабилась. Потом предложила полистать альбом с фото, она любила его смотреть и другим показывать. Аркадий сел рядом с Валюшей на диван. От нее пахло духами «Шанель» и немного вином – не неприятно. Он наслаждался близостью, пока не начал испытывать томление. Аркадий и раньше желал Валюшу, но как-то по-детски. Теперь же он мужчина! И пусть секс был всего раз, и тот невпечатляющий, он разбудил в Яворском самца.

Валентина рассказывала что-то об одной из фотографий Ксюши. Он слышал голос, но не вникал в суть, поскольку не мог сосредоточиться – весь был в своих эмоциях. Женщина заметила это и, чтобы привлечь внимание собеседника, тронула его за колено. Это вполне невинное прикосновение разбудило в Аркадии того самого самца, который дремал до недавнего времени. Яворский порывисто обнял Валю и принялся ее целовать. В лицо, шею, руки, которыми она пыталась от него закрыться. Он шептал слова любви, а еще постанывал от возбуждения и всхлипывал от переполняющего восторга: он плакал, когда слышал дивную музыку, а сейчас накал еще выше – в его объятиях была та, что позволяла ею проникаться…

Его Валюша… Его Муза…

Если бы она жестко осадила Аркадия, он бы прекратил. Но Валя только лепетала: «Нет, нет…» Кто из мужчин не знает, что во многих случаях это означает «да»? И Аркадий продолжал ее ласкать. Он был напорист, но не груб. Не впивался в нее губами, не сжимал колени или грудь, не вдавливал в диван. Аркадий лобзал и гладил, чувствуя, как размякает Валюша. Сначала она перестала сопротивляться, замерла, прислушалась к своим ощущениям, а потом стала отвечать на действия Яворского: поглаживать его, касаться губами щек, уголка рта, мочки уха, теребить волосы на затылке, которые он взялся отращивать по ее совету.

«Увертюра» длилась и длилась. Аркадий наслаждался ею. Пожалуй, он ограничился бы ласками. Не из-за страха опростоволоситься. Просто ему было хорошо и так. Не такой уж и сильный самец в нем проснулся. Слиться с женщиной в одно целое можно и без соприкосновения половыми органами. Невероятный по накалу страсти физический контакт может произойти и без полового акта. По крайней мере, на этой стадии их отношений…

О да, Аркадий не сомневался, что это были именно они!

Валюша же, как потом стало ясно, смотрела на происходящее иначе. Она, довольно молодая, весьма привлекательная, познавшая радость сексуальных утех с двумя мужьями и несколькими любовниками, имела потребности. Но в последний год воздерживалась в силу не зависящих от нее причин. Они были просты: достойного партнера она не имела, а спать с кем попало не желала. Если бы не стресс последних дней и выпитое вино, она не дала бы похоти взять верх над здравым смыслом. Но раз уже свершилось, нужно идти до конца…

И наслаждаться всей симфонией, а не только увертюрой.

– Это было невероятно, – выдохнул Аркадий, когда все закончилось.

Он не ждал от нее подтверждения этому, но был бы очень рад услышать хоть сухое «да».

– Ты открыла меня не только как музыканта, но и как мужчину, – продолжил он, впервые обратившись к Валюше на «ты». Даже когда во время прелюдии шептал ей признания, говорил «вас». – Если бы я знал, что будет так, то сохранил бы себя для тебя.

– В смысле?

– Не занимался бы сексом.

– У тебя уже было? – поразилась Валя.

– Да. – Он не стал вдаваться в подробности. Но было же – факт.

Она больше не задавала вопросов. И вообще разговаривала мало. Выглядела сонной. Но когда Аркадий пожелал ей «спокойной ночи» и остался лежать рядом, обнимая ее, встряхнулась. Одевшись, ушла на кухню, чтобы сделать кофе. Его в кровать не принесла, что было бы уместно, а позвала Аркадия к себе. А еще велела одеться, потому что прохладно. Когда они попили бурду, что сварила Валя, гостя проводили в прихожую. Тот хоть и был разочарован, не обиделся. И не насторожился. Пока Валюша не готова оставлять его на ночь.

Не та стадия отношений…

Он позвонил ей уже на следующий день. Валя ответила, но сухо. Сказала, что находится в больнице и не может разговаривать. Обещала перезвонить, но не сделала этого. Яворский выждал день и снова набрал заветный номер. Начал разговор с легкого упрека. Валя раздраженно бросила: «Моя дочь в больнице, мне не до твоих капризов!» – и отключилась. Аркадий решил дать ей время. И себе на репетиции – его ждал конкурс. Потом Аркадий уехал в Петербург, чтобы принять в нем участие. Вернулся ко дню рождения Валюши. Естественно, с подарком. На него ухлопал все призовые (взял Гран-при). Приобрел складной антикварный пюпитр. Сам о таком мечтал, но он как-нибудь обойдется обычным, главное, порадовать Валюшу.

Его никогда не звали на день рождения – сам приходил. Поэтому Аркадий нагрянул без предупреждения. И был раздавлен…

Валентина Григорьевна, его Валюша, сидела за столом с мужчиной. Они держались за руки и по-особому друг другу улыбались.

– Кто это? – спросил Аркадий у Ксюши, выписанной из больницы за день до этого.

– Мамин парень.

– Парень? Ему лет сто.

– Всего пятьдесят шесть. Ей всегда нравились мужчины постарше. Но если тебя коробит от «парня», скажу «сердечный друг».

– Давно они вместе?

– Неделю. В больнице познакомились, где я лежала.

– И он уже ее сердечный друг?

– А чего тянуть? Жизнь коротка.

– Так он при смерти? – с надеждой спросил Аркадий.

– Нет, ты чего? Здоров. Он терапевт, работает в больнице. Но они оба не юные и давно одинокие, нужно спешить наслаждаться жизнью… – И уже матери: – Посмотри, кто пришел!

Валя оторвала свой взгляд от «парня» и встретилась им с Аркадием. В нем ни смущения, ни сожаления. Ей было плевать на то, что он «застукал» ее.

Мужчин, молодого и зрелого, представили друг другу. Яворский смотрел на хахаля Вали и не мог понять, что она в нем нашла. Облезлый какой-то, очкастый. К тому же обычный терапевт, даже не начальник отделения. Аркадий понял бы, выбери Валюша знаменитого хирурга или владельца частной клиники, но она подобрала то, что плохо лежит: потрепанного жизнью бюджетника. А он еще и жлоб. Те чахлые розочки, что в вазе стоят, наверняка он подарил. И два фужера в коробке. Такие в сетевых супермаркетах продают да на рынках. С подобным подарком можно явиться на день рождения к коллеге, но никак не к даме сердца.

Тем временем Ксюша плюхнулась на диван, указала одним из своих костылей на табурет и пригласила гостя к столу. Аркадий поблагодарил, но отказался. Сослался на спешку. И обратился к имениннице:

– Валентина Григорьевна, можно с вами поговорить наедине?

Она кивнула и, отлепившись от «парня», проследовала в кухню. Аркадий за ней.

– Это правда? – выпалил он, едва дверь за ними закрылась.

– Не кричи, – цыкнула на него Валя.

– Это твой сердечный друг?

– Ваш друг, – поправила она. – Да. Мы с Алексеем Глебовичем встречаемся.

– А как же я?

– А ты живешь своей жизнью.

– Без… вас?

– Да, так будет лучше. Наша дружба станет нам обоим в тягость.

– Я думал, теперь мы больше, чем…

– Прости меня, Аркадий, за то, что я допустила в ТОТ вечер. Я искренне сожалею о том, что дала волю своим низменным инстинктам. Я не сдержалась. О чем сожалею.

Он не верил своим ушам. Для него их секс был волшебным действом, а для нее обычной случкой?

– Вы были моей скрипкой, – прошептал он пораженно. – Я играл на вас, и вы так звучали, что я плакал от восторга.

– Вот поэтому я не могу стать для тебя тем, кем ты желаешь меня видеть: для тебя, мальчика, секс – это событие, а для меня, взрослой, опытной женщины, просто приятное занятие.

– Я мужчина. Пусть и неискушенный. Но мне есть с чем сравнивать.

– Залез под юбчонку пианистке, не так ли? И не понравилось. Потому что тебя влечет к женщинам постарше, так что советую найти тридцатилетнюю.

– Мне не нужен никто, кроме вас.

– Значит, останешься один. И такое бывает. Прощай.

И схватилась за дверную ручку.

– Постойте.

– Я все сказала, Аркадий. Не заставляй меня переходить на оскорбления!

– Всего лишь хотел вручить вам подарок, – он протянул кожаный чемоданчик, в котором лежал антикварный пюпитр. – Не фужеры, конечно. Но надеюсь, вам понравится.

– Не нужно, спасибо, – и отдернула руки.

– На память, – бросил он и, положив подарок на стол, стремительно покинул квартиру.

Больше они не виделись. Но от Модеста Аркадий узнал, что с доктором Валя вскоре разбежалась. Яворский тоже прекратил общение с пианисткой и всего себя посвятил музыке.