Клятва вечной любви

– Ой, Вера, у меня нет слов! – донесся до задумавшейся Чайки Шурин голос. – Ты такая красотка! А куда делся твой вечный диатез? Лосьоны какие-нибудь чудодейственные покупаешь? Или просто замазываешь тональником?

– Вот тут я не приложила ни капли усилий, – честно призналась Вера. – Диатез сам с возрастом прошел, хотя сладости я люблю…

– Ой, а у меня торт остался! Будешь?

– Может, прогуляемся? Или посидим в кафе… Надеюсь, в городе оно появилось?

«Деликатная, – подумала Шура. – В гости не просится, понимает, что там пьянь моя валяется… И про то, что я подурнела от вина, молчит… А что в кафе зовет, так просто не догадывается, что у меня денег даже на пару бутылок пива нет…»

– Давай лучше прогуляемся, – предложила Шура. – Ну его, этот бар, надоел…

Она хотела добавить, что там всегда одни и те же рожи, но резко замолкла. А все потому, что у калитки материализовался еще один гость: широкоплечий парень среднего роста с длинными волнистыми волосами. Он был в темных очках и с букетом роз в руках. Завидев Шуру, гость помахал цветами и крикнул:

– С днем рождения!

Шура хотела сказать «спасибо» и улыбнуться, но слова застряли в горле, а губы предательски задрожали… Ведь это был Стас! Он пришел поздравить ее с днем рождения! С цветами!

Пока бывший одноклассник преодолевал расстояние от калитки до крыльца, Шура сумела справиться с волнением и даже улыбнулась (правда, довольно вымученно). А вот чуть небрежный тон получился:

– Привет, давно не виделись!

– Это точно, – кивнул Стас и чмокнул ее в щеку. Затем сунул ей в руки букет: – Держи!

Шура утопила лицо в розах и с наслаждением втянула носом их аромат. Он был очень слабый, но ей казалось – пахнет божественно.

– Поставь в вазу, чтоб не завяли, – посоветовал Стас. – Я их из соседнего города вез, а то ведь у нас цветов не купишь, сама знаешь.

Шура помчалась за банкой с водой, а Стас повернулся к Вере и, сведя густые брови, задумчиво проговорил:

– Вроде я тебя знаю… Только вот не могу… – Тут его глаза округлились. – Черт побери, неужто Верка?

Чайка радостно закивала.

– Ну, значит, все три мушкетера в сборе! – воскликнула вернувшаяся Шура, чтобы отвлечь внимание Стаса от Веры. – Почти по Дюма – десять лет спустя…

– С тобой мы не виделись только пять, – возразил Стас, – а вот с Верой…

Он закатил глаза, мысленно подсчитывая годы разлуки, но Вера сделал это быстрее:

– Девять лет. Так что Шура ошиблась лишь чуть-чуть.

– Какими судьбами ты здесь? – поинтересовался Стас.

– Я вернулась.

– Да ты что. Правда? – обрадовалась Шура. – Как здорово!

– У нас в институте ярмарка вакансий проводилась, и я выбрала Первый коммерческий банк вашего… вернее, нашего города.

– Ты его выбрала, а не он тебя? – уточнил Стас, который знал, что такое ярмарка вакансий – в их институте проходило нечто подобное, но там работодатели из десятка кандидатов-выпускников выбирали одного.

– Совершенно верно. Не хочу хвалиться, но я была лучшей на потоке. К тому же окончила сразу два факультета… В общем, я ценный кадр.

– С ума сойти! – восхитилась Шура. – Два факультета! А когда-то на одни тройки училась.

– Нет, у меня была одна четверка. По математике. Вот к ней у меня оказался бо-ольшой талант. Особенно к программированию. И в автоматических процессах я разбираюсь отлично, была единственной девушкой в группе. А вот в гуманитарных науках – полный ноль. И пишу с ошибками. Спасибо компьютеру, что он их за мной исправляет.

– Да, помню, как я за тебя сочинения писал, а ты, переписывая, умудрялась по десять ошибок делать, – хмыкнул Стас.

– А ты на кого выучился?

– На маркетолога.

– Блатная специальность.

– Да уж. Конкурс был огромный, чудом поступил. Заметь, сам!

Гости еще некоторое время говорили об учебе и предстоящей работе, а Шура внутренне содрогалась от мысли, что сейчас дойдет очередь до нее, и друзья спросят: а ты какую специальность получила и где трудишься? Что она ответит – за плечами восемь классов и столько же уборщицкого стажа?

Но не спросили. Слава богу, не спросили…

Зато отец проснулся. И начал хрипло орать: «Шурка! Шурка, падла, где ты? Пить дай!»

– Сам возьми! Ведро рядом с тобой! – крикнула она. И умоляюще посмотрела сначала на Стаса, потом на Веру: – Пошли отсюда, а? Житья ведь не даст теперь!

– Предлагаю отправиться ко мне, – сказала Чайка. – Посидим, поболтаем… Пир устроить можно – у меня куча еды в холодильнике, но я так и не научилась есть.

– Отличная мысль! – воскликнул Стас и, подхватив девушек под руки, повел их к калитке.

– Входите! – скомандовала Вера, открыв дверь квартиры.

Переступив порог, Шура огляделась. Все та же прихожая: зеркало на стене, старая стиральная машинка «Ока», на которой стопкой лежат журналы, циновка на полу. Даже запах сохранился. Шура еще в детстве заметила, что каждый дом имеет свой неповторимый запах, чуть уловимый, который и не замечаешь, когда в нем живешь.

– Ничего не изменилось, – констатировал Стас и втянул носом воздух. По всей видимости, тоже помнил аромат этой квартиры. – В комнате те же плюшевые кресла и телевизор на ножках?

– Ты про ту, которую гордо именовали «залом»?

– Точно, – хмыкнул Стас. – Там еще в стенке сервиз «Мадонна» стоял.

– Сервиз на месте. И все остальное. Я оставила зал и прихожую нетронутыми… А вот моя комната сильно изменилась. Прошу, заходите! – И Вера отворила дверь.

Шура, обозрев помещение, восхищенно ахнула. Бежевые стены, серебристого цвета ковер с африканским узором, низкая кожаная мебель, стеклянный журнальный столик, по углам растения в керамических кадках – такое великолепие она только в журналах по интерьеру видела (листала иногда в офисе, где убиралась три раза в неделю).

– Ни фига себе устроилась! – цокнул языком Стас.

Вера с улыбкой велела гостям располагаться, а сама отправилась на кухню.

Шура на носочках прошла к ближайшему креслу и села на краешек. Ей было неуютно в этой «журнальной» обстановке. Страшно боялась что-нибудь запачкать или поцарапать. А вот Стас чувствовал себя абсолютно свободно. Он прошелся по комнате, остановился у стеллажа с аудиотехникой, пересмотрел компакт-диски, выбрал один, поставил.

– Любишь Кокера? – спросил он у Шуры.

Та неопределенно улыбнулась в ответ. Она не знала, кто это. О собаке породы кокер-спаниель слышала, но речь ведь шла не о псе, правильно?

Из колонок вырвался бодрый хрип, и Стас, пританцовывая, отправился исследовать комнату дальше. Увидев компьютер, пробежался по клавишам пальцами.

– Пентиум. Новейшая модель. Я такой только в каталоге видел… Прикинь?

Шура прикинула и почувствовала себя безнадежно отсталой. И компьютер, и проигрыватель компакт-дисков, и даже сами диски она увидела впервые.

Тут в дверях появилась Вера с тележкой, уставленной многочисленными тарелками. А между ними стояла запотевшая бутылка водки «Абсолют».

– Ты какой банк ограбила? – спросил Стас, плюхаясь на диван.

– Сразу несколько, – серьезно ответила Чайка.

Стас приподнял бровь. Вера с улыбкой протянула ему сложенный конвертиком блин. Он засунул его в рот и довольно чмокнул:

– С икрой! Обожаю.

– Я тоже… – Она протянула блин и Шуре: – Ешь, пока теплые…

Шура откусила. Десяток маленьких фонтанчиков брызнул в рот. Оказалось, икра лосося гораздо вкуснее минтаевой, которую Шура считала самым изысканным деликатесом.

– А теперь давайте по пятьдесят. За встречу!

Все взяли стопки, подняли. Стас равнодушно – он не любил водку, предпочитая пиво, Шура со страхом – она слишком ее любила и боялась напиться, Вера осторожно – она очень редко употребляла спиртное.

– Ну что, девы мои, за дружбу! – провозгласил Стас и, чокнувшись с Верой и Шурой, залом выпил.

Девушки последовали его примеру.

– Верунь, – обратился Стас к хозяйке, – ты так и не сказала, где умудрилась заработать? Только институт окончила, а уже и дом обставила, и холодильник забила, и сама вся прибарахлилась. Нам интересно, правда, Шура?

Одинец энергично кивнула.

– Про хакеров слышал?

– Компьютерные воры? – заинтересовался Стас. – Я читал о них… Помню, где-то писали о российском студенте, взломавшем базы Пентагона. – Он растерянно посмотрел на Веру. – Ты из их числа?

– Нет, что ты! По мне, это мальчишество, все равно что лезть в осиное гнездо: нервишки пощекочешь, но последствия могут быть непредсказуемыми.

– Тогда я не совсем понимаю…

– Мы с друзьями тихо и осторожно крали деньги у банков. Понемногу снимали с разных счетов, переводили бабки на счет нашей фирмы, потом снимали.

– Вашей фирмы? – удивился Стас.

– Мы организовали ЧП «РиК».

– Что это означает?

– «Рога и копыта». Помните Ильфа и Петрова?

Стас кивнул. Шура на всякий случай тоже, хотя понятия не имела, кто они такие.

– Ты и сейчас этим занимаешься?

– Я, что называется, завязала и теперь по другую сторону баррикад.

– В смысле?

– Меня пригласили в Первый коммерческий банк нашего города для того, чтобы я занималась компьютерной безопасностью.

Стас звонко рассмеялся:

– Пустили лису в курятник…

– Тебе же сказали – в завязке она! – Шура ткнула его локтем в бок. – Наливай еще по одной, за успехи Верины выпьем.

Стас не заставил себя упрашивать – налил.

– Ладно, – весело сказал он, – давайте выпьем за нового законопослушного гражданина страны. За Веру!

Когда стопки опустели, Стас поднялся с дивана, подошел к музыкальному центру, вынул диск и стал выбирать другой.

– Надо что-нибудь веселенькое поставить, – прокомментировал он свои действия. – Есть у нас такое? Оп-па, что я вижу? «Эс оф Бэйс»! У меня есть кассета с их альбомом, но дисков я пока не видел.

– Мне из Швеции его привезли. Не пиратский. Ставь, будем танцевать.

Стас поставил диск, нажал на кнопку «пуск». Зазвучала музыка. Вера поднялась, ритмично поводя плечами, кивком позвала Шуру присоединяться.

– Я попозже, – отмахнулась та и налила себе еще водки. Она чувствовала себя не в своей тарелке, а алкоголь ей всегда помогал расслабиться.

Стас с Верой тем временем увлеклись танцем. Сначала они двигались на расстоянии друг от друга, но постепенно начали сближаться, пока не соприкоснулись бедрами. Стас положил ей руку на талию, Вера обхватила его за шею, и они стали почти единым целым. Так языки пламени, сливаясь, превращаются в жаркий костер.

«До чего хороши… – с тоской и страшной обреченностью думала Шура. – Он со своими кудрями, синими глазами, мускулистым торсом и она – белокурая, хрупкая, гибкая, вся какая-то нездешняя. Оба эффектные, современные, умные, образованные… Идеальная пара… – Шура почувствовала, как грудь сдавливает спазм. – И я – уродливая уборщица, пьяница и шлюха. А на что я надеялась? Чего напридумывала себе, когда увидела его с букетом? Что он хочет снова быть со мной? Идиотка! Да он меня просто пожалел!»

Шура, всхлипнув, вскочила с кресла и, глотая слезы, выбежала из квартиры. Но Стас и Вера были так увлечены друг другом, что даже не заметили этого.

Стас возвращался с работы. Погода стояла чудесная. Осень еще не показала своего дурного характера, и Стас наслаждался теплом и багряно-золотым великолепием деревьев. Пройдя десяток метров, остановился и подставил лицо заходящему солнцу. Приятно: ласково, нежно, не то что летом.

– Привет мечтателям! – услышал он за спиной.

Вздрогнув от неожиданности, Стас обернулся и увидел бежевую «семерку», а в окне знакомое лицо.

– Вера! – обрадовался Стас. – Какими судьбами?

– С работы еду, смотрю, мечтатель какой-то в небо взгляд устремил… – Она улыбнулась. – Не думала, что это ты, задавить хотела.

– Люблю осень, – чуть смущенно сказал Стас. – Подбросишь?

– Конечно, садись.

Стас забрался в салон, осмотрелся.

– Машина почти новая, – заметил он.

– Да. Ей всего год, и пробег небольшой. Купила по случаю.

– Твоя? – Стас присвистнул. – А я вот пешком. Своей машины пока нет, а на мотике в костюме ездить как-то несподручно…

– Почему не берешь отцовскую? Он все равно на служебной ездит.

– Беру, если очень надо. Но на работу на ней ездить не хочу. У него «Мерседес», а я не люблю выпендриваться.

Тут Стас немного покривил душой. Иной раз он и повыпендриваться любил, но только не за счет отцовских богатств. Вот если сам когда-нибудь заработает на «мерс», то будет раскатывать на нем не только на работу, но и в булочную.

Тем временем Вера вырулила на шоссе. Машину она вела уверенно, но ехала медленно, а Стас любил скорость.

– Я тоже обожаю гонять, – сказала Чайка, точно прочитав его мысли, – однако не по городским улицам – вдруг ребенок выбежит… Или собака…

– По-прежнему любишь собак?

– Очень.

– Только это в тебе и осталось неизменным. – Он пристально посмотрел на нее. – Ты изменилась кардинально. В лучшую сторону.

Вера фыркнула:

– А ты думал, я вечно буду дурнушкой с красными глазками, белыми бровками?

– Нет, я знал, что с возрастом ты изменишься. Тушь, помада и прочие косметические средства творят чудеса. Но ты не просто похорошела… Ты стала неотразимой женщиной! И дело не только во внешности, у тебя появились уверенность в себе, манеры, тонкая сексуальность… В общем, я в отпаде!

– Ты тоже стал гораздо интереснее. Обычно такие красавчики, каким ты был в детстве, превращаются в смазливых, немного женственных мужчин. Но ты очень возмужал. И стал больше походить на своего отца, чем на мать.

– Кукушка хвалит петуха… – рассмеялся Стас.

– Зачем постригся?

Стас взъерошил короткие волосы.

– Специалист по маркетингу не может ходить с прической рокера.

– Да брось! Разве в волосах дело?

– Я тоже так думаю, но отец настоял. Ему мой хвост всегда покоя не давал, но раньше он не имел права заставить меня постричься, теперь имеет – он же мой работодатель.

– Не думала я, что ты будешь у него работать. Ты всегда так стремился к независимости.

– И сейчас стремлюсь. Но пока у меня нет практики, и найти приличное место сложно. Я дал себе год. Вот наберусь опыта и уйду на другое предприятие.

– Я тоже не намерена надолго задерживаться в банке, хочу открыть свое дело.

– В общем, планы на далекое будущее у нас с тобой есть. А как насчет ближайшего? Я имею в виду: сегодняшний вечер.

– Пока не думала, чем заняться. А что?

– Хотел пригласить тебя кое-куда. Пятница все же, конец недели.

– И куда здесь ходят по пятницам?

– В бар или ресторан. Те, кто на колесах, ездят в соседний город, там больше развлекательных заведений. Но я лично отправляюсь в особенное место. Если хочешь, возьму тебя с собой.

– Возьми.

– Отлично, заеду за тобой в восемь. – Он потянулся к ее щеке и нежно поцеловал. Кожа у Веры была мягкая и чуть прохладная, целовать ее было приятно. – Шуру видела?

Вера кивнула. В тот день, когда они отмечали встречу, получилось не очень красиво: они так увлеклись танцем, что не заметили, как Шура покинула квартиру.

– Помучилась неделю и поехала к ней. Каяться.

– Вообще-то мы ей ничего плохого не сделали…

– Мы просто о ней забыли.

– Могла бы о себе и напомнить, – поморщился Стас. – Она никогда не была забитой, а в тот день я ее не узнавал…

– Да, мне тоже ее поведение показалось странным.

– На самом деле ничего странного, все объяснимо. Компьютер, дисковый центр «Сони», блины с икрой… Она же совсем в другом мире живет!

– Все так плохо?

– Очень. Родители бухают, не работают, сестра в колонию загремела. Да и Шура ничего хорошего в жизни не видит. Днем шваброй машет, вечером каких-то придурков обслуживает за бутылку портвейна и шоколадку…

– Ужасно, конечно, но убежала она тогда не из-за этого.

– Нет? – не очень убедительно удивился Стас – он и сам догадывался, в чем истинная причина Шуриного бегства.

– Она тебя любит.

– Да не смеши! Я, конечно, ей нравлюсь, и у нее со мной связаны приятные воспоминания, но…

– У вас был роман?

– Она тебе сказала?

– Да. И многое другое.

И Вера вспомнила тот день, когда пришла к подруге мириться…

Шура лежала на кровати, бледная, с опухшим от слез лицом, и сосредоточенно смотрела в потолок. Увидев Веру, она грустно улыбнулась:

– Привет, Чайка.

– Привет! – Вера присела рядом. – Ты не обижаешься на меня?

– Нет, конечно. Ты ни при чем… Никто не виноват в том, что я никчемная дура… Никто, кроме меня.

– Перестань, никакая ты не никчемная… И вовсе не дура! Да, ты не очень хорошо устроилась в жизни, но тут виноваты прежде всего твои родители…

– Брось, – отмахнулась Шура. – Я могла бы уехать отсюда, поступить в техникум, жить в общежитии… Могла бы стать такой, как ты… – Вера хотела запротестовать, но Шура жестом попросила ее замолчать. – Я, когда увидела тебя, не поверила своим глазам. Ты была забитой, глуповатой, страшненькой! Уж прости меня за откровенность, но я и дружить-то с тобой стала именно поэтому: мне было радостно от того, что хоть кто-то хуже меня… И что же? Теперь ты совсем другая – красивая, умная, раскованная, успешная. А я…

– У тебя еще есть время, Шура! Тебе только двадцать два. Поступи в техникум, я помогу.

– Поздно, – со старческой обреченностью проговорила бывшая подружка.

– Почему?

– Я тебе не все сказала… Дело в том, что водиться с тобой в детстве я начала еще по одной причине… Ты дружила с ним!

– С кем – с ним? Кроме Стаса, я ни с кем…

– О нем я и говорю… Я, когда увидела его впервые, как будто родилась заново. В семь лет влюбилась – и на всю жизнь.

– Но это же здорово – любить.

– Да, наверное. Но не принцев! Только в кино дочери шоферов и садовников выходят замуж за миллионеров, а в жизни – никогда. Но я не хотела в это верить и ждала… – Шура не заметила, как из ее глаз потекли слезы. – И дождалась, представляешь? Нам было по семнадцать, и я стала его первой девушкой. Мы встречались почти каждый вечер. Катались на мотоцикле, купались голышом, занимались любовью. А потом наступила осень, Стас уехал в большой город и больше обо мне не вспоминал. В общем, мое счастье продлилось полтора месяца. Как думаешь, стоило ради них всю жизнь мучиться? – Шура посмотрела на Веру и, не дождавшись ответа, продолжила: – По глазам вижу, считаешь, что нет. А я душу бы продала, чтоб это продлилось еще хотя бы два дня… Когда он забыл меня, я думала – умру. Но нет, живу. Хотя разве это жизнь? Думаешь, мне нравится быть шлюхой? Да нисколько! Мне даже в зеркало иной раз противно на себя смотреть. Но я пью, курю, трахаюсь, лишь бы не думать о нем… – Она уже рыдала, обхватив голову коротенькими пальцами с облупившимся лаком на ногтях.

Вера подалась вперед, обняла подругу за подрагивающие плечи и стала успокаивать. Гладила ее по жестким из-за пергидроля волосам и приговаривала:

– Ну, все, все, не плачь… Все будет хорошо. Все наладится. Я позанимаюсь с тобой, денег одолжу, и ты сможешь поступить в техникум… Уедешь в другой город и забудешь о Стасе…

– Ты что, не понимаешь? – вскричала Шура, отталкивая Веру. – Я живу только для того, чтобы дождаться момента, когда он меня вновь позовет! Пусть я понадоблюсь ему на день, пусть на час, все равно… – Шура шумно выдохнула и вытерла лицо подолом старенького халата. – Я много думала эти дни. Никуда я, естественно, не уеду. Но и жить, как раньше, больше не хочу. Я уже неделю не пью, отказываю всем мужикам и курить бросаю. Завтра хочу новую работу начать искать.

– С работой я могу помочь. В наш банк работать пойдешь?

– Уборщицей?

– Нет, оператором ПК.

– Да ты что? – испугалась Шура. – Я не смогу! Я вживую компьютер только у тебя дома видела.

– Ничего, научу тебя им пользоваться, это несложно. Будешь ко мне вечерами домой приходить. За две недели поднатаскаешься, и с первого числа милости прошу к нам в банк.

Шура боязливо поежилась, но все же дала согласие.

От Одинец Вера уходила со смешанным чувством: с одной стороны, ее радовали перемены, произошедшие с подругой, а с другой… Она и не подозревала, какие бури бушуют в душе простой, если не сказать, примитивной Шурочки…

– Она тебя очень любит, – задумчиво повторила Вера.

– Правда, что ли? Я не знал… Нет, я, конечно, догадывался, что она ко мне неравнодушна, но что любит, и предположить не мог… Иначе не пришел бы к ней. Да еще и с цветами!

– А зачем ты, собственно, пришел?

– Меня немного совесть мучила. Я слышал, что после нашего разрыва она по рукам пошла…

– Так чего ж ты пять лет ждал? – вдруг разозлилась Вера.

– Я считал, что она меня уже забыла. Дай, думаю, поддержу бывшую подружку, помогу, чем смогу…

Вера, слушая его, едва сдерживала раздражение. «Тоже мне, благодетель! – кипятилась она. – Пять лет назад попользовался влюбленной девчонкой, потом выбросил, как старую газету, а спустя годы в благородство решил поиграть…»

– Эй, Вера, ты куда? Поворачивай, мы уже приехали! – услышала она голос Стаса.

Вера с извиняющейся улыбкой, повернула к коттеджу Радугиных. Про себя же подумала: «Хорошо, что приехали. А то не сдержалась бы и вывалила на него то, что копилось в душе эти годы… И все бы испортила!»

– Ну что, до вечера? – спросил Стас, подмигнув.

– До вечера, – эхом ответила она.

Стас чмокнул ее в щеку и вышел.

Чайка облегченно выдохнула (сдержалась-таки!) и, сделав несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, покатила к своему дому.

«Я люблю ЕГО больше жизни. Меня это очень пугает. Если ОН меня бросит, я перережу себе вены. Или отравлюсь. Или сброшусь с моста в реку…

Что будет с Веруней, не знаю. Не думаю об этом… И не потому, что не люблю дочь… Просто ЕГО я люблю больше. Без НЕГО я не смогу существовать. И укол не поможет. Если я не вижу его два дня, меня ломает… Если б он женился на мне, как обещал, я бы бросила колоться. Я бы смогла. Но он только обещает, вот уж сколько лет обещает…»

Вера оторвалась от чтения, закрыла дневник. Зачем читать? Каждое предложение она знала наизусть. Вспомнилось, как раскрыла эту толстую тетрадь во второй раз, когда чудом отыскала ее в теткином доме. Тогда ей было семнадцать, она поступила в институт, получила место в общежитии и собиралась туда переезжать.

Нужно было перевезти из квартиры кучу вещей, и Вера носилась по ней, выискивая то чистое постельное белье, то полотенце, то вешалку для одежды. Поскольку Катерина была отвратительной хозяйкой и совершенно не помнила, где что хранится, поэтому тетя с племянницей перерывали все шкафы и тумбочки в надежде наткнуться на нужную вещь. Как-то Вера пыталась отыскать кипятильник и открыла железный ящик для инструментов, оставшийся от деда, и обнаружила в нем знакомую тетрадь. Оказалось, тетка не уничтожила ее, а просто надежно спрятала.

О своей находке Вера Катерине не сообщила. Тихонько сунула дневник мамы за пазуху и поспешила в туалет. Там закрыла дверь на щеколду, уселась на унитаз и погрузилась в чтение…

Вначале все записи посвящались ей, Вере. Мама писала о том, как дочь привыкает к новой квартире (Ульяна начала вести дневник как раз, когда они переехали), как неохотно ходит в детский сад, как смешно говорит, как любит собак. Ближе к середине ситуация стала меняться: свое имя Вера встречала уже реже, а вот местоимение ОН, написанное крупными буквами, все чаще…

«ОН самый лучший! Таких просто не бывает… Красив, умен, силен и в то же время нежен… Почему я не встретила его раньше? Я постоянно задаю себе этот вопрос, и ОН, как оказалось, изводит себя им же…»

Вера пробегала страницу за страницей и не верила своим глазам. ОН, ОН, ОН, везде ОН! Ей, дочери, было посвящено десять строк, а ЕМУ почти все записи в дневнике!

«Хожу раздражительная, кричу на Веруню. Она пугается и прячется под стол. Но мне не до нее сейчас. ОН обещал прийти днем, но уже вечер, а его все нет. Укололась, не помогает! На мне его любимая блузка, волосы распущены… Я такая красивая! Сегодня купила босоножки на каблуке – ему так нравятся мои ноги…

Кто-то стучит! Неужели?..»

У Веры потемнело в глазах. Она вспомнила тот день. Вспомнила злую маму, ее новые босоножки и блузку. Она еще все спрашивала, почему Мам-Уля такая нарядная и зачем ходит по дому на каблуках, а та отвечала, что красивой надо быть всегда, ведь гости могут прийти в любое время, Потом мама прогнала Веру спать и все бегала к двери (девочка через каждую минуту слышала «цок-цок, цок-цок» ее каблучков). А когда постучали, Уля рванула открывать с такой скоростью, что задела дверь в дочкину комнату, и створка распахнулась…

Верочка, высунув голову из-под одеяла, посмотрела в прихожую. И хотя мать, заметив это, быстро захлопнула дверь, она успела увидеть, кто пришел к ним в гости. Это был дядя Витя Радугин.

Так вот кто был любовью Ульяны Чайки! Не молодой ЛОР, как думала Вера, а дядя Витя Радугин, единственный друг семьи. Из-за него Ульяна жила, из-за него умерла. Начался их роман, по всей видимости, давно, как только они с мамой переехали в новый дом. Тогда Вере и Стасу было по три годика. Как Ульяна и дядя Витя умудрялись столько лет встречаться под носом у соседей, ни разу не выдав себя? Непостижимо!