Призрак большого города
– Жива, – ответил Карл. – Вызывайте врача, я отнесу ее в спальню.
И, легко подняв хозяйку на руки, удалился. А Арсений бросился к телефону, чтобы позвонить домашнему доктору.
Врач, похожий на киношного доктора Айболита, вышел из спальни Снежаны через десять минут после того, как туда зашел. Его добрые голубые глаза с нависающими веками были печальны, а пухлые, спрятавшиеся в седой бороде губы скорбно поджаты.
– Что скажете, доктор? – бросился к «Айболиту» Александр.
– Да, Илья Маркович, – подключился Арсений, – что с моей сестрой?
– Вы сами знаете – что… – ответил тот, пожав плечами. – Снежана тяжело больна. Этот приступ не первый и не последний.
– А можно что-то сделать, чтобы избежать повторных? – спросила Хэлен.
– Увы, нет. Но я рекомендовал Снежане лечь в клинику, где за ней будут присматривать профессионалы…
– А она?
– Отказалась. Сказала, буду умирать дома.
– Она умирает? – округлил свои и без того большущие глаза Тема.
– Молодой человек, у Снежаны миелобластный лейкоз.
– Что-что?
– Острая лейкемия. В возрасте Снежаны излечение практически невозможно. В детском – да. Пересадка костного мозга и химиотерапия могут сотворить чудо. Но когда тебе за пятьдесят… – Он тяжело вздохнул. – Шансы минимальны.
– Но они есть?
– Есть. Однако Снежана отказалась от лечения.
– Почему? – вскричала Хэлен.
– Процедуры мучительны и, как правило, приводят к осложнениям. В крайне редких случаях – к пятилетней ремиссии.
– Так что же она?… Совсем ничего не предпринимает?
– В Швейцарии она проходила экспериментальный курс облучения бета-частицами. Он не помог. И Снежана решила на этом остановиться. Она принимает поддерживающие препараты, чтобы немного продлить жизнь и облегчить самочувствие. До сегодняшнего дня они отлично помогали, и Снежана чувствовала себя прекрасно.
– А сегодня? Что произошло с ней сегодня?
– Как я вам уже сказал вначале – приступ. Первый и не последний.
– Она скоро умрет? – выдохнул Александр, побледнев.
– Да, она скоро умрет, – подтвердил доктор. – Но завтра, послезавтра или через месяц, сказать точно не могу. Организм у Снежаны крепкий, и я дал бы ей месяц. За это время приступы будут повторяться раза четыре, пять. Можете вызвать меня, но если вдруг я не смогу приехать вовремя, принимайте меры сами.
– А может, сиделку?
– Я предложил, Снежана отказалась. Сказала, пока не слягу, не позволю ходить за собой, как за инвалидом. Поэтому я оставлю вам несколько ампул, вколете, если что, одну за раз… Кто-нибудь из вас умеет делать инъекции в вену?
– Наша Хэлен медик со стажем, – откликнулся Арсений. – Она тридцать лет проработала медсестрой.
– Посмотри на мои руки, Сеня! – Старуха продемонстрировала скрюченные артритом пальцы. – Все, что меньше стакана, я не смогу удержать.
– Еще кто-нибудь умеет? – вернулся к вопросу «Айболит».
Все молчали, пока не подал голос Тема.
– Я умею, – сказал он сконфуженно.
Присутствующие посмотрели на Артема с любопытством. А вот доктор совсем не удивился.
– Героином баловались?
– Было дело… Рад, что соскочил.
– Вам крупно повезло, молодой человек. Поверьте, не каждому удается.
– Я знаю. Кое-кто из моих корешей не смог остановиться вовремя, и я колол им герыч, потому что у них руки тряслись… Так что хорошо умею делать инъекции.
– Вот и славно. Значит, в случае чего – сделаете Снежане укол.
– Я не позволю бывшему наркоману тыкать в мою мать иголкой! – вскричал Александр.
– Да кто твоего позволения спросит? – набычился Тема. – Нашелся тут…
– Я ее сын, а значит…
– Да ничего это не значит. Как Снежана скажет, так и будет. Где ампулы, доктор?
– Вот тут, – тот стукнул ладонью по своему чемоданчику. – И сначала я спрошу у Снежаны, кому их оставить… Секунду.
Доктор вернулся в спальню. Когда он скрылся за дверью, Александр подскочил к материному любовнику и яростно зашипел:
– Ты что себе позволяешь? Ты кто тут? Помесь карманного пуделя с фаллоимитатором!
Тема не стал отвечать оскорблениями на оскорбления, просто толкнул Сашу в грудь. Вроде и не сильно толкнул, но тот отлетел к стене. Врезавшись в нее спиной, Александр начал ловить ртом воздух, а Дарья бросилась на его защиту.
– Ну ты, щенок, не смей распускать руки! – Она подлетела к Теме и так больно щипнула его за руку, что парень вскрикнул.
– Да, Артем, ведите себя прилично, пожалуйста, – поддержал дочь Арсений.
– Да пошли вы все!
– Скоро сам пойдешь, – обрел дар речи Александр. – Вернее, полетишь отсюда! И я лично дам тебе пинка для скорости…
– Размечтался, – хмыкнул Тема.
– Когда мамы не станет, первое, что я сделаю, выставлю тебя вон! И даже на кладбище запрещу пускать, понял?
– Я бы на твоем месте угрозами не разбрасывался. Тем более в адрес человека, которому ты кое-что должен.
– Я тебе ничего не должен!
– Да что ты? Напомнить? При всех? Я могу…
Александр смущенно опустил глаза и пробормотал:
– Не надо.
– То-то же…
Тут дверь распахнулась, и в коридор выплыл добрый доктор Илья Маркович. Только сейчас выражение его лица было далеко не добрым.
– Вы что так шумите? – недовольно проговорил он. – Снежане покой нужен, а вы галдите, как в курятнике…
– Простите, – извинился за всех Арсений.
– Не у меня просите прощения, а у сестры. И возможность эта вам сейчас представится. – Он указал на дверь. – Она зовет вас, идите.
– Меня?
– Всех вас. В том числе госпожу Андрееву… – Доктор посмотрел на Герду. – Как я понимаю, это вы.
Герда кивнула.
– А я должен откланяться. До свидания. Берегите Снежану и себя.
– Эй, постойте! – окликнул удаляющегося Илью Марковича Артем. – А ампулы?
– Снежана велела оставить их Карлу, а не вам, – сказал доктор. – И я сейчас это сделаю.
Александр не сдержал язвительной усмешки. Однако Тему недоверие любовницы не сильно задело. Он пожал плечами, типа, как угодно, мое дело – предложить, и первым зашел в спальню Снежаны.
Родственники, толкая друг друга, последовали за ним. Последней порог переступила Герда.
Снежана лежала на взбитых подушках, укрытая по грудь стеганым атласным одеялом. Ее волосы были распущены, макияж с лица смыт. Без прически и косметики, что удивительно, она выглядела даже моложе. Быть может, не так эффектно, как при полном параде, но зато мило и женственно. И сейчас Герда дала бы ей меньше сорока.
– Напугала я вас? – тихо спросила Снежана, подняв свои усталые голубые глаза на вошедших. – Извините… Я сама не ожидала.
– Как ты? – спросил Арсений, подаваясь вперед.
– Нормально. Только слабость сильная…
Арсений сел на краешек кровати, нежно провел пальцем по бледной Снежаниной щеке. Она поморщилась и отстранилась. То ли не любила прилюдных ласк, то ли просто у брата были слишком холодные руки.
– Вы садитесь, – Снежана указала на диванчик и два стула. – А то стоите, словно над смертным одром…
Все поспешно расселись. Саша ринулся было к матери, чтобы по примеру дяди опуститься на кровать, но Снежана жестом остановила его. Пришлось парню втискиваться между Хэлен и Гердой, усевшимися на диванчик. Дарья же с Темой заняли стулья. Она опустилась на краешек, он взгромоздился, как на коня.
– Илья Маркович обрисовал вам ситуацию? – спросила Снежана.
– Да, – первой ответила Хэлен. – Но меня удивляет твое нежелание бороться. Это не в твоем характере.
– Я боролась, сколько могла.
– Надо до конца, – сжала тонкие губы тетка.
– Ты лучше остальных знаешь, как я боюсь боли. А то лечение, что мне предлагают, сплошная боль. Я не желаю обрекать себя на такие муки. Да, если бы мне гарантировали результат, я бы пошла на это, но… – Она, нахмурившись, замолчала. Не привыкла оправдываться. – Но речь сейчас не об этом. Я хочу вернуться к теме наследства. Поскольку тот, кого я указала в завещании, мертв, придется мне его переписать. – Она посмотрела на Герду. – Я уже связалась с вашим шефом, он будет у меня завтра днем. – Затем Снежана перевела взгляд сначала на брата, потом на сына. – Но свое решение я готова огласить уже сейчас.
Все присутствующие мигом подобрались.
– Только надо дождаться Карла.
– Зачем? – недоуменно спросил Арсений.
– Он должен принести мне фужер мартини.
– А тебе можно?
– Мне уже все можно, – горько рассмеялась Снежана.
Тут дверь отворилась, и в комнату, мягко ступая, вошел Карл. Он был привычно спокоен, торжественен и полон собственного достоинства. В руках он держал круглый поднос с единственным фужером.
– Ваш коктейль, – провозгласил он.
– Давай сюда.
Карл подошел, наклонился и дал Снежане снять бокал с подноса.
– Будут еще пожелания?
– Да. Останься, пожалуйста.
Карл если и удивился просьбе, то вида не подал. Церемонно поклонился и отошел в уголок. А Снежана тем временем сделала глоток мартини и с наслаждением прикрыла глаза.
– Хорошо, – прошептала она.
– Мама, неужели? – воскликнул Саша.
– Ты о чем, сынок?
– Ты сама знаешь! – Он вскочил, но тут же сел.
– О чем он? – спросила Снежана у брата.
– Наверное, Александр решил, что, коль ты попросила Карла остаться…
– То?
– То именно его сделаешь наследником – выпалил Арсений.
– Ах, вот в чем дело! – Снежана растянула губы в своей фирменной улыбке суперстервы и глотнула мартини. – И что вы предпримете, если я на самом деле оставлю все своему дворецкому?
Никто ей не ответил. Да и что они могли сказать? Опротестуем? Проклянем? Убьем и его? Они могли сказать все что угодно, но у каждого на лице читалось – смиримся. И у кого-то смирение явно было показным!
– Карл, – обратилась Снежана к дворецкому, – ты был бы рад стать моим наследником?
– Нет, – ответил тот, не раздумывая.
– Почему? – поразилась Мороз.
– Мне хватает того жалованья, что вы мне платите. Получая его, я могу неплохо существовать и спать спокойно. Большие деньги – большие проблемы, а я бегу от них…
– Ты не совсем прав, Карл. Большие деньги – это прежде всего большая власть. И то, что она дает, затмевает все проблемы.
– Мама, – подал голос Александр, – а может, обойдемся без этих твоих рассуждений? – В его голосе сквозили раздражение и нетерпение. – Давай уже оглашай приговор – и дело с концом!
– Да, Снежана, – в кои-то веки согласился с ним Тема. – А то ведешь себя, словно Дмитрий Дибров, когда он в передаче «Кто хочет стать миллионером» паузы тянет перед тем, как объявить, правильный ответ или нет.
– Понятия не имею, кто это и что за программа, – бросила Снежана. – Но если вам не терпится, я оглашу, как выразился мой драгоценный сын, приговор. – Она куснула оливку и пластмассовой шпажкой, на которой та держалась, стукнула по краю фужера. Раздался тихий звон. – Своим наследником я назначаю… – И все же Снежана не смогла удержаться, замолкла. Но паузу долго тянуть не стала и уже через пять секунд объявила: – Герду Андрееву!
Часть III
Глава 1
Самое первое воспоминание Снежаны было самым радостным и самым грустным одновременно. Сначала радостным, потом грустным и совершенно точно самым ярким.
Девочке тогда исполнилось четыре года. Бабушка нарядила ее в красивое пышное платье, на плечики накинула горжетку, белокурые волосики украсила не банальным бантом, а диадемой и повела на прогулку. Она вела свою внучку за руку и показывала ей семейные владения.
– Вот это, детка, наша земля. И лес наш, и луга, и озера. Все, что на земле этой, тоже наше, морозовское. И дом, и конюшни, и кузница…
– А церковь? – любопытствовала маленькая Сашенька.
– И она, естественно. Ее на средства твоего прадеда строили. И в Петербурге, где, кстати, находится наш фамильный особняк, на деньги моего батюшки церковь возведена. Святой был человек, царство ему небесное…
Бабка еще долго рассказывала внучке как о предках, так и о фамильных богатствах. Пока они не пришли в поселок, где имелось детское кафе. Сашенька ни разу в нем не была, но очень об этом мечтала. Старая княгиня как-то раз взяла внучку с собой за покупками, и та, увидев через окно кафе украшенный шарами и игрушками зал, а главное – детишек за столиками, которые поедали облитые сиропом шарики мороженого, стала упрашивать бабушку зайти. Но та увела ее прочь да еще и отчитала. Сказала, княжне не место в этом гадюшнике (там и вправду было не очень чисто: столы плохо вытерты, занавески пыльные, и тучами летали мухи). Но Сашенька очень хотела в «гадюшник» и не отставала от бабки. Пришлось той пообещать внучке, что сводит в кафе на день рождения. Она думала, что до третьего сентября девочка забудет о своем странном желании, но не тут-то было. Сашенька, едва разлепив утром глаза, потребовала отвести ее в кафе. Старухе ничего не осталось, как сдержать обещание.
В кафе оказалось еще лучше, чем Саша думала. Кроме шаров и игрушек там имелась клетка с белкой. Белка бегала по колесу, а когда уставала, забиралась в домик и грызла орешки. Саша решила, что только из-за нее стоило прийти в это замечательное место, а когда ей принесли вазочку с мороженым, она вообще чуть от счастья не потеряла сознание. Ничего вкуснее ей в жизни есть не доводилось! А этот щекочущий холодок в горле, когда глотаешь? Разве может быть что-то приятнее?
Когда именинница опустошила свою вазочку, бабка решила увести внучку домой, но Сашенька упросила ее задержаться. Дело было в том, что сидящие за соседним столиком ребята устремились в «игровую» (так назывался уголок в соседнем зале, где стояло два стульчика и валялись большие пластмассовые кубики), а девочке очень хотелось к ним присоединиться. Саша была лишена общества своих сверстников. В садик она не ходила, а поиграть с поселковой детворой не имела возможности – Морозовы жили обособленно, вдали от «цивилизации», и у Сашеньки совсем не было друзей.
– Бабушка, можно я поиграю с ребятами? – умоляюще посмотрела на нее Сашенька. – Ну хоть немножечко?
– Ладно, – смилостивилась та. – Только недолго. Сегодня твоя мать из города приезжает, и мы с тобой должны приготовиться…
Сашенька радостно захлопала в ладоши и понеслась в «игровую».
Ребята встретили ее настороженно, но не враждебно. Сначала просто косились на нее, занимаясь своим делом – постройкой из кубиков крепости, а потом решили заговорить.
– Тебя как зовут? – спросил ее один из четверых потенциальных друзей – высокий, рыжий мальчик в штанах, сшитых из брезента. Он оказался самым старшим из всех, и ему на вид было лет восемь (на деле только шесть). Остальные, двое мальчиков и девочка, были примерно Сашины одногодки. – Меня Михой. Девчонку, она моя сестра, Глашкой, а этих двух шкетов – Петькой и Сенькой.
– А меня Александрой.
– Шуркой то есть?
Сашенька никогда о таком имени не слышала, поэтому отрицательно мотнула головой и повторила:
– Александрой.
– Странная ты… – хмыкнул Миха. – И одета чудно… Не как все. Ты откуда приехала?
Александра и сама видела, что выглядит не так, как остальные. Все ребята, даже именинница, были очень плохо одеты. Не грязно и не в рванье, но как-то невзрачно. На мальчишках были шаровары и рубахи, а на девочке серое платьице, из которого она давно выросла.
– Я не приехала, – ответила Александра, – а пришла…
– Откуда?
– Из своих владений.
– Откуда-откуда? – Рыжие брови Михи поползли вверх.
И Александра объяснила. Рассказала про их земли, про луга, леса, озера. Про дом и конюшни. Про церковь, построенную на средства ее прадеда, тоже упомянула. Когда она закончила, Миха некоторое время молчал. Буравил Сашеньку пронзительным зеленым взглядом и шевелил губами.
– А еще у нашей семьи в Петербурге есть особняк, – растерянно протянула Сашенька. Она не понимала, почему Миха молчит.
– А вот хрен вам, буржуи проклятые! – рыкнул вдруг тот и сунул Александре под нос покрытый цыпками кулак. – Ишь, размечтались! Леса и озера не ваши, ясно? Отобрали у вас все давным-давно!
– Да! – присоединилась к брату Глаша. – Теперь все общее! А в церквивашей сейчас веники делают!
– А в домевашем больница для прокаженных!
– А лугаваши колхозными стали. Как и конюшни! Так что ты такая же, как мы…
– Нет, она хуже нас всех! Она буржуйка недобитая! Наш дед говорит, что не только самого князя Морозова расстрелять надо было, а всю его семью искоренить.
Александра слушала их и не понимала. Она была еще слишком мала для этого…
– Катись отсюда! – зашипела Глаша. – Мы не будем с тобой играть!
Сашенька и сама хотела уйти, но от страха немного замешкалась, и тогда один из пацанов схватил кубик и запустил им в девочку.
Старая княгиня этого не видела, поскольку была в уборной. Зато Сашина мама, Анастасия, в это время как раз шла со станции мимо кафе и заглянула в окно. Заметив там свою дочь, она остановилась. Увидев, как в ее дочку какой-то сопляк кинул кубиком, она влетела в помещение и бросилась в «игровую». Первым делом Анастасия влепила мальчишке затрещину, потом схватила за ухо Мишку, признав в нем главного, и процедила:
– Еще раз кто-то из вас посмеет тронуть мою дочь, будет иметь дело со мной.
– И что вы с нами сделаете? – нагло спросил тот. – Отшлепаете? Так я живо на вас пожалуюсь, и вас в тюрьму посадят… Мне дед говорил, что вас еще после революции должны были посадить…
– Твой дед – Колька Ржавый? – Анастасия сразу узнала внука бывшего конюха ее родителей, уж очень он был на деда похож. Колька Ржавый (прозванный так за цвет волос) был настолько глуп и ленив, что ему доверяли убирать только дерьмо за конями, а держали на работе из милости – у него была огромная семья.
– Ну да, он…
– Тогда он наверняка рассказывал тебе про Бориса Морозова.
При упоминании Бориса, прапрадеда Александры, дух которого, по легенде, до сих пор обитает в их доме, вся Мишкина бравада улетучилась. Дед столько всяких страшилок про него порассказал, что мальчишке он являлся ночами в самых ужасных кошмарах.
– Так вот, если тронете мою дочь еще раз, – Анастасия понизила голос до зловещего шепота, – то дух Бориса вам за нее отомстит!
С этими словами она взяла дочь на руки и пошла к выходу. В это время из уборной показалась старая княгиня. Дочь молча кивнула матери, и Морозовы покинули кафе.
Всю дорогу до дома Сашенька плакала. Рассказав маме, из-за чего ее прогнали, она залилась слезами и не прекращала их лить весь путь. Анастасия гладила дочь по голове и выговаривала матери:
– Сколько раз я просила, не забивай ей голову глупостями. Зачем вспоминать былое: про титулы, земли… А тем более давать ребенку понять, что все это не в прошлом, а в настоящем?
Но старуха стойко держала оборону:
– Я ей не глупостями голову забиваю, я вдалбливаю непререкаемые истины. Она – княжна. И вся земля вокруг – наша. Даже если считается народной. Или государственной, уж не знаю, как у нихэтоназывается…
– Как бы ни называлось, запомни, мама,это уже давно не наше!
– Ничего, придет час, когда все вернется на круги своя…
– Ты говоришь это больше сорока лет! – вышла из себя Анастасия. Она понимала, что ее нервозность может еще больше взвинтить дочь, но ничего не могла с собой поделать. – Сколько я себя помню, ты вечно твердила нам, своим дочерям, потерпите, девочки, скоро коммунистический режим рухнет, и мы снова станем хозяевами своих земель, собственности, и наши титулы перестанут звучать как ругательства…
Старая княгиня была очень упряма и безапелляционно заявила:
– Так и будет, вот увидишь! Я, возможно, до этого не доживу, но вы, а тем более Александра…
– Все, хватит! – не дала ей закончить Анастасия. – Я не желаю больше этого слышать. И запрещаю тебе… Запрещаю внушать Сашеньке мысль о ее исключительности. Хватит того, что нас с сестрой все ненавидели, ты хочешь этого и для внучки?
– Ее не должно волновать мнение толпы.
– Эта толпа может затравить, а то и забить ее! Сейчас в Александру швыряют пластмассовыми кубиками, а потом могут и камнем запустить! Внук Ржавого весь в деда пошел (не мне тебе рассказывать, сколько наша семья от него натерпелась!), и когда он вырастет, его уже не напугаешь страшилками про привидения. – Анастасия остановилась, развернулась к матери и требовательно спросила: – Так что, мама, мы договорились?
Старуха, поджав губы, кивнула.
Они пришли. Анастасия внесла дочь в дом, раздела, уложила в кроватку. Девочка все еще вздрагивала всем телом, но слез в ее глазах уже не было.
– Поспи, детка, – прошептала ей на ушко мама. – И пусть тебе приснится самый красивый сон…
Девочка кивнула и закрыла глаза. Устав от плача, она быстро уснула. Но перед тем как погрузиться в сон, она отчетливо поняла, что не такая, как все, а значит – жизнь ее будет несладкой.
Глава 2
Детство Александры прошло в маленьком, покосившемся домике на опушке хвойного леса. Когда-то, еще до революции, он принадлежал князю Морозову. Так же как и окрестные луга, и пруды, и находящееся среди живописнейшего парка трехэтажное строение, бывшее некогда загородной резиденцией древнего дворянского рода, а ныне там был лепрозорий.
Жила она с бабушкой. А мама обитала в Ленинграде со своим новым мужем. Первый ее супруг, отец Александры, эмигрировал во Францию и не хотел знать ни о бывшей жене, ни о дочери. Но мама не растерялась и быстро нашла ему замену, а себе опору. В отличие от Сашенькиного отца, музыканта и потомственного аристократа, этот был из простой семьи и работал на заводе. Зато большим начальником! Так что Анастасия, можно сказать, неплохо устроилась. А дочь к себе не брала лишь потому, что девочка в городе часто хворала.
Старая княгиня выбором дочери была страшно недовольна, но смирилась. За Сашиного отца именно она заставила Настю выйти, и когда тот, можно сказать, от жены и грудной дочери сбежал, почувствовала нечто вроде угрызений совести. Но долго они ее не мучили, поскольку она считала, что дочь сама виновата. Мудрая женщина мужчину всегда возле себя удержит, но Настя, как, впрочем, и ее сестра Елена, по мнению княгини, были несколько бестолковыми. В отличие от их брата Андрея. Вот тот был настоящим умницей, а еще человеком удивительной души. Из-за своей доброты и погиб в семнадцатом году. Когда Ржавый поджег конюшню, Андрей бросился в горящее здание, чтобы спасти лошадей. Животных почти всех вывел, но себя не уберег. На парня упала горящая балка, и он умер от перелома позвоночника. Его, мертвого, вытащил на улицу конь, в чьих поводьях запуталась его рука.
Для матери не было страшнее несчастья, чем это. Андрюша был ее любимцем, и когда он умер, не достигнув семнадцатилетия, княгиня чуть за ним не последовала. Но не умерла. Зато ссохлась так, что стала весить сорок три килограмма.
Ее муж погиб в Первую мировую, но она его недолго оплакивала. Ее выдали за него, сурового тридцатилетнего вояку, в семнадцать, и она никогда его не любила. А вот к своей дочке Настеньке, которой было всего полтора годика, когда погиб ее брат, мать относилась прекрасно. Возможно, обожала не так сильно, как сына, но гораздо больше, чем свою третью дочь, Лену. Этот ребенок появился на свет только потому, что княгиня боялась за свое и Настино будущее. Было начало двадцатых годов, и на аристократов велись гонения. Княгиню могли отправить в Сибирь, а Анастасию – в приют. И тогда Морозова решила завести еще одного ребенка. Авось к беременной, а впоследствии к матери-одиночке с двумя чадами отнесутся по-человечески.
Забеременела княгиня от главного врача лепрозория, мужчины интеллигентного, умного и… женатого. Узнав, что дочь, рожденная Морозовой, от него, он стал помогать женщине, но его вскоре посадили за хищение государственной собственности (крали подчиненные, а он не углядел, вот и ответил за всех, в голодные годы с этим было строго). А княгиня ареста избежала. Однако жилось ей трудно. Одна, с двумя маленькими детками, она не всегда знала, что они будут есть завтра. Но не сдавалась. И не унижалась. Ни у кого ничего не просила и до черной работы не опускалась. Домик свой неказистый убирала, белье стирала, по воду ходила, но уборщицей в лепрозорий или посудомойкой (а больше никем не брали) идти не желала! Она княгиня, белая кость, и когда-нибудь все вернется к ней и ее дочерям: и дома, и земли. А титул перестанет звучать как ругательство!
Первое время она продавала то, что смогла уберечь. Но разбазарить все подчистую не могла. Что-то должно остаться ее девочкам. Пришлось думать, как заработать, не уронив достоинства. Решение нашлось неожиданно. В поселковой школе начали обучать иностранным языкам, но преподаватель серьезно заболел, а заменить его было некем. Директор обратился к Морозовой, она хорошо владела французским. Так княгиня стала учительницей.