Три шага из детства

Бабушка что-то подозревала, делала «каменное» лицо, но молчала и вопросов типа: зачем Анне Давыдовне понадобилась очередная кастрюля? – не задавала.

Настал момент, когда дальше скрывать смерть Александры Ивановны стало невозможным: утром мы все должны были ехать на отпевание в Троицкий собор.

Анна Давыдовна забрала последнюю, громадную кастрюлю для кутьи, и мы с мамой пошли в бабушкину комнату.

Мы немного потоптались перед дверью, и мама мне шепнула:

– Давай ты будешь говорить. У тебя лучше получится.

Я так я.

Мы зашли. Мама осторожно поставила на тумбочку у двери стакан с водой и корвалол. Глядя в пол, мы боялись даже посмотреть в бабушкину сторону.

А бабушка сидела в кресле у окна, прямая, строгая, с плотно сжатыми губами, и на лице у нее застыло скорбное выражение. Она уже себя «накрутила», вспомнила все жизненные горести и обиды и ждала момента, чтобы нам их художественно изложить.

– Бабушка! – сказала я трагическим голосом. – Случилось непоправимое: скоропостижно скончалась Анна Давыдовна! – И замерла с раскрытым ртом, потому что действительно случилась катастрофа: я перепутала соседок!

В образовавшейся тишине мама вдруг «хрюкнула» и, не в силах бороться с глупым смехом, тихо проговорила:

– Почила в бозе вместе с нашей единственной кастрюлей для солки грибов!

Тут мы обе фыркнули, потому что невозможно было уже сдерживать нервное напряжение.

Бабушка страшно разозлилась.

– Чушь! – закричала она. – Я ее только что видела! Умерла Александра Ивановна! Я знаю, что все скрывали от меня ее смерть, и ждала, когда же мне наконец СКАЖУТ! Но вы, две идиотки, из всего устраиваете цирк!

– Мамочка, прости! Мы хотели тебя подготовить! – всхлипывая от смеха, сказала мама.

Бабушка ругалась долго, но корвалол ей не понадобился.

История про блокаду

Бабушка сказала, что если я хочу драников – это такие оладьи из тертого картофеля, – то должна сама натереть картошку, а она потом мне их поджарит. Это настоящее мастерство – хорошо пожарить драники, чтобы они не прилипли к сковороде и в меру подрумянились. Морока с ними та еще! Бабушка делает их без муки и яиц и с пеной у рта отстаивает рецепт: тертый на крупной колючей терке картофель посолить, обмять ложкой и жарить на раскаленном подсолнечном масле. Так учила бабушку ее польская тетка, пани Данута, а в Польше это национальное блюдо.

Пани Дануты уже давно нет на свете, а бабушка, как смеется мама, все сражается с «неверными» с фанатизмом первых христиан, имея в виду и неверный рецепт, и всех тех, кто покусился на святыню – классический рецепт драников.

Лидочка надменно называет драники «чадной кухней нищеты», но в то же время способна за раз умять их не меньше дюжины. Просто нюх у нее на них.

Только мы с бабушкой, нажарив целую сковородку драников, уселись поудобнее, заварили чай и принялись за еду, как примчались мама с Лидой и с воплями, что нечего мне наедаться и толстеть, опустошили всю тарелку. Мама тут же, неудачно подцепив вилкой последний драник, умудрилась посадить жирное пятно на блузку и, присыпав его солью, умчалась в ванную застирывать.

Лида была какая-то взвинченная, и ей явно хотелось затеять скандал. Она решила воспользоваться ситуацией и томно сказала:

– А яичко этим оладьям не помешало бы… Кстати, в официальном рецепте драников оно присутствует…

Такое кощунство бабушка вынести не могла.

– Данута всегда говорила…

– Фу-ты ну-ты, твоя Данута! Это после войны голую картошку ели да при социализме! А сейчас, слава богу, капитализм и яйца купить не проблема… Еще блокаду вспомни! – Лида воинственно крутила пальцем локон.

– Особенно если едоков четверо, а пенсия одна! А про блокаду ты не кощунствуй! Я выжила, потому что отец умер в первых числах февраля и его карточка досталась нам с матерью. Умри он на десять дней позже – и нас тоже бы не стало! И вас бы не было! – рассердилась бабушка.

На счастье, из ванной пришла мама.

– Ой, Лидка, прекрати! А ты, мамочка, ее не слушай! – стала их успокаивать мама. – Вас ни на минуту нельзя оставить одних – обязательно переругаетесь!

Тут вырубился свет. У нас это часто случается зимой. «Что вы хотите? Все греются да чайники навключали!» – огрызается тетка из аварийной службы.

Лидочка сразу принялась туда названивать, потом, накинув меховой жакет, умчалась на лестницу – руководить восстановлением электричества. Давать советы и руководить – ее стихия.

А мы зажгли свечи и уютно устроились с бабушкой на диване.

– Бабушка, а ты хорошо помнишь блокаду?

– Что-то помню, что-то нет! Человек так устроен, что старается забывать всякие ужасы. Иначе как жить? – устало проговорила она.

– Ты бы воспоминания написала, вон по радио все время какие-то дети блокады выступают…

– Врут много! Что я, маленькая, могла запомнить? Только холод и постоянный голод. Так, какие-то эпизоды…. Как-то мама послала меня вместе с соседкой карточки отоваривать – стоять в многочасовой очереди в булочную рядом с домом, а тут завыла сирена и начался обстрел. Блокада уже заканчивалась, но город еще бомбили. Люди из очереди побежали в бомбоубежище на углу улицы и меня с собой потащили. Забежали мы в подъезд дома и стали спускаться по лестнице в подвал. А я вдруг вспомнила, что мама мне велела без нее ни в каких убежищах не прятаться, а бежать домой по той стороне улицы, где меньше бомбят. Я вырвалась из рук молоденькой дежурной и побежала. Она мне кричала, чтобы я немедленно вернулась… А тут как раз снаряд – прямым попаданием в эту парадную! И всех, кто был в бомбоубежище, накрыло взрывом, а от соседки и девушки-дежурной и следа не осталось. И от дома – только фундамент! Вот так вот! А я стояла, оглохшая от взрыва, и смотрела на то место, где минуту назад были дом и девушка, все поправлявшая выбивающиеся из-под пилотки светлые пряди волос…

– А ты очень испугалась? Ты заплакала?

– В блокаду не боялись и не плакали – силы берегли… Я просто смотрела… Мама говорила: толпа притягивает беду! А девушку-дежурную я и сейчас помню… Ну всё, хватит об этом!

Тут дали свет, и бабушка пошла на кухню.

А я сидела и думала про БЛОКАДУ.

Когда тайное становится явным

На следующий день бабушка объявила:

– Уж не знаю, хорошая эта новость или не очень, но вчера звонил Сева и сказал, что прилетает на конференцию читать доклад. И будет не один, а с неизвестной нам Марусей. Просил разрешения остановиться у нас на два дня.

– Последний раз с ним была Нюша, – вгрызаясь в яблоко, ядовито заметила Лидочка.

– Да нет! Ксюша! Археолог из Нарьян-Мара, – стала спорить мама.

– Так! – сурово сказала бабушка. – Это не наше дело! Раз Маруся – пусть будет Маруся! Мы же обязаны оказать моему крестнику, а вашему троюродному брату гостеприимство! Лучше подумаем, где мы их разместим?

– Только не в моей комнате! Севка мне новый палас затопчет, – решительно сказала Лида. – Посели их у Сашки! А она пусть у тебя переночует!

Ну конечно! Меня – к бабушке, и моя ночная переписка ВКонтакте накроется на два дня… Ну, Лидка! Палас, видите ли, у нее новый!

Дядя Сева – большой, шумный и непредсказуемый, как медведь, – наш дальний родственник. И работает он метеорологом тоже далеко – где-то на Севере. И, как говорит бабушка, вечно сваливается как снег на голову! А Лидка ехидничает, что это именно он портит погоду всей страны.

В воскресенье, с утра, бабушка напекла заварных булочек к завтраку, к обеду сварила густой борщ, нажарила котлет, а к ним – большую миску винегрета, а ещё капустный пирог и много чего вкусного на десерт.