Ведьмины шалости

? Ну что вы. Мне кажется, слезы уместны там, где их принимают.

Старушка заулыбалась детской улыбкой. Адриана буквально растаяла.

? Хотите я с вами посижу немного?

? Ой, что ты милая! Не стоит тратить на такую старую клячу время. Тем более я же вижу какая вы уставшая. Долгая смена?

Адриана ответила, усаживаясь на скамейку рядом с женщиной.

? Ничего-ничего. Я с удовольствием посижу пару минут.

Старушка смущенно отвернулась. Ее руки машинально поглаживали завернутый в шарф фотоальбом.

? Можно посмотреть?

Старушка не стала ничего отвечать. Она развернула шарф, раскрыла широкие страницы фотоальбома и повернулась к девушке. Старушка держала одну часть альбома, а молодая Адриана другую. Старость и молодость среди фотокарточек жизни.

На фото были изображены молодые люди; мужчины и женщины. В платьях тридцатых и сороковых годов. Парки и кафе; улочки и студии – наряды и лица сменялись страница за страницей. Старушка что-то говорила, поясняла и рассказывала какой она была молодой, модной и веселой. Как ее жизнь наполнялась светом, шиком и обожанием. Она показывала сморщенным пальцем на разных людей и говорила о них; говорила о себе и о том времени. Страницы несли в себе десятилетия старушки. Ее жизнь; ее память. Вот она с молодыми людьми и другими женщинами в окружении красивых автомобилей. А вот камера снимает ее возле афиши какого-то кинотеатра. Вот она позирует на пляже, а на заднем фоне веселятся ее подружки.

Адриана листает страницы, но почти не слышит, что говорит ей старушка. Она зачарована увиденным. Каждая фотокарточка утягивает девушку в запечатленные события разных лет незнакомки. Чужих лет. Адриана видела молодость, грацию, блеск и буйство жизни. Словно бесконечный праздник волшебства и нескончаемого веселья. И везде, на каждом снимке Адриана видела ее – прямую как стрела блондинку с пышно завитыми волосами и слезящимися от радости глазами. Сменялись десятилетия в альбоме; сменялись люди на фото; наряды и окружающее, а блондинка на фото кажется не замечала времени. Когда Адриана, полностью поглощенная фотоснимками и уже будучи не в силах от них оторваться перелистывала страницы, она теряла свои годы.

Старушка что-то говорила, но Адриана не слушала. Она ощущала на себе все прожитые годы старушки, вложенные в фотоснимки.

Седовласая женщина пододвинулась к молодой девушке и сказала на самое ухо:

? Я была молода и прекрасна. И буду такой снова. И снова. И снова. И Адриана вторила этому «снова» переворачивая страницы в альбоме отдавая старушке свои годы жизни.

Они менялись местами – Адриана старела и сгибалась, не в силах противиться заклинанию, и ее годы перетекали через фотоснимки в саму злодейку; а старушка молодела, вновь обретая, восстанавливая свои годы, забирая их у Адрианы с каждой просмотренной фотографией.

И никто не видел, как молодеющая старушка крадет жизнь молодой стареющей Адрианы…

В пепельнице медленно умирала очередная сигарета. Ее дымок поднимался над столом вписывая замысловатые узоры в сильно прокуренный воздух кабинета. Детектив Миранда Хоббс внимательно следила за тлеющими остатками сигареты. Смотрела, как красный уголек борется, цепляется за свою короткую, безнадежную жизнь. Ей казалось, что в последнее время эта метафора стала для нее чем-то вроде навязчивого словца или фразочки пляшущей на языке; и ни как ее не прогнать.

«Расчленитель трех кварталов» обвел полицию вокруг пальца. В пятый раз за этот месяц. Детектив уже получила три выговора от капитана; и недвусмысленный приказ покончить с ублюдком раз и навсегда. Миранда старалась. Она задействовала информаторов и помощников; вынюхивала кварталы с низу до верху. Черт, она даже выбила разрешение ловить урода «на живца» ? но все без толку. Она злилась, и теряла терпение.

Пять мужчин, разобранных на составляющие и оставленные на видных местах посреди трех кварталов Саут-Парка с периодичностью… не поддающийся логики. Пять мужчин, разделанных на равные куски, которые… вообще не имели друг к другу никакого отношения; все жертвы не имели ничего общего. Их ничего не связывало.

Кроме детектива Миранды Хоббс. Поправка – несостоятельного детектива Миранды Хоббс. Она медленно приложила палец к еще тлеющей сигарете в пепельнице и скривив губы от обжигающей боли помогла угольку умереть.

Вот так бы и с ним сделать.

Миранда Хоббс за время службы редко оставляла дела нераскрытыми. Да, неудачи случались, но такова жизнь. Люди творят друг с другом такую хрень, что порой диву даешься, как человечество вообще дожило до нашего времени. Детектив относилась к своим неудачам довольно спокойно, но не безразлично. Они подстегивали ее быть лучше, быть внимательнее и решительнее. И дело тут не в том, что она женщина – это не важно, в первую очередь она коп – а в том, что отдел убийств в целом снизил свои показатели. По статистики копы в отделе убийств понизили раскрываемость на тридцать процентов! Сотрудники на нервах; общественность на нервах; начальство на нервах. А тут еще такое…

Она отошла от стола и повернулась к окну. Глубоко дышала, не замечая горький, прокуренный воздух вокруг себя и размышляла.

Есть возможность раздавить Расчленителя. Самым жестоким образом (в этом Миранда не сомневалась); всего один звонок. Несколько цифр, пара слов и все кончено. Ей даже помогут с уликами и предоставят тело. Не самого убийцы (так просто он не отделается). Тело какого-нибудь другого подонка и ни у кого не возникнет сомнений в правдоподобности любой рассказанной ею версии.

Трудно признавать поражение. Не хочется ей перекладывать свою работу на плечи других. Горький, едкий осадок от этого звонка останется с ней на долго; и сколько сигарет не кури – ничто не перебьет эту гадкую противность внутри.

Можно ждать. Маньяк оступится. Рано или поздно, они все оступаются. И цена тому человеческие жизни.

Миранда выбрала впустить в себя горечь поражения.

Она резко подошла к стационарному телефону, набрала номер, представилась и сказала:

? Туманность…

Это была важная часть уговора. Произносить выбранный приговор полагалось Миранде. И от того привкус горечи становился более ядовитым.

Через тридцать секунд она открыла окно, выпуская табачный дым на волю. И надеялась, что может быть вместе с ним улетучится и ее горечь.

Вечеринку закатили по высшему классу! Гуляла часть банды с Норд-Сайда; Микки Блю (он терпеть не мог свою фамилию, но не менял ее из принципа) второй предводитель небольшой банды вышел сухим из воды, отмазавшись от обвинений в торговле людьми. Косвенность улик, дороговизна адвоката и целый табор нелегальных эмигранток (с которыми еще только предстоит разобраться органам власти), и конечно же его репутация. Микки – мафиози нового формата, умный, образованный, владеющий легальным бизнесом (компания по производству и аренде грузовых контейнеров) – ссылался на нечистоплотность нового партнера, тот как раз покинул страну по не известным ему причинам.

В общем все это уже детали. Главное свобода!

Шампанское и мартини; закуски от именитого шефа; вот-вот в клуб подвезли гибких, развратных стриптизерш. Кабинки для уединенного пользования девочками так же были готовы принимать всех желающих. Общий зал шумел от музыки и голосов; сноровистые официанты только и успевали менять бутылки и обновлять еду. Часть девочек уже танцевали на радость захмелевшим верзилам, плавно и соблазнительно вертясь между креслами и столиками.

Пятнадцать мужиков и дикая попойка вошла в историю. Но не из-за размаха гулянки. И не из-за того, что Микки избежал наказания, ловко обведя правосудие вокруг пальца. Дело было не в этом.

Молва о той ночи разнилась в некоторых деталях постоянного пересказа, однако все сходились в едином мнении – Микки Блю, второго предводителя Норд-Сайда забрал в преисподнюю сам дьявол. То ли себе на радость, то ли чтобы покарать за деяния.

Обгоревшее (в некоторых местах до самых костей) тело (часть которого вплавилось в дорогущую обивку дивана) обнаружили в приватной комнате спустя почти пять часов гулянки. И никто не мог вспомнить с кем именно босс уходил развлекаться.