Неидеальный брак. Откровения о свободе

– Это все, что ты можешь сказать? – я больше не улыбалась и не имитировала равнодушие.

– Лин, ну а что? – развел руками. – Не первые месячные, как и не первая задержка. Мы что, по каждой страдать будем?

– Нет, – я выключила плиту и взяла тарелку, – просто хотелось бы чуть больше чуткости.

Арс раздраженно клацнул челюстью, прежде чем бросить:

– Алина, моя дорогая, мне очень жаль, что у тебя снова пошли месячные! – и демонстративно вытер скупую несуществующую слезу.

– Перестань паясничать, – совсем не эстетично швырнула яичницу на тарелку.

– А ты перестань загоняться по пустякам. И не нужно накладывать мне как свинье.

– Это не пустяк, – повернулась к нему. – А накладываю, как заслужил.

Арс отошел и, рывком надев футболку, взял кофе.

– Алин, ты уже не девочка, а я далеко не мальчик, – заговорил серьезно. – Мне под сраку лет, и я не хочу устраивать траур каждый месяц. Все, проехали, ок?

– Я думала, ты хочешь ребенка? – спросила тихо.

Мы ведь разные варианты обсуждали, если не получится родить своего, даже усыновление.

– Даст бог будет…

– А если не даст? – нетерпеливо прервала. Муж развел руками, мол и так отлично.

– И все?

– Не требуй от меня невозможного, – хмуро бросил.

– А как же чужих детей не бывает? – да, для утра понедельника беседа совсем не легкая.

– А своих надо было рожать, Алин! Когда бог давал! – вспылил неожиданно. – Но ты же карьеру строила!

Арс очень редко, но так метко напоминал о нашей ошибке. Мы только поженились: мне предложили работу в хорошей юридической фирме, и я хотела закрепиться в профессии, прежде чем уйти в декрет. Беременность была некстати. Мы приняли решение сделать аборт. Мы оба это сделали, но моей вины больше. Именно я была не готова. Теперь расплачивалась.

– Сволочь ты, Ковальский, – бросила тарелку на стол и, стащив фартук, швырнула в сторону.

– Лин, прости, – попытался обнять меня. – Психанул. Прости.

– Мне на работу пора. Завтракай.

В офис уехала, так и не помирившись с мужем. Выбесил меня! Я специально включила музыку погромче, чтобы с проблем семейных перестроиться на рабочий лад.

Планерка в отделе прошла штатно: задачи на неделю ясны. Если, конечно, новое начальство не вставит нам пистона для резкости.

– Пойдем, кофе выпьем? – предложила Насте, своему заму. – Я позавтракать не успела.

– А что так? – мы вошли в лифт. На первом этаже бизнес-центра, где располагался наш головной офис, была хорошая кофейня с интересными авторскими напитками. – Проспала?

– Нет. С мужем поругалась.

Мы подошли к стойке бариста, оглядев небольшую площадку на четыре столика.

– Мокко с маракуей, – заказала я.

– А что у вас? – поинтересовалась Настя, мучаясь выбором.

– Да так, – я махнула рукой. – У меня слишком тонкая душевная организация.

– У тебя-то?! – она распахнула глаза с неверием. – Там, где мужики рыдают, ты спокойно можешь выкурить сигаретку!

– Я не курю, – напомнила ровно, но улыбнулась. В нашем деле такая похвала очень лестна.

– Смотри, кто идет, – Настя поиграла бровями и игриво облизнула губу. Я обернулась: ах, Даниил свет Сергеевич Громов. Новый директор нашей строительной корпорации. Подруга на него глаз положила с первого взгляда. Настя холостая, ей можно и даже нужно. Она давно замуж собиралась, только подходящего кандидата не удавалось отыскать. Жесткий отбор. Этот вроде подходил. Правда, относительно семейного положения нет ясности, но кольцо Громов не носил.

– Вперед, а я пойду, – шепнула, желая ретироваться как можно незаметней. Он – та самая новая метла, которая мела по-своему. К нему относились либо с осторожным подобострастием, потому что он уволил, заменив своими людьми, трех начальников подразделений в регионах, двух ведущих инженеров и рядовых офисных клерков без счету. Либо с равнодушной самоуверенностью – это было моей прерогативой. У нас явная взаимная антипатия. Видимо, мой отдел тоже не давал покоя новому директору. Но у меня, во-первых, юристы работали не хуже швейцарских часов, а меня как начальника не свалить. Я ж по судам затаскаю!

– Стой, – Настя сжала мое запястье, – я одна что-то очкую, – шепнула почти на ухо.

– Утро только началось, а у вас уже перекур, – сухо заметил Громов, заказывая себе двойной эспрессо без сахара.

– Такая доза кофеина лошадь свалит, а ему хоть бы хны, – тихо проговорила я, но ответила: – У нас перекофе. Как и у вас, собственно, Даниил Сергеевич.

– Я уже два часа как в офисе. Сейчас еду на переговоры. Вы, Алина Юрьевна, кстати тоже.

Я зависла на секунду. Почему я не в курсе?

– Меня не предупредили, – нахмурилась, вспоминая все сделки, которые проходили через меня в последние пару месяцев. – У меня суд через час, – и посмотрела на Настю. – Анастасия – отличный юрисконсульт, – пусть едет и кадрит вредного красавчика.

– Так отправьте Анастасию в суд, – прекратил мои доводы взмахом руки. – Прошу, – пропустил вперед, показывая, что нам пора выдвигаться. – Алина Юрьевна, – произнес, когда спустились на парковку, – чтобы меня свалить – крепкого кофе мало.

– У вас большие уши, – ответила, когда водитель распахнул передо мной заднюю дверь. Я могла бы быть корректнее и даже сделать комплимент слуху Даниила Сергеевича, но не хотела.

– А у вас длинный язык, – он сел рядом. Хорошо, что салон огромный, и я не чувствовала себя слишком близко. Мне не нравилось, когда неприятные мне люди вторгались в мое личное пространство. – А он, как известно, может довести до цугундера, – посмотрел прямым металлическим взглядом.

– А я думала до Киева, – сухо ответила.

– А есть разница? – невозмутимо повел бровью.

Больше мы не разговаривали, только по делу. Да, день предстоял сложный и долгий.

Домой вернулась уставшая, но довольная: если сделка с «ЕвроСтроем» была очередной проверкой моей компетенции, то я ее прошла. Сил особо не было, но я решила приготовить ужин: в холодильнике стояла вчерашнее жаркое, но захотелось побаловать мужа свеженьким.

Мы, как и многие пары, ссорились, но очень редко случалось, чтобы надолго. Мы ведь реально очень любили друг друга. У нас бывали разногласия, но наши чувства – константа, постоянная, в этом никогда не сомневалась. Даже на фоне проблем с зачатием и давлением нашего окружения. Мы и семья, и друзья, и любовники и даже главные критики. Никто не скажет абсолютную правду, кроме самого родного человека. Иногда она болючая и неприятная, но она лучше, чем лукавство. Так было и сегодня: Арс в чем-то прав. У нас слишком долго не получалось, чтобы плакать над каждым ежемесячным разочарованием. Мы будем жить, заниматься любовью и параллельно думать о наших возможностях.

Мы оба состоялись в профессии, в браке, как личности тоже. Но не как родители. Я готова. И я хочу. В двадцать четыре – нет, тогда я не чувствовала никакого материнского инстинкта. Сейчас, да.