ИМПЕРИЯ БЕЗ МАГИИ (трилогия «ПОСЛЕДНИЙ ДРАКОН»)

Фрик прищурился. – Надеюсь, без куплетов о налогах?

– Пока нет, но они учатся. Один дуб уже сочинил балладу о справедливом ветре.

Лисса подняла взгляд. – Всё ясно. Магия возвращается неофициально, как всегда. Без формуляров, без печатей, без извинений.

– А у Империи нервы, – добавил Рован. – По городам ходят слухи, что именно мы открыли шлюз чудес.

– Отлично, – ведьма усмехнулась. – Пусть найдут способ его закрыть. Если, конечно, найдут ведро покрупнее.

Толпа за столами смеялась и шумела. Кто-то рассказывал историю о том, как старый мельник обнаружил в мешке с мукой живой облачный комочек и теперь держит его как питомца. Кто-то клялся, что видел, как в соседнем городе чиновник случайно произнёс искреннее слово – и у него на месте значка вырос цветок. Мир трещал по швам, но не от боли, а от роста.

Фрик встал на задние лапы и стукнул по стойке. – Предлагаю закрепить успех и создать новый праздник. День доброй нелепости. Отмечается каждое утро, продолжается до следующего рассвета.

Тия хлопнула в ладоши. – Ура, я как раз придумала торт «Парадокс» – снаружи горчит, внутри сладкий, а сверху посыпан надеждой.

– Вкусно звучит, – сказал Рован. – А символично до неприличия.

К полуночи на улице началась гроза. Гром гремел, будто небо спорило само с собой, а молнии сыпались в землю, как подписи под каким-то космическим документом. Лисса вышла на порог, вдохнула влажный воздух и почувствовала, что гроза пахнет изменениями. На мгновение ей показалось, что даже камни под ногами хотят что-то сказать, просто не находят слов.

– Небо злится, – сказал Рован, появившись рядом.

– Нет, – ответила ведьма, – оно репетирует речь перед Империей.

Они стояли под дождём, не прячась. Фрик сидел под лавкой и рассуждал о том, что молния – это просто небесная форма вдохновения. Пепелок хихикал, ловя капли языком, и каждый раз его мордочка светилась, будто фонарь из чистой радости. Когда буря утихла, на дороге появился силуэт. В плаще, с капюшоном, с походкой человека, который несёт слишком много вопросов. Он подошёл к таверне и снял капюшон. Это был тот самый старший инспектор, что приходил утром. Только теперь без герба, без значка и с лицом человека, у которого впервые нет инструкции.

– Я… – начал он, – не знаю, зачем пришёл. Может быть, потому что сегодня не могу не прийти.

Лисса кивнула. – Это уже причина. Входи. Здесь не спрашивают «зачем», только «чай или элем».

Он сел у стойки. Руки его дрожали. – В столице паника. Комиссии спорят между собой, министерства обмениваются меморандумами, а в народе ходит песня о том, что ведьма из таверны лечит грусть смехом.

Фрик вытянул лапу. – Не песня, а национальный гимн в разработке.

Инспектор слабо улыбнулся. – Они боятся. Не тебя, не ваших шуток. Они боятся, что люди перестанут нуждаться в приказах, чтобы чувствовать себя живыми.

– Значит, всё идёт правильно, – сказала Лисса. – Когда власть боится счастья – значит, счастье ещё живо.

Он посмотрел на неё. – Но ведь тебя могут…

– Пусть попробуют, – перебила ведьма. – Империя привыкла ловить драконов, но не привыкла разговаривать с теми, кто умеет дышать огнём словами.

Тишина была мягкой, как одеяло после долгого пути. Инспектор опустил голову, и Лисса поняла – он сломался не от страха, а от проснувшейся совести. Она наложила ему в кружку горячего эля и поставила рядом блюдце с вареньем из забытой надежды.

– Выпей, – сказала она. – Это помогает вспомнить, зачем всё это было в начале.

Он сделал глоток и замер. – Я… когда-то хотел быть писателем. Но потом решил, что стабильность важнее.

Фрик усмехнулся. – Ну вот, стабильность у тебя есть. Скучная, надёжная и бесполезная. Поздравляю.

Инспектор рассмеялся. Сначала тихо, потом громче. Смех у него был хриплый, неуверенный, но настоящий. Лисса улыбнулась. – Вот и всё. Ты официально выздоровел. Осталось только уволиться окончательно и написать книгу о чудесах, которых не существует.

Он кивнул. – Напишу. Назову её «Таверна, где смех легализован».

Рован поднял кружку. – За это стоит выпить.

Они пили до поздней ночи. Гроза ушла, оставив после себя чистое небо и запах мокрой земли. На рассвете инспектор ушёл, оставив на столе свою форму – аккуратно сложенную, с гербом, но без души.

Лисса стояла на пороге, когда первые лучи солнца скользнули по вывеске «Последний дракон». Металл блеснул, будто улыбнулся.

Фрик потянулся. – Ну что, ведьма, готовься. Скоро сюда придёт ещё кто-то из них. Сначала один – ради совести. Потом десятки – ради завтрака.

– Пусть приходят, – сказала она. – У нас места хватит для всех, кто устал притворяться.

И в тот момент в небе, прямо над таверной, вспыхнула новая молния – не белая, не золотая, а зелёная, как весенний росток. Она не ударила в землю, а распустилась цветком света и растворилась.

– Это что было? – спросила Тия.

– Подпись, – ответила ведьма. – Мир подписывает договор о продолжении жизни.

Снаружи снова начали собираться люди. Кто-то приносил хлеб, кто-то цветы, кто-то просто истории. И никто больше не спрашивал разрешения. Мир, как ребёнок после болезни, начал заново учиться смеяться. И в этом смехе было всё – упрямство, боль, радость и такая простая, земная, неформализованная магия, что даже Империя, где-то далеко, наверняка почувствовала, как у неё от этого теплеют холодные стены архивов.

Лисса вздохнула и тихо сказала: – Вот так, без манифестов и героев, начинается новая эпоха. С чашки чая, блина и человека, который наконец позволил себе улыбнуться.

Пепелок свесился с балки и кивнул. – Скучно не будет.

– Да уж, – сказала ведьма. – У скуки теперь нет лицензии.

Глава 12. В которой совещание по отмене магии заканчивается пением, кот становится советником, а ведьма получает повестку на пир

Утро пришло, как всегда, не вовремя – громко, с запахом подгоревшей каши и с глупой уверенностью, что новый день способен что-то исправить. Лисса проснулась от звона кастрюль: Тия в очередной раз пыталась приготовить «овсянку без депрессии», но результат упорно напоминал философский кризис в миске. В таверне «Последний дракон» всё шло своим чередом – то есть как попало, но с энтузиазмом.

Фрик сидел на стойке и читал газету, выпущенную Министерством Безопасности Метафизики. – Вот свежие новости, – проворчал он. – Империя собирается провести «Совещание по окончательному регулированию чудес».

Лисса потянулась, зевая. – Они опять будут решать, как объяснить необъяснимое?

– Да. Планируют принять постановление о добровольном прекращении магических проявлений.

– Добровольном? – усмехнулась ведьма. – Это как – сдать волшебство по расписанию?

Пепелок спрыгнул со стола, оставив на деревянной поверхности обугленные следы лап. – А если чудеса не захотят? Они ведь упрямые.

Фрик покосился на него. – Тогда Империя выдаст им повестку и оштрафует на три вдоха и одно восхищение.

Рован вошёл с улицы, держа в руках письмо. – Кстати о повестках. Похоже, ты официально приглашена, – сказал он, протягивая конверт. На сургучной печати виднелся герб – сова с забинтованными крыльями.

Лисса вздохнула. – Вот и дождались. Комиссия решила проверить, как я использую своё незаконное чувство юмора.

– Может, ты наконец просветишь их, – заметила Тия. – Начни с простого. Пусть попробуют смеяться, не подавшись истерике.

К полудню ведьма уже собиралась в путь. Она выбрала наряд, который идеально подходил для подобных мероприятий: чёрное платье с карманами для сарказма и флягой самоиронии. Фрик настоял, чтобы идти вместе. – Без меня ты там заскучаешь, – сказал он. – Кто-то должен будет комментировать абсурд происходящего.

Пепелок тоже вызвался, но его Лисса оставила сторожить таверну. – Если кто-то придёт с проверкой, притворись налоговым инспектором.

– Смогу, – пообещал он, – я уже тренировал выражение лица «у меня всё под контролем».

Имперское здание для заседаний выглядело так, будто само скучало по смыслу. Высокие колонны, фрески с изображениями людей, которые делают вид, что всё понимают. Внутри пахло пылью, бумагой и усталостью.

Лисса вошла в зал, где сидели члены Комиссии. Один держал перо, словно шпагу, другой листал протоколы, будто искал там оправдание существованию. Главный председатель – сухой мужчина с глазами, в которых отражалось всё, кроме жизни, – поднял голову.

– Ведьма Лисса, владелица нелегальной таверны «Последний дракон». Признаёте, что в вашем заведении наблюдаются признаки спонтанных чудес?

– Наблюдаются, – спокойно ответила она. – Даже без лицензии.

– И вы не предприняли мер по их устранению?

– Напротив. Мы их кормили, поили и позволяли им отдыхать по воскресеньям.

В зале прошёл шум. Один из чиновников прошептал: «Провокация». Другой отметил в блокноте: «объект склонен к метафорам».

Фрик вылез на стол и сел, свесив хвост. – Разрешите добавить, господа. Если бы вы хоть раз попробовали наше варенье из осознания, вы бы перестали издавать документы и начали писать стихи.

– Замолчите, животное! – возмутился председатель.

– Поздно, – сказал Фрик. – Моя харизма уже вступила в действие.

Заседание пошло под откос. Один из членов комиссии внезапно вспомнил, как в детстве мечтал быть музыкантом и начал стучать пером по столу в ритме. Второй стал подпевать, третий отбивать ладонями. Через несколько минут в зале уже звучала импровизированная песня: «Мы всё запретили, но стало смешно».

Председатель побледнел. – Прекратите! Это же анархия чувств!

Лисса сложила руки на груди. – Нет, это называется «жизнь без отчёта».

Когда импровизированный концерт закончился, председатель бессильно опустился на кресло. – Вы понимаете, что вы сделали?

– Да, – ответила она. – Немного музыки в структуру бюрократии. Это полезно для кровообращения.

– Это нарушение порядка.

– Порядок – это когда скука охраняет тишину. А у нас, как видите, снова пульс.

Зал шумел, и кто-то даже хлопал. В этот момент Лисса поняла, что Комиссия больше не знает, как вернуть себе серьёзность. Её слова распространились как вирус – не магический, а человеческий.

Председатель поднялся, словно решив, что нужно спасать хотя бы остатки формы. – Ведьма, – сказал он, – вы вольны идти. Но учтите: всё это войдёт в отчёт.

– Пусть войдёт, – ответила она. – Главное, чтобы оттуда не вышло здравомыслие.

На выходе её догнал молодой чиновник. – Простите, – сказал он тихо, – вы правда думаете, что смех может что-то изменить?

Лисса посмотрела ему в глаза. – Нет, смех не меняет. Он напоминает, зачем.

На улице Фрик разлёгся на перилах, ловя солнечный свет. – Ну и как, справились?

– Комиссия теперь поёт, – сказала ведьма. – Думаю, это хороший результат.

– И что будем делать дальше?

– То же, что всегда, – ответила она. – Смеяться, пока они не научатся.

Они пошли обратно в таверну. Город дышал теплом, и даже серые дома казались чуть мягче. Вдоль дороги продавцы спорили о цене счастья – кто-то предлагал за пригоршню улыбок, кто-то требовал справку.

Когда они добрались до «Последнего дракона», Пепелок уже стоял у двери, гордый, как министр. – Докладываю, – сказал он. – Приходил курьер. Принёс повестку.

– Опять Империя?

– Нет, – ответил он. – Приглашение на пир. От Гильдии независимых чудес.

Лисса развернула письмо. Почерк был витиеватый, как старое заклинание: «Приглашаем на торжественный пир в честь возвращения непредсказуемости. Явка обязательна, настроение – свободное».

Фрик ухмыльнулся. – Вот теперь начнётся веселье.

– Только если там подают десерт из иронии, – заметила ведьма.

Тия выглянула из кухни. – А я слышала, что Гильдия устраивает банкеты под девизом «Сначала хаос, потом кофе».

– Идеальный порядок блюд, – сказала Лисса. – Мы идём.

Снаружи вечер переливался оттенками заката. Мир будто снова расправил плечи, сбросив с себя вековую усталость. Ведьма, кот и дракон отправились в путь, где их ждал пир – и, возможно, новая глава в истории свободы чудес.

Фрик потянулся и пробормотал: – Если это конец старого мира, то пусть хотя бы будет соусом.

– И с хорошей подачей, – добавила Лисса.

Пепелок фыркнул дымком, и дорога перед ними мягко засветилась янтарным светом – как приглашение в будущее, где даже законы иногда спотыкаются о смех.

Когда они добрались до площади, где обычно собирались торговцы, там уже стояла арка из фонарей и цветных стеклянных шаров. Под ногами шуршали бумажные звёзды, оставшиеся от репетиции пира, а в воздухе витал запах корицы, дыма и чего-то ещё – то ли предвкушения, то ли наглости. Гильдия независимых чудес устраивала свои праздники с размахом: вместо оркестра – жужжание заколдованных чайников, вместо глашатаев – вороны, разносившие приглашения. Всё выглядело так, будто сама реальность решила немного развеяться после тяжёлой недели.

Лисса огляделась, и на лице её появилась улыбка. За длинным столом сидели самые разные создания – колдун, потерявший лицензию за «избыточное воображение», фея с крыльями из газетных вырезок, бывший чиновник, ушедший в отставку после того, как увидел радугу не по плану, и даже старуха, которая утверждала, что изобрела рецепт счастья, но всё время забывала ингредиенты.

Фрик с важным видом уселся на стул рядом с председателем Гильдии – стариком в халате, испещрённом формулами. – Господа, – объявил кот, – я предлагаю тост за магию, которая не нуждается в апелляции.

– И за котов, которые не просят разрешения сидеть на столе, – добавила Тия, подливая ему эля.

Пепелок, сияющий как уголь в рассвете, крутился в воздухе и делал петли из дыма. – А за что пьют обычные люди? – спросил он.

– За то, чтобы чудеса не кончались, – ответила Лисса. – Даже если их никто не замечает.

Музыка, если это можно было назвать музыкой, началась внезапно. Сначала кто-то ударил по кастрюле, потом другая фея запела басом, потом посуда решила, что у неё есть ритм, и вся площадь превратилась в живой оркестр. Фрик барабанил хвостом по столу, а Пепелок поджигал звёзды в небе, выкладывая из них фразы вроде: «Скука аннулирована».

Лисса заметила в толпе того самого инспектора. Теперь он был без формы, в простом плаще и с улыбкой, от которой даже фонари будто стали ярче. Он подошёл, неловко поклонился. – Можно присесть?

– Если ты не собираешься штрафовать нас за вдохновение, – ответила ведьма.

– Нет, я… скорее хочу присоединиться.

– Тогда выбирай сторону. Мы между абсурдом и бунтом, обе заняты.

Он сел рядом, а потом вытащил из кармана блокнот. На первой странице аккуратно было написано: «Проект новой Империи – без регламентов, но с совестью».

– Пишешь книгу? – спросила она.

– Пытаюсь. Но она всё время сама себя редактирует.

– Значит, она живая. Не мешай.

Пир постепенно превращался в разговор. Люди спорили, пили, смеялись. Кто-то утверждал, что магия вернулась из отпуска, кто-то – что она никогда не уходила, просто устала объясняться. В центре площади старуха, забывшая ингредиенты счастья, наконец вспомнила: «Щепотка бесполезности!» – и зал взорвался аплодисментами.

Рован подошёл к Лиссе, держа два кубка. – За нас, – сказал он, – за тех, кто продолжает делать невозможное из чувства противоречия.

Она кивнула. – И за то, что упрямство иногда спасает мир.

Музыка сменила тон. Теперь она напоминала дыхание – тихое, медленное, словно сама ночь слушала. Лисса поднялась на ступеньку, посмотрела на собравшихся. – Друзья, – сказала она, – помните, как Империя обещала избавить нас от хаоса? Так вот: хаос вернулся, и он принёс угощение.

Толпа засмеялась. Кто-то выкрикнул: «Речь ведьмы в прямом эфире!» – и над площадью вспыхнули зеркальные шары, отражая лица – весёлые, усталые, настоящие.

В этот момент к ней подошёл мальчишка лет двенадцати. В руках он держал деревянного дракончика, явно сделанного своими руками. – Госпожа ведьма, – сказал он, – можно я подарю вам это?

Лисса взяла игрушку. – Это чудо?

– Почти. Он иногда дышит дымом, если его похвалить.

Фрик хмыкнул. – Прекрасно. У нас теперь есть стажёр по чудесам.

Дракончик действительно задышал. Сначала слабо, потом сильнее, и вдруг воздух над площадью наполнился мягким золотистым сиянием. Все замерли.

– Это… – начал кто-то, но не успел договорить, потому что небо загудело.

Из-за облаков спустился огромный дирижабль Империи – чёрный, как закон, и с гербом на борту. С него начали сбрасывать листовки: «Незарегистрированные чудеса подлежат изъятию!»

Толпа взревела, но не от страха. Кто-то схватил листовку и превратил её в бумажного журавлика, другой запустил его в небо. Через минуту вся площадь уже летала, как гигантская колония птиц из бюрократических форм.

Фрик заорал: – Внимание, начинается контрмагическая акция – «Отписка от страха»!

Лисса рассмеялась, и смех, странным образом, стал громче любого приказа. Он раскатывался по улицам, отражался от стен, вылетал в окна, и даже дирижабль, будто смутившись, завис на месте.

Инспектор поднял голову. – Они не знают, что делать. Смех не прописан в их инструкциях.

– Тогда у нас есть шанс, – сказала ведьма. – Когда власть теряется в радости – значит, ещё не всё потеряно.

Пепелок выпустил в воздух струю огня в форме слова «Свободно», и толпа зааплодировала. Дирижабль попытался развернуться, но от его корпуса отлетел кусок герба – и упал прямо к ногам Лиссы. Она подняла металлический фрагмент, на котором осталась буква «И».

– Империя, – произнесла она. – Теперь просто идея. Осталось решить, хорошая ли.

Рован подошёл ближе. – Что дальше?

– Дальше? – Ведьма улыбнулась. – Дальше утро. А с ним – новая инструкция: «Жить по вдохновению».

Когда дирижабль исчез, площадь снова наполнилась светом и смехом. Люди пели, ели, обнимались, спорили. В воздухе стоял запах горячего теста, дыма и лёгкого озона. Лисса смотрела на всё это и чувствовала, как в груди что-то распускается, тихое, упрямое, живое.

Фрик взобрался на стол. – Дорогие мои, – сказал он, – сегодня мы доказали, что мир можно отремонтировать с помощью ложки абсурда и щепотки смелости. Завтра, конечно, всё снова сломается, но кого это волнует? У нас есть инструменты.

Тия принесла чай и тарелку булочек в форме звёзд. – Всё равно они завтра снова попытаются запретить чудеса.

– Пусть, – ответила ведьма. – Империя пусть занимается запретами, а мы – продолжениями.

Ночь спускалась медленно, оставляя на камнях отблески света. Пепелок уснул прямо на перилах, Рован разговаривал с инспектором, обсуждая, как превратить бюрократию в искусство, а Лисса стояла в тени и слушала, как ветер напевает что-то старое и доброе. Мир, возможно, ещё не знал, что просыпается, но он уже перестал бояться сна. И где-то далеко, за горами, на пустынных дорогах начинали светиться вывески новых таверн – тех, что верили в чудеса.

И каждая из них несла на двери ту самую надпись, что стала девизом эпохи:

«Последний дракон. Завтра снова будет чудо».

Глава 13. В которой Империя открывает департамент по борьбе с вдохновением, а ведьма случайно устраивает художественную революцию

Утро в таверне «Последний дракон» начиналось не с петуха, а с возмущённого вопля Фрика. Кот сидел на подоконнике с газетой в лапах и читал вслух, отчего даже Пепелок, спящий на печи, приподнял голову и выпустил из носа ленивую искру. – Слушайте новость века! – объявил Фрик. – Империя открыла новый департамент – по контролю над вдохновением. Они называют его Бюро по предотвращению внезапных озарений.

Лисса, ещё не проснувшаяся до конца, приподняла бровь. – То есть, если кто-то напишет стих без разрешения, его арестуют?

– Именно. А ещё будут патрули, измеряющие уровень креативности в воздухе. Если концентрация метафор превышает норму – штраф и общественные работы.

Тия прыснула со смеху. – Что за работы? Сажать буквы в алфавитный сад?

Фрик покосился на неё. – Сарказм фиксируется отдельным пунктом.

Пепелок зевнул, и изо рта у него вылетела надпись из дыма: «Уровень абсурда превышен».

Лисса улыбнулась. – Это, по-моему, уже диагноз эпохи.

Рован вошёл, постукивая по сапогам, с усталым видом человека, которому пришлось спорить с идиотами на официальном уровне. – Я был в городе. Видел новый указ. Теперь вдохновение признаётся «социально опасным явлением». Особенно если сопровождается искренностью.

– Ужас, – сказала ведьма. – Придётся скрывать чувства под столом, чтобы не конфисковали.

Он положил на стойку папку. – А вот ещё. Список «потенциально подозрительных мест». Твоя таверна – в первой десятке.

Фрик довольно фыркнул. – Наконец-то признание. Мы официально опаснее парламентского обеда.

– Поздравляю, – сказала Лисса, подливая ему молока. – И что они планируют делать?

– Отправят комиссию с проверкой. Они ищут нелегальные источники вдохновения.

Ведьма откинулась на спинку стула. – Тогда нужно подготовиться. Устроим им то, чего они боятся больше всего – искренний вечер искусства.

К вечеру таверна превратилась в нечто среднее между театром и лабораторией. На стенах висели картины, написанные Тией из остатков варенья и воспоминаний, Фрик организовал «философский уголок для обиженных идей», а Лисса собрала всех знакомых, способных хотя бы издать звук, не согласованный с директивами.

Когда проверяющие прибыли, они выглядели так, будто шли на казнь. Серые мундиры, планшеты, лица, лишённые эмоций. Старший из них, сухой как карандаш, произнёс: – Мы здесь для оценки уровня нелицензированного вдохновения.

Фрик спрыгнул со стола. – Осторожно, вдохновение летучее. Если вдохнёте, придётся начать жить.

– Замолчите, кот. Мы не шутим.

– Это видно, – ответил он. – Но не волнуйтесь, мы умеем смеяться за двоих.

Первым на сцену вышел старик из соседней деревни. Он прочитал стихотворение о капусте, которая мечтала стать розой. Проверяющие начали судорожно что-то записывать. Один прошептал: «Метафоризация овощей – запрещённая форма аллегории».

Затем Тия сыграла на кастрюлях, ложках и бутылках мелодию, которую назвала «Баллада о подгоревшем завтраке». Лисса танцевала под этот ритм, размахивая половником, и даже Рован, пытаясь сохранить серьёзность, покачивал головой в такт.

Когда настала очередь Фрика, он взобрался на барную стойку и произнёс речь о свободе мысли. – Господа, – сказал он, – вдохновение нельзя посадить в клетку, потому что оно само клетка, но из золота, и в ней сидит ваш здравый смысл, машущий хвостом.

Проверяющие не выдержали. Один схватился за сердце, другой за голову, третий начал тихо смеяться. Старший попытался остановить процесс, но было поздно: смех распространился по залу, как зараза. Даже крысы, выглядывающие из щелей, хрюкали от удовольствия.

Лисса стояла в центре и наблюдала, как магия возвращается – не через заклинания, а через чистую радость. Воздух дрожал, бутылки звенели, словно аплодировали. Вдруг одна из картин на стене ожила – изображённая на ней дорога задвигалась, свет заплясал. Проверяющие отшатнулись.

– Что это?!

– Арт-терапия, – спокойно ответила ведьма. – Побочный эффект вдохновения.

Когда всё закончилось, старший инспектор еле держался на ногах. – Мы не можем включить это в отчёт, – сказал он. – У нас нет пункта «всё пошло не по плану, но стало лучше».

– Тогда создайте, – ответила Лисса. – Пусть будет хотя бы один настоящий документ в вашей жизни.

Они ушли, пошатываясь, как люди, впервые услышавшие музыку. После их ухода таверна погрузилась в тёплое, довольное молчание. Фрик зевнул. – Ну что, мы только что выиграли войну с бюрократией или открыли выставку сюрреализма?

– И то, и другое, – ответила ведьма. – Но главное – мы вернули людям возможность удивляться.

Рован налил ей кружку эля. – А что если завтра они придут снова?

– Пусть приходят. Вдохновение – как простуда. Если уж заразились, обратно не вылечишь.

На улице гремел дождь, но он не был мрачным. Он казался оркестром, который аккомпанировал ночи. Ведьма вышла на порог и подставила ладони под струи.

– Видишь, – сказала она Фрику, – даже небо тренируется играть по нашим нотам.

– Надеюсь, с чувством юмора, – ответил кот, и из его шерсти посыпались искры.

Когда ночь стала густой, как чернила, Лисса сидела у камина. Она писала письмо – не Империи, не друзьям, а самому миру. В нём не было просьб, только обещание: что смех не умрёт, пока кто-то готов его разделить. Пепелок уснул, свернувшись на полке, светясь мягко, будто фонарь. Рован дремал, опершись на меч. Фрик мурлыкал тихо, почти философски. А Лисса глядела в пламя и думала, что, может быть, чудеса действительно не нуждаются в разрешении – им хватает свидетелей.