Белые лилии

Я смеюсь:

– Ну, знаешь, если уж мы начали мериться психической несостоятельностью, то мне за мой идиотизм, как минимум, личный самолет положен.

– Ес-сли будем м-мериться – ты про-оиграешь, – улыбается он, обшаривая боковые полки компьютерного стола.

– Это еще почему?

– У меня с-справка есть.

Охренеть. Даже в этом вопросе можно быть вшивым дилетантом.

– Ладно, – говорю ему. – Один – ноль в твою пользу. И что прямо совсем, как в девяностые?

– О-очень похоже.

– А в чем разница?

Псих пожимает плечами:

– В м-масштабах, по-олагаю. Т-только в на-ашем городе. Хотя в-вряд ли подобное м-можно п-провернуть без участия централиз-зованной власти.

– И зачем это ей?

– Н-не знаю. М-может, с-социальный эксперимент? А м-может… – он обходит стол, подходит к платяному шкафу и открывает его, – …государство и правда б-больше не к-контролирует про-оисходящее.

– Это невозможно.

Псих роется в вещах, забираясь все глубже в раскрытую пасть шкафа, отчего голос еле слышен и ему приходится напрягаться:

– И тем не м-менее…

– Подожди, подожди… – говорю я. – Ты же понимаешь, что об этом бы трубили все новостные каналы!? Я бы точно услышала! По твоим словам, в городе царит полнейшее беззаконие – рейдерские захваты, «заморозка» зарплат на крупнейших предприятиях, бунты, массовые протесты, свержение половины чиновников законодательного собрания, главы города и…

– М-марина, – Псих вылез из кафа, повернулся и устало посмотрел на меня, – я пра-авда не знаю, что п-происходит. Но ис-стория знает п-примеры того, как огромная страна может с-спрятать целый город, – сказал он, – и люди ни-ичего не будут знать о т-том, что в нем т-творится.

Он огляделся, нахмурился, провел огромной ладонью по щеке и подбородку, а затем сказал:

– По-ойдем отсюда. З-здесь мы больше ничего не найдем.

***

Смотрю на Розовощекого и задаюсь вопросом – чем нам грозят эти «качели»? Из истеричного комка непредсказуемости он превратился в отрешенного, заторможенного человека на грани кататонии. Олег рассказывает нам, как они с Викой наткнулись на кафе на первом этаже. Уже потому, что они пришли с пустыми руками ясно, что они ничего не нашли, но мэр очень расстроен, и ему нужно выговориться, а потому никто ему не мешает. Под его яростный монолог, каждый из нас молчит о своем. Вика, скромно опустив ресницы, осторожно вытирает грязные руки кончиком туники. Единственное, что возмутило девушку и заставило заговорить первой – отсутствие воды. «Даже руки нечем помыть», – обиженно сказала Вика, после чего замолчала. Поэтому я даже смотреть на неё не могу – отсутствие воды в кранах или бутылках вызывает у неё лишь досаду, но никак не проецируется на не далекое будущее, где мы вцепляемся друг другу в глотки за глоток живительной влаги. Я пытаюсь убедить себя, что в таком возрасте, будучи физиологически готовым к взрослой жизни, далеко не всегда готов к ней морально. Но чтобы настолько… Меня не раздражает святая наивность – я пыталась раздражаться, пыталась злиться, но тщетно. Все, что я чувствую – гудящее, словно высоковольтный провод, чувство вины за то, чего не делала – за то, что она здесь. Мысли Психа, даже с учетом официального заключения специалистов, были мне яснее и понятнее, чем мысли здоровых, а вот Олег же вот уже полчаса изливал свои, и их логика была обезоруживающе проста – мы в полной жопе. Ну что ж, остается только развести руками, и теперь, когда у нас есть подтверждение очевидного, мы соображаем масштабнее:

– В чем смысл? – Олег начал успокаиваться, голос его стал тише. – Если предположить, что это очередные игрища, то где те, кому хочется поиграть?

– Где-то п-поблизости.

– Я могу возразить вам. Им сейчас не до нас, уж поверьте мне!

– Поконкретнее можно? – вклиниваюсь я.

Олег кивает, а потом словно бы запинается – смотрит на меня, на Психа и выражение его лица рисует обреченную усталость:

– Так много придется объяснять… Начнем с того, что сейчас город практически в осадном положении…

– О, нет, нет! – вскидываю руки в примирительном жесте. – Можете не пояснять. Общая картина мне ясна. Было неплохо узнать детали.

– О, я бы тоже многое хотел узнать! – оживился Олег. – Объявилось невероятное количество людей, о которых я ничего не знаю – Ловкий, Рихтер, Мутабор… Кто они?

Удивленно раскрываю рот, пожимаю плечами:

– Я слышала только о Мутаборе.

– И кто он?

– Он сдал людей, собиравших бунт против «Сказки». Если я правильно поняла, он был «двойным агентом», и, собирая людей на бунт, на самом деле готовил их к казни. Он работал на Максима.

– Ну что ж, можно поздравить его с повышением, потому как теперь уже Паша, Артем, этот самый Мутабор и вся бывшая охрана «Сказки» солируют на митингах «рабочего класса» – они собирают пикеты и забастовки, разжигают недовольство, доводят до массовых столкновений. Слаженно, ярко и весьма правдоподобно.

– Вы хотите сказать, что сборище несовершеннолетних устроило бунт?

– Не говорите глупостей. Там огромный штаб заинтересованных, купленных, запуганных и, совершенно точно, взрослых людей. Банда, группировка – называйте это как хотите. От мелких банкиров и крупных предпринимателей, до чиновников оппозиции свергнутой власти. И, заметьте, я не сказал, что мелкие ублюдки возглавляют её.

– Но вы так думаете?

– Уже ни в чем не уверен. Но моя уверенность – последнее, на что вам стоит опираться, ведь до определенного момента я был уверен, что занял пост мэра совершенно заслуженно.

– А на самом деле?

– На самом деле меня туда посадили. Моими руками ловко были убраны неугодные и неудобные и, как только процесс завершился, на поверхность подняли столько дерьма, что я и вся моя команда расселись по нарам. Сейчас бывшие избиратели искренне ненавидят меня и за то, что я делал, и за то, чего не делал. Меня и тех, кто со мной работал. Кстати, и вас тоже.

– Что «тоже»?

– Ненавидят. Не прикидывайтесь дурочкой – вы засветились не в самой удачной компании. Вы и ваш супруг оказались моими соратниками, и, как выяснилось, оказывали мне финансовую и агитационную поддержку. Когда этой информации дали ход, вся подноготная «санатория», простите, всплыла разлагающимися останками. А когда её очень красочно проиллюстрировали опубликованными бухгалтерскими и юридическими документами, случилось неизбежное – вы двое оказались в заднице. Да, да именно вы, потому что, как оказалось, вся остальная шайка официально вообще со «Сказкой» никак не связанна. Даже компрометирующих фотографий нет. Зато вы в полный рост на фото с официального назначения меня на пост мэра, во всех газетах города. Но с вашего мужа взятки гладки – он мертв. А вот вам очень повезло, что вы не присутствовали здесь четыре месяца назад.

Рот мгновенно превратился в пустыню.

(Представь, что ты никогда не видела человека…)

Еле шевелю деревянным языком:

– То есть?

– Разве вы не заметили, во что превратилась «Сказка»?

– Заметила, – еле слышно отвечаю я.

(…ты слышала о нем, но не знаешь, как он выглядит…)