Живая книга. Фрагменты автобиографии. Том 1

В тот день, когда я стал задумываться над тем необъяснимым, на первый взгляд, влечением к нитям, которое я испытывал, будучи ещё совсем ребёнком, я задался вопросом: почему меня интересовали нити, а не иголки – ведь нитки и иголки всегда вместе, но иголки меня не привлекали. Ответ я нашёл, перенеся и интерпретируя это поведение на психический и духовный уровень. Я не искал иглу потому, что игла представляет собой мужской принцип, а мужским принципом, принципом активным, волевым, я уже обладал. Поэтому мне был нужен женский принцип, материя, нити, чтобы прясть, создавать различные фигуры, образы. А теперь, по прошествии многих лет труда, у меня есть нити – Господь позволил мне их найти.

В том македонском селении, где я провёл свои первые годы, во многих местах из земли били маленькие родники. И один такой родник находился прямо возле нашего дома. С тех пор как я открыл его для себя, я постоянно чувствовал, как он притягивал меня к себе. Мне было четыре-пять лет… Чистота и прозрачность его воды уже тогда о многом мне говорили, и я проводил возле него целые часы напролёт. Я с любовью наблюдал за ним. Меня завораживали, манили все эти хрустальные капельки, которые появлялись из земли. Я просто не мог оторваться. Я готов был забыть про возвращение домой и, когда моя мама звала или приходила за мной, я был очень недоволен.

Образы воды и чувства, которые я испытывал, запечатлелись с тех пор в моей душе. Стоит мне только увидеть чистую и прозрачную воду, как мной овладевают неописуемые эмоции. Я бы хотел быть поэтом, чтобы говорить о воде: о прозрачности источников, о пении ручейков и водопадов, о капельках дождя или росы на листьях и цветах, особенно когда на них попадает солнечный луч и попеременно на них искрятся цвета, такие же чистые как цвета призмы. И после этого мне будут ещё рассказывать, что доказательства существования Бога нет! Разве само по себе существование воды уже не является неопровержимым доказательством? Когда в хрустальной вазе я вижу воду, такую же как хрусталь, мне кажется, что я слышу музыку…

Тогда мысленно я беру эту воду, поднимаю её высоко-высоко, выше вершин самых высоких гор, я ставлю её на воздух, на солнце и выпиваю.

Вода – это дочь Божья, поэтому я говорю с ней, благославляю её и она становится счастливой. Я знаю, что она передаст те послания, которые я ей вверяю. Да, потому что её природа – быть восприимчивой, и в ней всё запечатлевается. Она – чудесная посланница. Часто, когда я останавливаюсь у какого-нибудь озера, реки, фонтана или когда я смотрю на кристалл, который представляет собой своего рода застывшую воду, я ощущаю эту воду как некое присутствие в себе, которое восходит к ещё более давним временам, чем мои первые годы. Как будто в своих прошлых существованиях я долго изучал свойства воды, силы воды, значение воды, всё, что она собой представляет во вселенной.

И даже теперь тот маленький ручеёк моего раннего детства – со мной, во мне, и бывает, что я смотрю на него, как тогда: с тем же самым восхищением. Тогда, несомненно, во мне что-то своеобразно запечатлелось. Всю свою последующую жизнь я прожил с воспоминанием о том источнике, его образ сопровождал и поддерживал меня во всех испытаниях.

Когда через много лет в Париже я прочел свою первую лекцию[5 - 29 января 1938 года.], я её начал с образа источника

. Возможно это также было воспоминание об источнике моего детства. Поэтому за этой лекцией последовало много других. Она сама была источником. Как только начинает течь вода, появляется жизнь: травы, деревья, животные, люди

.

Поэтому не удивляйтесь, что я продолжаю заниматься водой и часто говорить с вами о воде. О воде, а также об огне… Насколько я любил смотреть на воду, настолько я любил смотреть на огонь, и как только появлялась возможность, я сам его разжигал. Это танцующее пламя завораживало меня и я ставил много разных опытов: я смотрел, как оно поглощает бумагу, дерево, всякие тряпки… Спички лучше было держать от меня далеко. Сколько раз моей матери приходилось тушить огонь, который я неосторожно зажигал. Я пугал даже наших соседей, потому что как только замечал где-нибудь дрова, меня переполняло желание их поджечь – только чтобы увидеть огонь. Для меня это было чудесное зрелище, я так радовался, когда видел его и не понимал, почему все вокруг начинали бегать с вёдрами воды, чтобы потушить его, и почему мама меня наказывала.

Однажды я даже поджёг сарай своих родителей. Я рассудил так: «Там всё равно сплошное старьё». Мне было только шесть лет, но я уже знал, что старые вещи нужно сжигать! Но когда я, наконец, осознал всю опасность, я взял ноги в руки и, как всегда, убежал прямиком к бабушке. Увидев дым и мой перепуганный вид, она всё поняла. И меня, конечно, в очередной раз наказали.

С тех пор жизнь научила меня, что с огнём нужно быть крайне осторожным. В определённых условиях он вспыхивает и распространяется с такой скоростью, что тут уж не до созерцания. Несколько лет назад я ездил во Флоренцию: я там был с друзьями и очень радовался, что посмотрю прекрасные памятники и музеи… Мы ехали по одной безлюдной дороге, проходившей по холмам, находящимся над городом, и вдруг мы увидели огонь, который загорелся в кустах в нескольких метрах от нас. Может, это какой-нибудь автомобилист бросил зажжённую сигарету. Пожарным понадобилось бы много времени, чтобы добраться до этого места, так как к нему сложно было подъехать, – действовать нужно было без промедления. Ни одна машина не проезжала мимо и мы не могли дать сигнал опасности. Тогда я сказал своим друзьям: «Этот огонь нужно потушить во что бы то ни стало – иначе он может дойти до города». Потратив много сил и времени, нам всё-таки удалось его потушить. Я не знаю, спасли ли мы в тот день Флоренцию, но я был удовлетворён и сказал себе: «Наконец мне удалось искупить один их моих детских грехов!»

Но на самом деле, потребность зажигать огонь никогда не покидала меня, так как каждый человек приходит в мир с определёнными наклонностями, от которых он не может избавиться. Единственное, что он может сделать – это переместить их на другой уровень, в другую область, придавая им более одухотворённую форму выражения. Я, скажем, врождённый поджигатель, если хотите, но я научился не использовать огонь для разжигания хвороста или старых сараев. Теперь я стараюсь зажигать другие огни: в сердцах и душах. Да, я хочу в вас зажечь неугасимый огонь – огонь божественной любви, чтобы он вам светил, согревал и оживлял вас.

Итак, свою первую лекцию я начал с образа источника, но в этой своей первой лекции я также прокомментировал место из Евангелия Святого Иоанна, в котором Иисус говорит Никодиму: «Если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царство Божие». Родиться от воды и Духа означает от воды и огня, от любви и мудрости. Вы видите воду, видите огонь и, поскольку вы их видите, вам кажется, что вы их знаете. Нет. Но когда вы поймёте их как символы двух принципов мужского и женского, – двух принципов творения, – когда вы углубите понимание взаимоотношений, которые они поддерживают между собой, когда вы определите их в их истинном измерении: измерении психическом, духовном, магическом, космическом, – только тогда вы их узнаете – не раньше

.

Когда я вспоминаю своё детство, я также вижу ели и огромные тополя возле нашего дома. С каким удовольствием я лазал по этим тополям! Я залезал как можно выше и проводил там целые часы напролёт. Я ощущал себя как птица и особенно я чувствовал счастье от того, что мог видеть пейзаж до самого горизонта. Я не стану говорить, что это мне давало чувство превосходства, но мне нравилось, что то, что я видел сверху, другие не могли видеть снизу. Когда я был нужен маме, она звала меня, и тогда «жжжик» – я быстренько съезжал по стволу. И поскольку я переставал носить рубашку, как только наступала жара, частенько мой живот становился похожим на слоновью кожу.

И сейчас я иногда чувствую себя как тот ребенок, который карабкается по дереву, чтобы свысока видеть далеко-далеко. Я не обладаю способностями, благодаря которым меня бы сочли за человека науки, и какое-то время я сожалел об этом. Я бы хотел быть астрономом, ботаником, химиком, физиком…. а я всего лишь ребёнок, лазающий по деревьям. Но с высоты у меня самая лучшая точка зрения: мне открываются вещи, которые те, кто находится внизу, увидят неизвестно когда. Меня интересует только точка зрения – точка зрения, находящаяся на вершине. Оттуда мне видна действительная реальность. Другие люди умнее и способнее меня, но они остаются в местах, в которых они не могут иметь видение, открывающееся с высоты.

Если я тут с вами говорю, то это не от того, что я настолько умнее или образованнее вас, нет – это из-за точки зрения, на которую мне удалось подняться, точки зрения вершины, и я стараюсь вести вас за собой. Я помещаю вас около себя на ветке, но вы приносите с собой пилу и начинаете пилить ветку, на которой сидите, и падаете. А когда оказываетесь на земле, то начинаете философствовать и рассуждать, чтобы объяснить причину этого падения, и тут же вы находите виноватых: семью, окружение, общество, правительство и т. п. А я на следующий раз должен опять тратить время и энергию, чтобы вас поднять на новую ветку. Почему вы часто так упорно работаете против самих себя?

В 1964 году я вернулся в свою родную деревню.[6 - Тогда Македония являлась частью союзной республики Югославии.] Пятьдесят семь лет после того, как я из неё уехал. Я нашёл часть своей семьи: двоюродных братьев и сестер… и детей, внуков тех, кого я знал. Все они бросились ко мне с распростёртыми объятиями. И поскольку они не знали какой мне сделать подарок, они дали самое для них ценное: бутылки ракии. Я не знаю, пили ли вы её когда-нибудь. Это очень крепкая водка. Я ведь никогда не пью алкоголя!.. Я чуть-чуть попробовал с ними, чтобы доставить им удовольствие, но когда нет привычки, это ужасно жжёт горло. Увидев, как я морщусь, они рассмеялись над «кузеном», не выносившим такой вкусный для них алкоголь. Потом они пригласили меня на свадьбу. Какой там был праздник! Праздник, который ещё справляют в этих странах: с национальными многоцветными костюмами, народными песнями и танцами. Я всё снял на плёнку. А какой обед! Я постоянно вынужден был следить за тем, чтобы мне не добавляли в тарелку… и в стакан тоже!

Эти встречи, конечно же, сопровождались бурными эмоциями, потому что именно тогда я вновь встретил свою мать, которую я не мог видеть со времени моего отъезда из Болгарии в 1937 году. О моей семье мне рассказывали очень много такого, чего я не знал, и мне было приятно узнать, что у меня был дедушка, который когда-то строил дороги в нашей стране. Какая прекрасная профессия – строить дороги! Я вновь встретился с той родственницей, которая работала за прядильным станком и у которой я обрезал нитки. Она была с мужем. Им было уже много лет, и я им кое-что подарил, чтобы они простили меня за мои тогдашние шалости.

После стольких лет мне так же хотелось подняться на гору Пелистер, которую в детстве я видел издалека. Особенно мне хотелось погулять по еловым лесам, которые считались самыми прекрасными в мире. Я бы охотно в это поверил, но я не был до конца уверен. Болгарская гордость, выражающаяся в преувеличении красоты и важности их страны, хорошо известна! Я помню когда-то в Софии крестьяне становились в круг и пели: «Нет города больше Софии…[7 - Столица Болгарии с 1879 г. К 1930 г. ее население составляло около 350 000 жителей.] Нет реки глубже Искера[8 - Приток Дуная, протекающий в 8 км. от Софии.]…. Нет горы выше Витоши[9 - Горный массив, возвышающийся над Софией и достигающий 2230 м.]…».

В конце концов, с некоторыми родственниками и друзьями мы поднялись на гору Пелистер. В тех странах, в которых я побывал (Индия, Цейлон, США, Швеция, Норвегия), я видел много еловых лесов; они, может быть, и были больше и крупнее, но, уж точно, не такими красивыми. Их цвет, взлёт их стволов, расположение ветвей, форма иголочек, аромат, которым они наполняли воздух, и всё, что от них исходило, – какое чудо! И даже камни и мох у их корней. Это не описать. Нужно там побывать, чтобы получить представление. Как бы мне хотелось вернуться теперь к горе Пелистер и провести несколько деньков в этих лесах! Ели – это те деревья, среди которых я чувствую себя лучше всего.

Нити, вода, огонь, деревья – вот что в детстве притягивало меня больше всего, и, размышляя об этом впоследствии, я понял, что по сути я не изменился. Вкусы, которые были у меня тогда, я только углубил, они стали осознанными, и нити, вода, огонь, деревья заняли главное место в моей философии.

Есть ещё много другого, что я видел или переживал между четырьмя и семью годами, и это присутствует во мне так же, как если бы это только что возникло. Особенно мне помнятся некоторые ощущения, которые, когда позже я их проанализировал, показались мне интуитивными прозрениями того, чем впоследствии стала моя жизнь, куда я захотел идти, выбор, который я сделал. И вы также, если вы пересмотрите свою жизнь, вы откроете, что то, кем вы стали, то, что вы выбрали, заботы и вкусы, которые у вас есть теперь, – всё это имеет свое начало в детстве.

Примечания

1 ««Воспитание, начинающееся до рождения», Собрание сочинений Извор № 203.

2 «Познай самого себя. Джнани-йога», Полное собрание сочинений, том 17, глава V: «Жертвоприношение».

3 «Ищите Царства Божия и правды Его», часть II, гл. 1: «В начале сотворил Бог небо и землю».

4 «Любовь и сексуальность», Полное собрание сочинений, том 14, гл. XXVI: «Проблема связей».

5 «Книга Божественной Магии», Собрание сочинений Извор № 226, гл. Ill: «Магическая палочка».

6 «Плоды Древа Жизни – Каббалистическая традиция», Полное собрание сочинений, том 32, гл. X: «О чаше с водой».

7 «Второе рождение – Любовь, Мудрость, Истина», Полное собрание сочинений, том 1, гл. I: «Второе рождение».

8 «Откровения огня и воды», Собрание сочинений Извор № 232, гл. IV: «Вода, цивилизация».

9 «Откровения огня и воды», Собрание сочинений Извор № 232, гл. I: «Вода и огонь, принципы творения».

3. Варна – на берегу чёрного моря

В том местечке Македонии, где я жил свои первые годы, я естественным образом учился открываться природе. Окружавшие горы с такой чистой атмосферой, огромные деревья, река, маленький источник, за созерцанием которого я проводил целые часы, оставили во мне неизгладимые следы. Но вот однажды, нам пришлось бежать, и это было настоящее потрясение.

В те времена граница между Македонией и Грецией была ненадёжна: с той и с другой стороны совершались нападения. Однажды вечером мы увидели, как полк греческих солдат приближался к нашей деревне, – часть жителей убежала и укрылась как могла. С моей матерью, некоторыми членами нашей семьи и соседями мы провели ночь в реке, прячась в камышах, и оттуда мы выдели, как горит наша деревня. Мне было семь лет и я никогда не забуду эту ночь. На следующий день мы нашли одни руины и трупы людей, которые пытались защитить деревню. От нашего дома не осталось ничего. Тогда мама решила уехать к отцу в Варну.

Варна не была большим городом, особенно в те времена, но всё-таки какая разница по сравнению с той маленькой деревней, из которой мы только что уехали! Для меня всё было ново. Мы жили в турецком квартале на окраине города. Это был очень бедный квартал с очень грязными улицами, которые поднимались и опускались, и как только шёл дождь, они превращались в ручьи из глины. Зимой, когда шёл снег, земля замерзала, и подниматься по заледеневшим склонам было очень трудно. Чтобы не опаздывать в школу, я должен был очень рано выходить из дома.

Мой отец выбрал этот квартал потому, что это было удобно для его торговли древесным углём: все дела по купле и продаже угля производились именно там. И пока он не мог найти ничего более подходящего и комфортабельного для нас. Особенностью домов в этом квартале было то, что везде внутри их были двери, через которые можно было пройти к соседу, а от соседа к другому соседу… Невозможно было узнать, докуда можно было так пройти, но благодаря этому люди, которых преследовала полиция, убегали от неё. Вот так мы там и жили среди турецких семей: каждый день мы встречались и поэтому я немножко научился говорить по-турецки. Теперь Варна превратилась в очень современный город, который притягивает туристов со всех концом земли, благодаря своим пляжам, и этот квартал, конечно же, был полностью видоизменён.

Мне было тяжело от того, что мы уехали из деревни и оставили там бабушку и всех тех пожилых родственников, которых я так любил, но я был счастлив вновь быть с отцом. И он тоже был счастлив и поэтому он очень снисходительно относился ко мне. Например, у него была привычка оставлять на столе пару мелких монет, зная, что я их возьму и куплю себе мороженое или конфеты.

Мама не была с ним согласна и упрекала его в этом, говоря, что так воспитывать неправильно…

Мало-помалу я начал привыкать к детям из этого квартала: они не были похожи на детей, которых я знал в своей деревне, – они были более агрессивными и хитрыми. Когда ты мал, ты не очень-то выбираешь себе товарищей. Ходишь с соседскими ребятами и даже родители ничего тут не могут поделать. Вы даже представить себе не можете, среди каких мальчиков я рос. Я оказывался в драках, которые могли очень плохо кончиться: болгарские мальчики против турецких, потому что мы, естественно, на своём уровне воспроизводили враждебность взрослых. А поскольку я был немного наивен, мечтателен, мои товарищи этим пользовались. «Идём в «экспедицию», – так они говорили, и, бывало, мы что-то портили. Как только прибегали разозлённые взрослые, все разбегались в разные стороны, а я оставался пригвождённый к месту. Я не находил, что ответить на поставленные вопросы, и часто меня здорово отчитывали. Сам не знаю почему, но я никогда не оправдывался. А потом, когда мама узнавала о происшедшем, она меня тоже наказывала.

И вот однажды, решив, что я слишком часто оказываюсь жертвой несправедливости, я ушёл из дома. Я не знал куда идти, и пошёл по направлению к вокзалу. Там я стал наблюдать за приездом и отъездом пассажиров. Для меня это было вновинку и мне было очень интересно. Но через несколько часов я стал ощущать, что такое быть одному: вдалеке от дома и родителей. Я решил, что я не буду есть. Но наступала ночь и где спать? Возле вокзала я нашёл маленький домик – он был пустой и я мог там лечь. Но солнце его так раскалило за весь день, что воздух там был удушливый, и я ушёл оттуда в поисках другого укрытия. Я ничего не нашёл и, в конце концов, лёг на кучу сена, которая лежала на дороге. Я чувствовал себя свободным и был доволен. Я рассуждал про себя: «Теперь родители не смогут меня найти. Они не понимают меня… Ну и пусть – они будут наказаны, а я буду отомщён». Я знал, что мама будет ужасно волноваться из-за моего исчезновения, но в первый раз я получил удовольствие, представляя, что она будет мучиться. Потом от усталости, накопившейся после многих часов ходьбы и голода, я уснул.

На следующее утро я проснулся от пары лёгких пинков. Это был вокзальный работник. Удивившись, найдя спящего мальчика на куче соломы, он спросил: «Что ты тут делаешь? Почему ты тут спишь? У тебя что нет дома? – Я ушёл от родителей. – Как? Ты ушёл от родителей? А ну-ка быстро возвращайся домой, а то я отведу тебя к жандармам». Я встал и пошёл с опущенной головой. Вернувшись домой, меня встретили с возгласами: «Ну вот наконец! Где ты был? Мы тебя везде искали…» И по маминому выражению лица я понял, как она за меня переживала. Теперь я уже совсем не гордился. Этот побег не имел никаких тяжёлых последствий, но то, что со мной случилось, заставило меня задуматься: я понял, что мне нигде не будет так хорошо, как у родителей, и я больше так не поступал.

Но я продолжал ходить за своими товарищами. Они всё время искали новых приключений и нехватки идей у них не наблюдалось. Однажды они решили снять флаг, который висел над входом турецкой дипломатической миссии в Варне. На самом деле, нам мало что было известно о господстве оттоманской империи в Болгарии, которое длилось на протяжении нескольких веков, но мы прекрасно понимали, что болгары не считали турок своими друзьями. Итак, наш маленький отряд пошёл снимать флаг… И нам это удалось! Конечно, нас быстро нашли и приехали жандармы. Как всегда мои товарищи разбежались, а я оказался один с флагом в руке!

Снять флаг с иностранной миссии, а тем более турецкой, конечно, было серьёзным нарушением и жандармы отвели меня в полицейский участок. В те времена они перемещались на лошадях. Итак, мы отправились: я шёл пешком с флагом в руках и с двумя жандармами на лошадях с обеих сторон. Так мы прошли через весь город и все прохожие останавливались, чтобы посмотреть на нас. Когда мы пришли в полицейский участок, я, естественно, немного переживал и думал, что они со мной сделают: в очередной раз именно меня будут наказывать, а может и плохо со мной обойдутся. Но я видел, как жандармы перешёптывались между собой и даже немного улыбались. Я ждал… В конце концов, после того, как они строго со мной поговорили и заставили пообещать, что я больше не буду так делать, они мне сказали, чтобы я возвращался домой. Вполне возможно, что они даже гордились тем, что мы с товарищами осмелились предпринять, несмотря на наш совсем ещё юный возраст.

Однажды я начал понимать, что я должен отходить от этих мальчиков и даже если я всё-таки ещё пару раз давал себя втянуть в их затеи, им уже не удавалось меня привлечь в свои преступные авантюры: воровство, нападения… Долго они ещё пытались это сделать, но, к счастью, что-то внутри меня останавливало – я чувствовал, что не должен больше за ними идти. Время от времени я вам рассказываю о тех шалостях, которые я совершал, но это ничто по сравнению с тем, что я мог сделать, если бы остался с ними. Так или иначе все эти мальчики плохо кончили: попали в тюрьму, были убиты или расстреляны.

Конечно, не стоит пренебрегать силой влияния, но влияния всё не предопределяют. Если кто-то даёт себя втянуть в плохие поступки, то это потому, что он носит в себе те элементы, которые как бы магнетически притягивают его в эту сторону. Поэтому, как я часто вам говорил, то, что мать через свои мысли и чувства вкладывает в своего ребёнка в период беременности, исключительно важно. А потом есть ещё сила примера, и тот пример, который мне показывали родители, был самым лучшим. С этой точки зрения, я находился в привилегированном положении.

В то время мы ни в чём не нуждались, хотя жили очень скромно. У своих родителей, которые были настолько честными и порядочными, я учился, что нужно работать, выносить трудности и тяготы, бороться. Таким образом, я всегда был готов прикладывать усилия, и меня удивляло, что некоторые мои товарищи были воспитаны совсем иначе. Именно благодаря полученному воспитанию, позже я смог пройти через большие испытания: в каком-то смысле я был к ним подготовлен, и я не упал под их натиском. Это было до такой степени, что когда положение улучшалось, я не мог в это поверить. Как только приходило облегчение, улучшение, я задавался вопросами и находил, что это не совсем нормально.

Когда я думаю о воспитании, которое получил, я благословляю небо за то, что оно позволило мне родиться в семье, которая привила мне такое представление о жизни. Я уже тогда знал, что испытания и трудности неизбежны и то, что было хоть чуточку проще, легче, становилось для меня настоящим благословением. Как я удивлялся, когда окружающие не только не радовались, но ещё и находили способы жаловаться в тех ситуациях, в которых я был настолько счастлив и благодарен! Мой отец беспокоился о моём будущем, у него были большие планы на мой счёт, но, даже если он работал очень тяжело, он никогда мне не говорил, что главное – это преуспеть, главное – много зарабатывать, и мать тоже. В этом, по крайней мере, на меня никто не оказывал давления, как на других детей, которых с самого раннего возраста родители готовят к прибыльным и престижным профессиям, повторяя им без конца, что они должны к ним готовиться. А если дети хоть немного проявляют идеалистические склонности, родители возвращают их к реальности. Мои же родители давали мне возможность расти свободно.