Мы поднялись по лестнице, Реджеп впереди, мы – следом. Я почему-то обрадовался, вспоминая пыльный свет, струившийся в комнаты сквозь ставни, и запах плесени. Когда мы подошли к двери Бабушкиной комнаты, Реджеп на мгновение остановился, вздохнул, а потом его глаза весело и озорно вспыхнули, и он крикнул:
– Приехали, Госпожа, приехали!
– Где они? – раздался нервный старческий голос Бабушки. – Почему ты мне не говоришь? Где они?
В детстве я стучал по латунным спинкам кровати, где она сейчас устроилась, укрытая голубым, в цветочек, одеялом, спиной на трех подушках, лежавших одна на другой. Мы по очереди поцеловали ее руку. Рука была белой, мягкой, а на сморщенной коже виднелись знакомые пятна и родинки, которые радовали, как встреча со старинными друзьями. И комната, и Бабушка, и ее рука пахли одинаково.
– Здравствуй, Бабушка! Здоровья тебе!
– Как вы, Бабулечка?
– Плохо, – ответила Бабушка, но мы ничего не сказали. Губы у нее слегка задрожали, она смутилась, как юная девушка, или сделала вид, что смутилась. Потом проговорила: – Ну, давайте, рассказывайте.
Мы, братья и сестра, переглянулись, и наступила долгая тишина. А мне подумалось, что в комнате пахнет плесенью, лакированной мебелью, старым мылом, может быть мятными леденцами и чуть-чуть – лавандой и одеколоном.
– Что, вам нечего рассказать?
Метин произнес:
– Бабушка, мы приехали сюда на машине. От Стамбула ровно пятьдесят минут.
Он каждый раз это говорит, и каждый раз, судя по Бабушкиному своенравному лицу, кажется, ее удается на мгновение увлечь, но потом лицо приобретает прежнее выражение.
– Раньше вы за сколько часов доезжали, Бабушка? – спросила Нильгюн. Будто сама не знает.
– Я один раз приехала! – гордо, с видом победителя ответила Бабушка. И, вдруг вздохнув, добавила: – Сегодня я задаю вопросы, а не вы!
Кажется, ей понравились эти слова, сказанные по привычке. Некоторое время она обдумывала какой-то вопрос, но потом, когда заговорила, поняла, что не может задать такой заковыристый вопрос, как ей хотелось.
– Рассказывайте, как у вас дела!
– У нас все хорошо, Бабушка!
Она сердито нахмурилась, как будто потерпела поражение. Когда-то в детстве я боялся такого выражения ее лица.
– Реджеп, подложи мне подушку под спину!
– Все подушки уже у вас под спиной, Госпожа!
– Давайте я принесу еще одну, Бабушка, – предложила Нильгюн.
– Лучше скажи, чем ты занимаешься?
– Бабушка, Нильгюн поступила в университет, – проговорил я.
– Братик, не беспокойся, я сама в состоянии ответить, у меня язык есть, – сказала Нильгюн. – Бабушка, я изучаю социологию, в этом году закончила первый курс.
– А ты что делаешь?
– В следующем году окончу лицей, – ответил Метин.
– А потом?
– А потом уеду в Америку!
– И что там хорошего? – спросила Бабушка.
– Там живут богатые и оборотистые люди! – ответила Нильгюн.
– Университет! – сказал Метин.
– Говорите по очереди! – потребовала Бабушка. – А ты что делаешь?
Я не сказал ей, что хожу на занятия с огромным портфелем, по ночам засыпаю в пустом доме, а поужинав, дремлю перед телевизором. И не сказал, что жду, когда придет время выпить, еще когда утром иду в университет; что меня пугает, что я утратил веру в то, что называется историей, и что скучаю по своей жене.
– Он стал доцентом, Бабушка, – сказала Нильгюн.
– Бабушка, мы так рады вас видеть, – произнес я, ни на что не надеясь.
– А что делает твоя жена? – спросила Бабушка.
– Бабушка, я же говорил в прошлый раз – мы развелись, – ответил я.
– Знаю-знаю, – сказала она. – А сейчас она чем занимается?
– Опять вышла замуж.
– Ты комнаты им приготовил? – спросила она.
– Приготовил, – ответил Реджеп.
– Вам больше нечего рассказать?
– Бабушка, в Стамбуле стало так много людей! – сказала Нильгюн.
– И здесь много, – заметил Реджеп.
– Реджеп, садись сюда, – сказал я.
– Бабушка, этот дом так обветшал, – сказал Метин.
– Мне нехорошо, – ответила Бабушка.
– Сильно обветшал. Бабушка, давай его снесем, построим здесь каменный дом на несколько квартир, и вам будет удобно…
– Замолчи! – сказала Нильгюн. – Она тебя не слышит. Да и некстати.
– А когда будет кстати?