Приливный захват

– Хорошо, – тот неожиданно быстро сдался, – но давайте потом, завтра, например. Мы соберем для вас экзоскелет, подгоним его, составим маршрут.

– Договорились, – смягчаясь, согласился Павел, и, чтобы снять напряжение, сказал тоном ниже, – Рэм, у вас есть чай и рис? Я бы хотел пудинг на десерт и что-нибудь привычное из напитков.

– У нас есть все! – заверил Лускер, показывая ровные зубы.

Оставшись в одиночестве, Павел достал сменное белье, принял душ и, вытираясь насухо, вдруг почувствовал, что проголодался и все-таки устал. Вроде в дороге только и делал, что ел, спал да валялся на койке. Информ, правда, смотрел почти без перерыва, до сих пор голова гудит. И циркадные ритмы, оказывается, обмануть не так уж просто. Да, подумал он, зевая, сейчас поем, потом посплю пару часов, и – за работу. Скорее всего, просто сказывается недостаток кислорода.

…Не нравится мне этот Лускер, с его улыбчивым ртом и холодными глазами, решил он. И друг этот непонятный, оставшийся там, снаружи, не нравится мне еще больше. На Терминаторе всего семь человек, я их досье читал, и ни на одного из этих семи, за исключением старика Лускера, странный друг не похож. Тут что-то не то.

Павел открыл сетевик и еще раз перелистал досье сотрудников станции, внимательно разглядывая лица.

Начальник колонии Рэм Лускер, знаю уже.

Его заместитель Ранис Нисаускас, он же айтишник, связист, инженер, сорока трех лет. Очень добрые грустные глаза, давно не стриженные волосы, легкая отечность лица и белки глаз розоватые, как у людей, часто страдающих от похмелья.

Анна Каборе, тридцать три года. Медик, но для медика тут работы почти нет, а потому повар, прачка, уборщица и так далее. Совершенно заурядная внешность, глазу не за что зацепиться, не отталкивающая и не привлекательная, просто никакая. Выражение лица соответствующее. Идеальным шпионом была бы в древние века.

Петер Булка, тридцать восемь лет. Широкая грубоватая физиономия, внимательный взгляд. Коренастый, тяжеловес. В молодости занимался вольной борьбой, даже какие-то призы брал. Этот себе на уме, хитрован. Хозяйственник: ремонт зданий и сооружений, вентиляция, канализация, утилизация отходов и все такое.

Леон и Патара Ткилава, брат и сестра. Ей тридцать два, она геодезист, климатолог, гидродинамик и специалист по приливным течениям. Невысокая, кругленькая, уютная женщина. Леон старше ее на два года, он химик, микробиолог, вирусолог, зоолог, в том числе специалист по амилиновым паукам. Глазастый, ушастый, с крупным носом и маленькой нижней челюстью. Совершенно не похожи друг на друга.

И, наконец, Хелен Вольф, ей сорок восемь. Экономист, логист, юрист, секретарь, конференц-помощник. Красивая, но выражение лица какое-то пришибленное. Над высоким лбом темные вьющиеся волосы, нежный рот, большие глаза, немного рассеянный взгляд. Юристы обычно не так смотрят. Есть в ней что-то такое, что вызывает снисходительную жалость… Первая мысль, которая приходила в голову, что друг – это ее с Лускером сын. По возрасту вполне могло бы быть. Но колония на Терминаторе существует всего девять лет, и привезти сюда ребенка они не могли, это исключено.

Павел включил запись своего прибытия с момента выхода из лифта. Мельтешение, черные кусты, огромные лепешки листьев, проблески солнца в густой вате облаков, ручка багажа. Запись покачивалась. Белая полусфера станции. Рука Павла, бестолково шарящая по стене, в попытках найти скан-замок створа. Резкий разворот.

Человека на записи не было. Был какой-то бесформенный сгусток, ни на что не похожий. Изображение рябило.

Опять разворот, это я приложил руку к стене. Створ станции открылся, я зашел, обернулся. Клуб роящейся пыли стоял перед входом. Створ закрылся.

Павел озадаченно пересмотрел запись еще раз. Высветлил изображение, затемнил, прогнал в инфракрасном режиме, в ультрафиолете. Попытался очистить звук от помех, но хорошо слышал только свой собственный голос на записи, а голос того парня тонул в шуме и свисте ветра, ничего не разобрать. Павел закусил губу. Это что же получается, я с галлюцинацией разговаривал? Хорошенькое начало… Потом он вспомнил, что у амилиновой спецовки есть режим «хамелеон», ему инструктор объяснял, как включать этот режим, но Павел слушал тогда невнимательно. С трудом вспомнил сейчас, что вроде используют такую маскировку только зоологи, когда нужно подойти близко к животному, не спугнув его. Ну, военные еще. Но зачем встречающий включил этот режим?

Павел натянул на себя спецовку, врубил «хамелеона», встал перед зеркалом, сделал полуминутную запись и, раздевшись, просмотрел ее пару раз. Озадаченно поморгал. Потом положил сетевик на стол, лег на кровать и закрыл глаза.

Усталость навалилась тяжелой большой подушкой, хотелось просто полежать, ни о чем не думая. Сейчас поваляюсь минутку, пообещал он себе, пойду поем и возьмусь за работу.

2.

– Пабло, вы еще спите? По вашим часам скоро вечер, – из-за закрытой двери глухо прозвучал голос хозяина колонии.

Павел с трудом разлепил глаза. Голова была будто из чугуна. Все-таки кислорода здесь маловато. Глянул на часы и ругнулся, потому что было уже шестнадцать часов по земному времени. Полдня проспал, работничек.

– Входите! – сипло крикнул он, откашлявшись и, извиваясь, стал натягивать на себя спецовку.

– Добрый день. Пойдемте обедать, раз ужин и завтрак проспали, – Лускер стоял в дверях, дежурно улыбаясь.

– Да, простите, – виновато ответил Павел, – Что-то я неважно себя чувствую.

– Вы заболели? – внимательно посмотрел на него Лускер, – Пройдите тест в медботе. У нас хороший, последней м одели.

– Спасибо, но, пожалуй, позже. Это акклиматизация наверно, ничего страшного.

– Тогда прошу, – сказал Лускер, пропуская Павла в коридор вперед себя.

Станция находилась почти целиком под грунтом и в основании была круглой, как шайба. По внешнему контуру шли комнаты и хозяйственные помещения, а столовая, она же кают-компания, располагалась в центре, отделенная от остальных помещений широким круговым коридором.

Пластик пола был мягким, звука шагов не было слышно. Над головами на невысоком потолке сплошной тонкой линией ярко горел свет, а когда люди проходили, тускнел. В коридоре было тихо. На стене слева, которая была внешней стеной кают-компании, через равные промежутки висели картины в самодельных рамах. Что-то непонятное, абстрактно-яркое, но милое. Явно женская рука. Неужели Хелен рисует? Или Анна? Павлу хотелось рассмотреть картины, но Лускер шел не останавливаясь, и Павлу пришлось идти за ним, не задерживаясь.

В кают-компании было зелено, как в экваториальных джунглях. Потолок сиял, спектр скорее всего соответствовал солнечному, и высаженные вдоль круглой стены земные растения радовали глаз разнообразием форм и оттенков. Откуда-то доносилась запись голосов птиц, шелеста листвы, шума далекого прибоя. Возникло ощущение, что кают-компания – это просто небольшой кабачок на берегу океана, только кабачок без окон. Несколько столов стояло вдоль круглой стены, в противоположной от двери стороне стоял агрегат шеф-повара навороченной модели. У агрегата крутилась Анна, что-то открывая, закрывая, насыпая, размешивая, накладывая. Пахло аппетитно – тушеным мясом со специями. Спина Анны то появлялась в поле зрения, то исчезала за огромным круглым террариумом, установленным посреди зала. Стойка с террариумом была на колесиках и при случае легко отодвигалась к стене.

Павел не удержался и подошел поглазеть. Разноцветные камни, коряги, мхи, водоросли. Террариум на треть был заполнен чистой водой, в которой копошились желтые, белые и серые аксолотли.

– Нравится? – спросил Лускер, встав за спиной Павла.

– Да, красиво. Но сколько это стоит? Аксолотлей содержать дорого: охладители воды, компрессоры, лампы, живой корм, лицензия на содержание, налог.

– Я содержу эту красоту за свой счет, Пол.

Павел разглядывал аксолотля. Мордочка животины казалась улыбающейся, жаберки, похожие на косички, по три с каждой стороны от головы, смешно пошевеливались.

– Садитесь, все готово, – позвал Лускер, – сегодня у нас острая свинина с шампиньонами и кускусом. И рисовый пудинг к чаю, как вы просили.

Павел уселся за стол, взял приборы и, прежде чем приступить к еде, спросил у Лускера в лоб:

– Вы используете незаконных мигрантов, Рэм? – отправив в рот кусок свинины, оценил старания Анны. Было вкусно.

– А вы разве из трудовой комиссии? – задрал брови Лускер, не прикасаясь к своей тарелке.

– Нет, – ответил Павел, – но расходы на оплату труда сотрудников входят в мою компетенцию.

– Да, расходы – конечно. Но у нас нет никаких расходов на посторонних лиц. И на станции нет посторонних, – с благожелательной улыбкой ответил Лускер.

– Где же они у вас живут, эти люди? Они работают на вас за еду? – жуя, спросил Павел.

– На Терминаторе нет посторонних людей.

– Вы используете андроидов? Это нерентабельно. Андроид стоит очень дорого и капризен в обслуживании. И они вообще не годятся для серьезных работ, их делают только для лесопарков и заповедников, и только для того, чтобы животные поняли, что на человека нападать опасно. Андроиды больше дорогие пугала, чем работники… А если вы клонируете людей и используете клонов в качестве рабов, то проверять это, конечно, не в моей компетенции, но доложить куда следует, я могу.

– Паоло, у вас богатая фантазия, – сделав кислое лицо, ответил Лускер. – Вы перебираете варианты, которых здесь нет и быть не может. Мы не покупаем андроидов, вы же видели нашу отчетность. И не занимаемся клонированием, мы не покупали для этого оборудование. Опять же, в нашей отчетности нет такой статьи расходов.

– А кто же тогда этот ваш друг? – спросил Павел, ткнув вилкой в сторону стены.

– Послушайте… Вы ешьте, ешьте, бон аппетит… На Терминаторе нет смены дня и ночи, но лето и зима здесь все-таки есть, орбита планеты близка к эллипсоиду. Вы прилетели в очень удачное время, вам повезло. Давайте-ка мы проведем с вами обзорную экскурсию – слетаем к пустыне, посмотрим, как размножаются песочники, у них как раз заканчивается брачный сезон. Потом сгоняем к ледникам и посмотрим, как вылупляются мальки песочников и начинают свой путь к пустыне. Это не займет много времени. Полдня, не больше. Вы не пожалеете, обещаю.

– Рэм, я хотел бы лично осмотреть технику на паучьих плантациях. Песочники, наверно, очень интересны, но никакого отношения к моей работе не имеют, – спокойно сказал Павел.

Лускер крутил в руках вилку и нож, словно раздумывая, стоит ли есть вообще. На лбу его обозначились глубокие продольные морщины, и взгляд словно обратился внутрь. Он смотрел, но казалось, что не видел собеседника.

Павел на пару секунд задержал взгляд на руках начальника колонии. И явно представил себе, как эти обманчиво холеные, белые руки сжимают камень и из сомкнутых ладоней сыплется песок. Да, такими руками вполне можно крошить камни.