Весна

– Ну, а идти в камыши плот смотреть боитесь? – спросил Тоотс помолчав.

– Раз вокруг плота такие страшные звери ползают – не пойду.

– Дура, так они же через лед на тебя напасть не могут. Ты на льду, а они там, на дне.

– А вдруг этот самый сом… такой страшный, большой…

– Ну, уж он не бог знает какой большой. Так… так… ну, чуточку побольше селедки.

– Я пойду посмотрю, – сказала наконец одна из девочек. Все оглянулись кто там такой смелый нашелся. Велико же было общее изумление, когда из толпы вышла Тээле и направилась к камышу.

– Не ходи! – предостерегающе крикнули ей девочки. Но Тээле, обернувшись, стала звать с собой остальных.

– Идемте! Идемте посмотрим! А ты, Тоотс, запомни: если ты опять наврал, мы тебя отдуем. Идем с нами, покажешь место, где плот затонул.

– Ступай, ступай, я потом приду, – ответил Тоотс и отошел от девочек подальше, туда, где ребята, держась друг за друга, огромным живым комом с криком и шумом неслись по льду.

Здесь он остановился и круглыми, точно у филина, глазами стал смотреть на Тээле. В нем происходила внутренняя борьба. Было ясно, что Тээле провалится, – лед вокруг камышей был совсем еще тонкий. Чтобы предостеречь ее, следовало сейчас же, немедля, крикнуть, позвать ее обратно. Она могла вот-вот провалиться. Но Тоотса обуяло любопытство – ему не терпелось посмотреть, как она бухнется в реку и как оттуда выберется. Было мгновение, когда он чуть не окликнул ее, но тут у него мелькнула мысль, что уже поздно, что делу ничем не поможешь. Он следил теперь за Тээле с таким волнением, что даже глаза его увлажнились, а сердце громко застучало. Тээле приближались к камышам; здесь вокруг каждого пучка стеблей чернели ямки, в которых, казалось, еще поблескивала вода.

Не все школьники в этот день были на реке. Четыре или пять девочек и столько же мальчиков остались в классе, готовили уроки или просто разговаривали. Среди них были также Тали и Тыниссон. Они стояли у окна и беседовали, поглядывая на реку: когда там становилось особенно шумно, крики ребят доносились и в классную комнату.

– Ты слышал, Либле увольняют? – спросил Тали.

– Кого увольняют? – переспросил Тыниссон.

– Либле. Пастор и кистер думают, что это он потопил плот.

– Тыниссон слегка покраснел. Продолжая разговор, он уже не смотрел Арно прямо в глаза.

– Откуда ты знаешь?

– Либле сам говорил. Но я не верю, что это Либле сделал. Если бы он потопил плот, он бы не скрывал. Это сделал кто-то другой.

Тыниссон ничего не ответил и стал пристально смотреть в окно, словно там что-то привлекло его внимание.

Арно взглянул на товарища и решил задать ему прямой и откровенный вопрос. Арно сам удивился, почему вдруг поколебалось возникшее у него позавчера вечером убеждение, что плот потопил Тыниссон. Тогда Арно был в этом уверен, а сейчас ему было как-то неловко требовать у Тыниссона объяснения. В его присутствии Арно чувствовал себя скованным.

После продолжительного молчания он все же решил спросить друга. Он подошел к Тыниссону совсем близко, тронул его за рукав и боязливо, почти умоляюще сказал:

– Тыниссон!

Тот молча обернулся.

– Скажи, Тыниссон, а может, это все-таки ты утопил плот? Скажи, не бойся, я никому не расскажу.

– Как это я его утопил?

– Нет, ну… я думал, может, это ты. Ведь ты велел мне сказать, что мы ушли домой вместе… и… я думал, может, ты и пустил его на дно, когда меня не было.

Тыниссон снова повернулся к окну, и если бы Арно мог сейчас видеть его лицо, то заметил бы, что тот покраснел до ушей.

– Значит, ты не топил его?

– Нет, не топил.

– Почему же ты велел мне говорить, что мы ушли домой вместе? Почему ты не сказал, что еще остался здесь, когда я ушел?

– Ну, иначе бы взвалили вину на меня.

– Да, да, конечно. Но к реке ты все-таки ходил? Не то кухарка не увидела бы тебя.

– Да, ходил… мыл рамку от грифельной доски.

– Но рамка у тебя такая же грязная, как и раньше…

– У меня мыла не было. Одной холодной водой не вымоешь.

– А плот был еще там, когда ты к реке ходил?

– Ну, был. Да что ты меня допрашиваешь?

Это уже кое-что значило. Подозрения Арно ожили с новой силой. Теперь он был снова уверен, так же, как и позавчера ночью, что только Тыниссон и мог потопить плот. Арно теперь не отстал бы от него, но храбрости не хватило. Ему казалось, что каждый новый вопрос все больше раздражает Тыниссона. Арно отошел от окна и направился к двери.

– Куда ты? – спросил Тыниссон, тоже отворачиваясь от окна.

– К реке. Возьму в спальне шапку и пойду посмотрю, что там ребята делают.

– Не ходи. Чего ты туда идешь?

– Пойду посмотрю…

– Не ходи.

– Почему?

– Иди сюда!

Арно снова вернулся к окну.

Ему показалось, что Тыниссон стал вдруг какой-то странный, как бывало на уроках, когда его спрашивали, а он не знал, что ответить. Вид у него был растерянный и беспомощный.

– Знаешь, Тали, чуть заикаясь, начал он, – плот… все-таки потопил я. Но смотри, никому не говори. А зачем они к нам во двор драться лезут, барчуки паршивые! Ходят с хлыстами и дерутся. Пусть теперь без плота сидят, так им и надо.

– Ах, значит, все-таки это ты? – с изумлением переспросил Арно. Его не столько удивила эта новость, сколько то, что Тыниссон сам ему признался. – Неужели ты потопил? Как же ты смог, ведь он страшно тяжелый?

– Говори тише – ребята услышат. Я толкнул плот подальше от берега, потом положил несколько досок – одним концом на берег, другим на плот – и стал носить на него камни, вот он и пошел ко дну. Когда плот стал уже погружаться в воду, я быстро по доскам перебежал на берег, а доски потом отбросил в сторону.

– Ой!