Девочка для олигарха. Добрая сказка для взрослых

Да. Территория у завода, конечно, была шикарная. Огроменная, скажем, территория! Территория, на которой разместились и здания производственных цехов, и администрации, и множество строений непонятного пока назначения.

Все сооружения были выполнены в разных стилях. Некоторые внешним видом напоминали купеческие дома, большие и просто огромные, что создавало очень необычный архитектурный ансамбль, который несомненно мог бы вызвать интерес у туристов.

Если привести все это в порядок.

Большой заброшенный парк, видимо, скрывал много интересного от наших глаз. Загадочного. Пока еще неизведанного нами.

Пройдя по тропинкам от забора до забора, потом с другой стороны, крест на крест, от забора до забора, от фасадных ворот до тыльных ворот, мы устали так сильно, что едва волочили ноги. Но наконец-таки визуально накопили достаточно информации.

Составили для себя первый предварительный план для анализа и обсуждений на вечернее время. И, с чувством выполненного на сегодня долга, облегченно выдохнув, направились к проходной.

Кивнув на прощание охраннику, вышли за пределы территории, сели в машину.

Тася включила зажигание, стала разворачиваться, сдавая потихоньку назад, и тут в боковом зеркале увидела маленькую лохматую беленькую собачку прям около заднего колеса.

Собачка тоненько, очень жалобно взвизгнула.

Остановившись, мы вылетели из машины и побежали ловить песика. Собачка, жалобно скуля, так и сидела около заднего колеса, поджав заднюю лапку.

Тася быстро схватила ее на руки.

– Ты ж моя хорошая! Откуда ты взялась? Тебя ж не было! Ну-ка, дай, я тебя осмотрю!

Доча нежными тонкими пальчиками ощупала лапку песика, не нашла ничего страшного, ласково погладила по белой пушистой спинке.

– Испугался, да? Мальчик, да? Как тебя зовут? Почему ты здесь один? Где ты живешь? Где твой хозяин? – переворачивая малыша из стороны в сторону, и, осматривая на предмет повреждений, приговаривала испуганная девочка.

Я молча стояла рядом, прижав руки к груди, с выражением острой жалости на лице.

По крайней мере, охраннику именно так и показалось.

Он неохотно выдвинулся из своей будочки и окинул на нас цепким взглядом.

– Хозяйка у него … – недовольно проворчал мужик, презрительно покачал головой, скорчив неодобрительную физиономию, и сплюнул на бетон в подтверждение своих отрицательных эмоций. – Тупaя девица нашего директора! Девочкa для олигaрха! Живет тут недалеко, и вечно бросает щенка одного. А он сбегает из дома и бросается ее искать. Уже который раз под колеса попадает! Сколько раз уже ей говорено! И никакого толку! Совсем не беспокоится о малыше!

Тася подбежала к охраннику и сунула ему песика в руки.

– Вы подержите его, пожалуйста, пока мы не отъедем, а то опять под колеса кинется. Я проверила, с ним все в порядке! Он просто испугался.

Охранник без разговоров принял собачку на руки, прижав щеночка к груди.

…

Приехали домой поздно. Заехали-таки в магазин, купили продуктов на ужин. Особых удобств в доме не было, но жить пока можно. А вот до зимы необходимо сделать мало-мальский ремонт, проверить печку и газовое оборудование на предмет работоспособности.

Согрев чаю на походной плитке, быстро накрошили бутербродов, и уселись на прогнившем крыльце. Вечер был тихий, спокойный, полуденная жара спадала, уступая место вечерней прохладе.

Откинувшись на стену спинами, мы вытянули ноги вниз по трухлявым ступеням, лениво потягивая чай из походных кружек, и, закусывая свежим хлебушком с вкусной колбаской и сыром.

Птицы устроили нам вечерний лирический концерт. Мы лениво разглядывали неустроенный двор, заброшенный сад, заросший палисадник, в полголоса обмениваясь дневными впечатлениями.

– Ну… не так уж и плохо, – в очередной раз за день уставшим голосом пробормотала я, уговаривая сама себя. – Если хорошо поискать, можно разжиться яблоками, и даже виноградом, может, еще что в саду до сих пор плодоносит. Картошки на зиму купим у кого-нибудь. У всех всегда лишняя есть.

– С соседями знакомиться будем? – откусывая кусочек от бутерброда, без особого интереса спросила уставшая доча.

Глава 5

– С соседями знакомиться будем? – откусывая кусочек от нового бутерброда, заинтересованно спросила доча, кося в мою сторону голубым глазом.

– Неа, не сейчас. Давай, как можно позже. А лучше никогда! … Лучше, если они сами сделают первый шаг. Или, когда столкнемся на улице. Нам сейчас на заводе общения достаточно будет, всех не упомнить! – рационально подумав, предложила я.

Дочь согласно кивнула русой головой.

– Ты рада, что ты вернулась к себе домой? В родительский дом? – тихонько спросила она. Почти шепотом

Я надолго задумалась. Говорить, не говорить… Рассказывать, не рассказывать… Потом решилась. Печально вздохнула.

– Ты знаешь, я не была счастливым ребенком. И никому здесь не была нужна. В моей большой семье я всегда была лишней, последней… нежеланной… помехой… обузой. Еще до рождения… Я родилась только потому, что маме отказались сделaть oпeрaцию… Сказали, поздно. Самое простое, когда меня просто не замечали. Не видели. У всех была своя жизнь. У каждого. Но меня в их жизни не было. А уж …, чтобы заботиться или ухаживать… Я была, как приблудная собачка, которой нигде никто не рад. Как сорная трава на обочине пыльной дороги. Дома никто не ждал. А по соседям или родственникам… Ходила, да. Могли накормить, приютить на ночь, могли прогнать… Могли сказать что-то обидное, оскорбить, посмеяться. Но я была еще слишком маленькой, чтобы понять. Но уже достаточно большой, чтобы запомнить. Мне было года три- четыре на тот момент. Я не могла себя защитить. Мне не у кого было попросить помощи. Я не знала, что бывает другая жизнь. Для меня это была норма. Норма, что со мной так обращались родные. И чужие.

И я, совсем еще маленький ребенок, пыталась найти приют, пристанище у чужих людей. Потому что свои были хуже.

У подружек, у многочисленных родственников, у соседей. Чтобы остаться на ночь, переночевать, чтобы погреться около их семейного очага. Там, где тепло, светло, накрыт стол, и просто есть кто-то дома. В нормальном. Трезвом состоянии.

Виляла хвостиком, если можно так образно выразиться. Заглядывала в глаза с надеждой, что кому-то могу понадобиться. Понравиться. Что кто-то меня полюбит. Но никому не была нужна. У всех своих забот хватало… И своих детей…

Много было всякого. Горького. Грязного. Ежедневного. Не хотелось бы об этом рассказывать. Не хочу, чтобы ты знала об этом. Что такое бывает.

Если вспомнить что-то такое, нейтральное, что можно было бы тебе рассказать… самое раннее детство, помню фотографию из детского сада. Да. Примерно полгода я ходила в детский сад. Пока меня не выгнали. Потому что родители отказались работать в колхозе.

Фотографию делали, когда мне было около пяти лет. Воспитатели предупредили заранее, чтобы одеться в самое лучшее, красивое.

Я с таким восторгом шла домой! Фотографироваться! Завтра! Маму попросила. Мама, как всегда в нeтрeзвoм состоянии, отмахнулась. И так сойдет! И это платье нормальное.

Пришла в садик утром. Все нарядные. Счастливые. Радостная суета. Шумиха. Праздник! Ты должна понять, в то время это было целое событие! Ведь надо было заранее договориться с фотографом. Уговорить. Пригласить. Других возможностей не было. Воспитатели готовили деток к фотосъемке. Я не помню, во что я была одета, какое-то ветхое платьице. Видимо, самое лучшее, что у меня было. Но помню, что воспитатели очень расстроились, ругались, и что-то громко обсуждали между собой.

Осмотрели всю группу, даже мальчиков. Потом с самой некрасивой девочки, которая всегда ходила в таких же старых платьях, как и я, сняли ее новенькую синюю кофточку и надели на меня. Видимо, я была хуже всех. А ее фотографировали в красивом новом платьице, которое было у нее под кофточкой.

Когда я, радостная, счастливая, принесла фотографию домой, чтобы похвастаться, мама устроила мне жуткий скандал. Кричала, ругалась. За то, что я фотографировалась в чужой одежде и ее опозорила. Досталось в том скандале и воспитателям, которые позволили себе переодевать чужого ребенка. Мне было очень стыдно. И перед мамой. И перед воспитателями. Хотя они этого всего и не слышали.

Я всегда испытывала чувство вины. И стыда. Это было мое постоянное состояние. Я так росла.