Дневник Дорианны Кей

Я внимательно разглядела карту, запечатлев в памяти географический ландшафт. Закрыв глаза, я уже видела несуществующие населенные пункты, изгибы рек и дорог. Точная локация появлялась откуда-то из глубины, и я никогда не ошибалась, указывая местоположение. Не представляю, как это у меня выходит.

– Рожай уже что-нибудь, – поторопил он. В моей голове стоял полный штиль, пустота, как ни прислушивалась я к внутреннему голосу.

– Мы за пределами карты.

– Хотя бы примерно!

– Мы не в Миссисипи, это точно. – Я вернула потрепанный клочок.

– Другой нет, ведьмочка.

– Мы в Луизиане, но не представляю, где именно.

– Заблудились! – раздраженно прокомментировал Макс. Он включил циферблат часов с показаниями барометра: – Стена далеко.

– И без тебя ясно, – гаркнул Чак.

Подступивший голод заставил растереть обглоданные кости в муку, из которой наспех приготовили клейстер, показавшийся изможденным людям пищей богов.

Легла на голодный желудок пораньше.

13 марта

– Давление ниже некуда. Так далеко от Стены мы еще не заходили, – сказал Макс, теребя наручные часы. – Она милях в пятидесяти. И запомните этот день: среда, тринадцатое марта 2121 года. – Он выбросил часы, экран которых померк навсегда. Отныне придется ориентироваться по банке с натянутой рыбьей кожей.

Пустыня заманивала миражами. Голод сводил с ума, но надежда добраться до Атланты росла с каждым часом.

От недоедания мама еле передвигала ноги. Сьюзен бил жар и мучила тяжелая хрипящая одышка. Она скинула накидку. Кожа вмиг покрылись сыпью и зашелушилась. Силой заставили накрыться. Стейси, мечтавшая работать ветеринаром, осмотрела ее и сказала, что больная пошла на поправку. Хотелось бы верить!

Пройдя несколько миль, Сью впала в прострацию. Взвалила ее на носилки, подметив, как она потеряла в весе, приспособила рядом с ней разобранную палатку и поволокла. Мама порывалась помочь, но я убедила ее, что справлюсь сама. Брюс держался подальше, чтобы не помогать. Первые шаги дались легко, но потом ноша с каждым шагом тяжелела.

Волокла в одиночку, вспахивая две маленькие бороздки от рукояток. Община удалялась все дальше и дальше, а я словно застряла: ступлю шаг – другие уже сделают три. На неровностях носилки ходуном ходят, подскакивают; головка Сью трепыхается, как у болванчика. Когда совсем невмоготу стало, остановилась. Думала, отдохну и продолжу, а силы неожиданно иссякли. В глазах темно. Двоится.

– Чую, спор я проиграю. Отойди-ка, дай мне. – Зак перехватил носилки и поволок. А я шла рядом и мысленно благодарила его; сухой язык не поворачивался.

К полудню догнали общину, отдохнули и повернули на восток. Сью пришла в себя, но подняться так и не сумела: в легких свистит, слизистые отекли, а от лихорадки мелко трясет. Я попросила Стейси повнимательнее осмотреть больную, на что та огрызнулась:

– Она – обуза! Из-за нее мы тормозим. Она приносит беды! Не потеряй она крестик…

– Мы все скоро умрем… – трагично вставила Дика.

– Я собираюсь жить долго, – заявила Стейси. – И вообще, захлопни свою мидию!

– От вашей трепотни у меня башка раскалывается, – проревел Макс. Мама попыталась урезонить закипающего бойфренда, но тот рассвирепел пуще прежнего и виноватыми сделались все мы.

Перессорившиеся и озлобленные брели дотемна, покуда не наткнулись на обрезки пятьдесят девятого шоссе. Покосившиеся сваи многоуровневой развязки сторожили дикую пустошь. Мы проковыляли бы мимо, но неожиданно ко мне пришло понимание того, что мы в Миссисипи. Не представляю, откуда – просто меня охватила абсолютная уверенность в том, где мы. Этот эффект сравним с неким мистическим озарением, будто ангел, о которых в детстве рассказывала мама, шептал, куда следует повернуть.

Настроение поднялось даже у Макса, несмотря на мучительный голод. Труди беззаботно напевала какую-то песенку, а Стейси заявила, что на раскопках не будет таскать тяжестей. Чак Стилски и мама сохранили серьезность. Они-то понимали: до Атланты – сотни миль, через Алабаму и половину Джорджии.

У костра долго не сидели. Спать легли рано, без страшилок. По выражению лица Брюса догадалась, что он ищет повод заговорить о своем холостяцком положении. Его ультиматум истек. Подходящего момента не нашлось, но завтра он своего не упустит. Пусть говорит с кем угодно! Пусть мама обижается на меня. Я не какая-то вещь и не собираюсь жертвовать собой, чтобы кого-то порадовать.

Труди распределила воду, и все разошлись.

Постелила рядом с больной. Стыдно сознаться, но я хотела лечь подальше, чтобы выспаться, но Сью очень просила, а я никак не могла отказать. В свете луны на ее прозрачной шее блеснул крестик.

– Ты нашла его? – удивилась я.

– Нет, – прохрипела она. – Труди отдала свой, когда разносила воду. Знаю, ты не веришь в эти глупости…

– Не обращай внимания на Стейси. Она преувеличивает. Удивляюсь, как она еще не додумалась основать собственный магический орден.

– Я не об этом. Когда ребенок умирает, он превращается в ангелочка.

– Не мели ерунды! Я не дам тебе зачахнуть!

– Вот поэтому я и хочу, чтобы вы ушли, а меня оставили, – слова прозвучали по-взрослому, отчего внутри что-то больно кольнуло. – Не желаю быть обузой. Я устала хвататься за эти бесконечные дни, чтобы как-то продержаться вам на радость.

– Я не брошу тебя! Слышишь? Мы откопаем гиперлуп, дойдем по туннелю на север, а потом будем вспоминать этот момент и вместе смеяться над его нелепостью.

– Сестренка, отпусти. Не мучай ни меня, ни других.

– Я люблю тебя, Сью… – На глаза навернулись едкие слезы.

– Ты глупая! Дура! Идиотка! Оставь меня!

Ее разум затуманен. Она устала, наслушалась гадостей от Стейси и депрессивных излияний Дики. Неудивительно, что расстроилась.

Утром мы обязательно помиримся. Я взяла ее за горячую ладонь, но она одернула руку.

Ничего, когда уснет, я тихонечко подержу ее.

14 марта

Просунулась, а сестренки не стало.

16 марта

Открыла дневник и не знаю, о чем писать. Минуту назад думала, что листов не хватит, а сейчас – пустота.

Больно. Не выразить словами.

Перелистываю страницы и понимаю, какими чужими мы были, отчего больнее вдвойне. Писала, как таскала Сью на носилках, а о ней как о близком и родном человечке – ни слова. Ее внутренний мир, переживания, страсти – от меня был закрыт, хотя мы и были родными сестрами и жили бок о бок.

Ее больше нет.

Сью не заслужила такой участи! Она была ребенком, пережившим столько испытаний, что их с лихвой хватило бы на несколько жизней взрослого. Смерть состарила ее. За одну ночь она постарела. Из четырнадцатилетней девочки превратилась в старуху. Растрепанные золотистые завитки, в точности как у мамы, окаймили ее осунувшееся личико. Казалось, смерть не забрала с собой ее тяжкий груз. Сью не выглядела спящей, как поэтично пишут в книгах, – тревожные складки никуда не делись, наоборот, они прорезались отчетливее.

Дележка вещей. Жуть. Звероподобный кошмар. Стейси набросилась на еще не остывшее тело и стянула хлюпающие ботинки, оголив раскромсанные бесконечными переходами ножки… Фроди разогнул одеревеневшие пальцы и присвоил чарку для питья. Дика забрала куфию и солнцезащитные очки. Мама хотела снять крестик, но он уже был на Труди, когда она подошла попрощаться и пошарить в карманах. Брюс выпросил себе какую-то яркую безделушку.