Моцарт и Сальери. Кампания по борьбе с отступлениями от исторической правды и литературные нравы эпохи Андропова

Тем не менее именно архивные поиски оказали нам решающую помощь при написании этой книги. Речь как о государственных архивах (ГА РФ, РГАНИ, РГАСПИ, РГАЛИ, ЦГА Москвы, НИОР РГБ, ОР РНБ и т. д.), так и о богатейшем архиве Исследовательского центра Восточной Европы при Бременском университете (Die Forschungsstelle Osteuropa an der Universit?t Bremen), где сохраняется та часть архива Н. Я. Эйдельмана, которая сформировалась у него в 1980?е годы. Началу же работы над темой мы обязаны материалам архива И. С. Зильберштейна (ныне РГАЛИ, фонд не разобран), с которым мы смогли ознакомиться во всей полноте, насквозь просматривая папки, накануне передачи его на государственное хранение.

При этом собственно эпоха достаточно полно рисуется нами по обширной литературе, как историко-документальной, так и мемуарной. Даже может создаться впечатление, что эпоха Андропова совсем уж понятна, полностью изучена и вряд ли преподнесет какие-то сюрпризы. Однако настоящая книга позволяет показать, что и не столь далекое от нас время может еще таить в себе много неизведанного.

Первая часть книги является собственно описанием неизвестной ранее идеологической кампании по борьбе с отступлениями от исторической правды. Кроме официальной, видимой части, мы делаем некоторые отступления, которые не только важны в историческом отношении, но и помогают понять действия героев в момент идеологической кампании.

Вторая часть представляет собой совершенно исключительный эпистолярный памятник эпохи: собранные нами в различных архивах, ранее никогда не публиковавшиеся отклики на погромные статьи; все они посвящены главному событию этой кампании – публичной полемике И. С. Зильберштейна с Н. Я. Эйдельманом. Эти письма помогают понять накал конфликта, отношение к нему различных слоев советского общества, но еще более – рисуют нам портрет читателя той эпохи.

Мы рады выразить свою благодарность сотрудникам архивов и библиотек, в тиши которых нам выпало трудиться над этой книгой, а также всем, кто словом или делом помогал нашей работе; особенно – Марии Классен, Александру Осповату, Габриэлю Суперфину, Льву и Александру Соболевым. Также выражаем признательность редакции «Литературной газеты» за возможность воспроизвести в настоящем издании статьи А. Мальгина, И. С. Зильберштейна, Н. Я. Эйдельмана и редакционные комментарии к ним[13 - Лицензионный договор б/№ от 8 декабря 2021.].

ЧАСТЬ I. ИДЕОЛОГИЧЕСКАЯ КАМПАНИЯ

Эпоха Андропова

Третьего июля 1982 года ЦК КПСС принял постановление «О творческих связях литературно-художественных журналов с практикой коммунистического строительства»[14 - Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК (1898–1990): В 16 т. Изд. 9?е, доп. и испр. М., 1987. Т. 14: 1981–1984. С. 355–358.], а 3 сентября 1982-го – постановление «О работе газеты „Труд“»[15 - Там же. С. 371–376.]. Эти малозначимые с перспективы сегодняшнего дня документы были последними для брежневской эпохи постановлениями партии в области литературы и первыми, принятыми после смерти в январе 1982 года секретаря ЦК и члена Политбюро М. А. Суслова – главного партийного идеолога на протяжении нескольких десятков лет. Завершалась эпоха 1970?х – «глухое десятилетие испытаний и гражданских поступков», торжество «догм, стереотипов и бдительных охранительных окриков»[16 - Медведев Р. А., Ермаков Д. А. «Серый кардинал». М. А. Суслов: политический портрет. М.: Республика, 1992. С. 191.].

Формально – как «секретарь ЦК по идеологии» в Политбюро – за постановлением о журналах стоял Ю. В. Андропов. Именно он был избран в мае 1982?го на место Суслова, хотя в значительной мере работа по подготовке этого документа лежала на «рабочем» секретаре ЦК по идеологии с 1976 года М. В. Зимянине. Перед подписанием постановления, точь-в-точь как с грандиозным постановлением о журналах в августе 1946 года, оно обсуждалось на расширенном заседании секретариата ЦК на Старой площади:

20 июля 1982 года секретари ЦК Андропов, Горбачев, Пономаренко, Зимянин, Ушаков и руководитель отдела культуры ЦК Шауро обсуждали постановление с приглашенными писателями <…> и утвердили окончательную версию документа[17 - Кречмар Д. Политика и культура при Брежневе, Андропове и Черненко. 1970–1985 гг. / Пер. с нем. М. Г. Ратгауза. М.: АИРО-ХХ, 1997. С. 146 (точной даты постановления ЦК автор не приводит).].

Характерные, своей интонацией напоминающие культурно-политические декларации 40?х годов, призывы к изображению «положительного героя», интенция подавления идеологических или эстетических отклонений от нормы и замены их новым партийным культурным конструктом без оглядки на реальность плюралистического культурного ландшафта, разделенного на фракции, – все это делало постановление попыткой оживления ортодоксального социалистического реализма, —

писал в своей монографии, очерчивая в том числе и причины этого постановления ЦК, Дирк Кречмар[18 - Кречмар Д. Политика и культура при Брежневе, Андропове и Черненко. С. 146.].

По сравнению с первыми послевоенными годами, когда постановления партии по вопросам культуры становились детонаторами масштабных идеологических кампаний во всех областях жизни советского общества, постановление 1982 года никаких тектонических сдвигов не произвело, все ограничилось дежурными откликами творческих союзов[19 - Аппарат ЦК КПСС и культура, 1979–1984: Документы / Культура и власть от Сталина до Горбачева. Документы. М.: Политическая энциклопедия. 2019. С. 666–669, № 141: «Записка Отдела культуры ЦК КПСС об откликах общественности на постановление ЦК КПСС…», 18 августа 1982 г.] (как писал в связи с этим М. С. Горбачев, «все отделы ЦК сидели над изобретением подобного рода „откликов“, демонстрировавших всенародный и всемирный „резонанс“»[20 - Горбачев М. Жизнь и реформы: В 2 кн. М.: Новости, 1995. Кн. 1. С. 216.]), а также традиционными собраниями в творческих союзах, редакциях, издательствах.

То были едва чувствительные события даже по сравнению с предыдущими идеологическими встрясками: отмеченным в начале 1982 года 10-летием постановления ЦК КПСС от 21 января 1972 года «О литературно-художественной критике», а также постановлением ЦК КПСС от 26 апреля 1979 года «О дальнейшем улучшении идеологической, политико-воспитательной работы».

Литературная критика – соглядатай над писателями – считала свой долг перед партией исполненным, как и писал бывший новомировец А. И. Кондратович (1920–1984):

Нетрудно заметить, что в последнее время наша литературная критика стала критичнее, паводок комплиментарности, затопивший, кажется, все литературные и нелитературные издания, если и последние касались литературы, понижается. И это, разумеется, прямое следствие постановления Центрального Комитета партии «О литературно-художественной критике», в котором решительно говорилось о том, что критика должна более активно соединять взыскательность с тактом, изгонять из своего обихода субъективизм, неоправданную комплиментарность, приятельские и групповые пристрастия. Чаще стали появляться критические рецензии, больше острых, нелицеприятных высказываний. Да и в похвальных отзывах стали прибегать к замечаниям, без них теперь вроде бы и нельзя обойтись. Догадались, наконец-то, что нельзя, не бывает так, чтобы все было хорошо и безупречно. Сплошные похвалы становятся неприличием. И то слава богу, а то ведь что ни произведение, то шедевр, если верить, конечно, печатному слову, а таких верящих много, и надо только радоваться этому, что еще не разуверились. Но для того, чтобы не разуверились, а еще больше верили, надобно всего только одно – чтобы о произведении всегда писалась правда[21 - Кондратович А. В мире «систем» и «концепций» / Полемика // Литературная газета. 1982. № 1, 1 января. С. 3.].

Андропов хотя и был, согласно характеристике, данной ему еще Брежневым, «эрудированный, творчески мыслящий человек»[22 - Цит. по: Александров-Агентов А. М. От Коллонтай до Горбачева. М.: Международные отношения, 1994. С. 267.], но явно был намного более занят близкими ему проблемами повышения уровня дисциплины и производительности труда, личной ответственности граждан перед Родиной, наконец, разрядкой международной напряженности; и до кончины Брежнева никоим образом не пытался выступать идеологом, стараясь своими поползновениями не тревожить самолюбия К. У. Черненко. Но 10 ноября 1982 года эпоха Брежнева наконец-то закончилась, а 12 ноября состоялся внеочередной пленум ЦК КПСС:

По радио сообщили, что состоялся пленум цека, на котором генсеком избран Андропов. От имени Политбюро его кандидатуру предложил Черненко. В западных газетах статьи, предположения, прогнозы. С одной стороны, причастен к венгерским событиям 56?го <…>, шеф КГБ. С другой стороны, джентльмен западного типа, будто бы владеет английским, коллекционирует авангардистскую живопись. Кто его знает, может быть, личные вкусы этого человека и имеют какое-то значение и найдут выход в государственную деятельность. Но решает-то все-таки другое. Ближайшее окружение, давшее ему мандат на власть и составляющее его опору. Хрущев погорел потому, что был поперек горла этому окружению. Брежнев процарствовал восемнадцать лет и хоронится по первому разряду именно потому, что устраивал партаппарат. Оттеснение соперников, борьба за безраздельную власть, приверженность всем земным удовольствиям – это высшей номенклатуре близко и понятно. Это в глазах аппаратчиков делало Брежнева таким же, как они сами. Фантазии же, импровизации, реформистский зуд, колебание их кресел – все это вызывало антипатию к Хрущеву и острую потребность избавиться от него. Андропов медленно, но верно подымался к высшему посту в государстве. После смерти Суслова он покинул гэбэ и перебрался в кресло секретаря цека по идеологии, практически на роль второго человека в партии. Он до мельчайших подробностей знает правила игры. Вряд ли будет обуреваем риском в одночасье лишиться того, что он так долго завоевывал. Драма его в том, что ему 68 лет и, судя по внешнему виду, он не очень здоров. Времени в обрез, а ему, человеку достаточно честолюбивому, хочется оставить заметный след в истории. Как это совместить? По логике вещей, он должен быть в оппозиции к политике своего предшественника, как Брежнев был в оппозиции к действиям Хрущева. Но действовать ему придется с расчетливой осторожностью, по-лисьи[23 - Левицкий Л. А. Термос времени: Дневник, 1978–1997. СПб.: Изд?во Сергея Ходова, 2006. С. 119–120.].

Эта запись в дневнике литературного критика Л. А. Левицкого (1929–2005) демонстрирует осторожные ожидания, теплившиеся внутри тех жителей СССР, которые могли анализировать происходящее. Смерть Суслова, а затем и Брежнева не могла не отразиться на идеологическом курсе; в очередной раз «предвестие свободы носилось в воздухе», у современников возникло ощущение, что впереди – нечто как минимум очень интересное. Давид Самойлов записал в дневнике:

Новая власть выступает осторожно, но стараясь свалить все просчеты на предыдущую власть, сохраняя преемственность. Все же есть несколько перемещений и несколько признаний. Неожиданностей ждать нельзя. Но возможен осторожный поворот корабля. В лучшую ли сторону?[24 - Самойлов Д. С. Поденные записи: В 2 т. М.: Время, 2002. Т. 2. С. 182 (26 ноября 1982).]

Грандиозные текущие мероприятия, прежде всего отмечавшееся в декабре 1982?го 60-летие образования СССР, не позволили новому руководству страны обратиться к идеологии сразу же. К тому же на повестку дня выступало множество первостепенных задач, прежде всего экономических и внешнеполитических, которые заботили Андропова намного больше.

Неминуемая для смены руководства круговерть событий явно доносила гражданам о смене эпох. Отчасти и по вечным причинам – смена метлы всегда обостряет органы чувств партийной и государственной номенклатуры, которая, избавляясь от былой лености, начинает остро реагировать на сигналы руководства страны, а более чуткие – даже предвосхищают такие сигналы. «Вокруг нового генсека сразу забушевали страсти. Свита, челядь всех рангов бурлили и пенились, пытаясь не лишиться насиженных и не очень пыльных мест»[25 - Бовин А. Е. XX век как жизнь: Воспоминания. М.: Центрполиграф, 2017. С. 342.].

Идеологическими вопросами в Политбюро при Андропове занимался К. У. Черненко, формально второй секретарь ЦК; но, конечно же, трудно было ожидать, чтобы Андропов доверил Черненко нечто действительно важное: новый глава государства «фактически его игнорировал, ничего серьезного ему не поручал и вообще за глаза отзывался о его способностях слегка иронически»[26 - Александров-Агентов А. М. От Коллонтай до Горбачева. С. 284.]. В этой связи приведем ремарку Горбачева о подготовке пленума ЦК КПСС 22 ноября 1982 года:

Тогда же Андропов решил осуществить перемены в идеологических структурах ЦК. По существу, вся их деятельность была приспособлена к решению одной задачи – апологетике Брежнева, его личности, стиля, политики. Секретарем ЦК по идеологии с 1976 года являлся Михаил Васильевич Зимянин, к продвижению которого на данный пост приложил руку Черненко. Они вполне «спелись».

Вначале я полагал, что Андропов намеревается осуществить довольно радикальные перемены в этой сфере партийной деятельности. Он не раз и прежде говорил, что нужен серьезный разговор по проблемам идеологии, упоминал о записке, которую сам подавал Леониду Ильичу по данному поводу.

Позднее Андропов прислал мне эту записку, и, скажу честно, она глубоко меня разочаровала. Никакой особой новизны в ней не содержалось. Указывалось на желательность изменения общего стиля пропаганды, отказа от устаревших стереотипов. Но о необходимости теоретического осмысления новой реальности не было и речи. Мало того, будучи подготовленной в недрах аппарата КГБ, она в какой-то мере отразила и дух этого аппарата. Акцент делался прежде всего на «наведение порядка», усиление «наступательной позиции» в идеологии.

Может быть, поэтому я не удивился, что происшедшие в этой сфере перемены оказались незначительными. Зимянин остался на своем месте…[27 - Горбачев М. Жизнь и реформы. Кн. 1. С. 225–226.]

Затишье на идеологическом фронте позволило советским писателям не без удовольствия продолжить обсуждение старых направляющих материалов: возобновились прения по постановлению ЦК КПСС 23 июля 1982 года, а на заседании секретариата Союза писателей СССР был реанимирован вопрос о критике, который был вынесен в январе 1983 года в качестве основного на отчетно-выборном заседании парткома московской писательской организации:

Первый секретарь правления Московской писательской организации Ф. Кузнецов проинформировал собравшихся о недавно состоявшемся секретариате СП СССР.

Анализируя работу бюро творческого объединения критиков и литературоведов, он подчеркнул, что речь идет не только о деятельности коммунистов, но и вообще московских критиков. В связи с этим назревает необходимость в проведении пленума по критике. Постановление ЦК КПСС «О литературно-художественной критике» выполняется печатными органами медленнее, чем хотелось бы, сказал он. Не изжита болезнь комплиментарности, не хватает мужества критиковать ошибки и недостатки известных в литературе деятелей. Правда, в этом направлении «Литературная газета» уже сделала первые шаги.

Важный аспект – проблема литературно-критической методологии, необходимо фиксировать все случаи отхода от марксистско-ленинской методологии. Важно воспитывать людей, убеждать – всей логикой развития литературы, знанием, культурой, чтоб заблуждение не перерастало в явления литературного порядка. В работе бюро не хватало как раз этого – дискуссий по проблемам методологии, споров с ошибочными мнениями и идеями людей, такие мнения исповедующих[28 - Логатов А. В партийном комитете Московской писательской организации // Московский литератор. 1983. № 3, 21 января. С. 1.].

Июньский пленум ЦК КПСС 1983 года

Проведение большого совещания в ЦК КПСС по идеологическим вопросам было запланировано еще при жизни Брежнева, а непосредственной подготовкой руководил секретарь ЦК Андропов. Смена власти отодвинула эти планы, но раз уж работа была начата, то надлежало ее завершить. Так и возникли планы пленума ЦК по вопросам идеологии, работу по подготовке которого доводил до конца уже Черненко.

Впрочем, идеология к тому моменту вовсю показывала себя и без пленума: очевидно было, что, несмотря на надежды, побеждает консерватизм. Довольно любопытен факт, когда в середине декабря 1982 года Г. А. Арбатов написал главе государства личное письмо. Вот как сам академик рассказывал об этом 18 декабря А. Е. Бовину:

Я написал письмо Андропову, в котором обратил его внимание на активизацию «младогвардейцев» (остатки отрядов «железного Шурика» <А. Н. Шелепина>), усиление цензуры в театре, оживление консервативного крыла в аппарате ЦК, некоторые странности под флагом наведения порядка. В общем, «вот тебе, бабушка, и Юрьев день!». Ответ Ю. В. прислал с фельдом два часа назад. Ответ резкий, надменно-холодный. «Не надо меня поучать!» Ответ я прочитал тут же под фонарем. Действительно, такая небрежная отмашка… И совершенно не соответствующая тональности отношений, которые поддерживались между Андроповым и Арбатовым вот уже двадцать лет[29 - Бовин А. Е. XX век как жизнь. С. 344–345.].

Подготовка пленума ЦК по идеологическим вопросам, состоявшегося 14–15 июня, вошла в активную фазу в начале весны. Это было в некоторой степени неожиданно, потому что страна, как мы уже сказали, жаждала скорее новой оттепели, чем усиления идеологической работы. 13 марта 1983 года А. С. Черняев (1921–2017) – зам. зав. международным отделом ЦК, в будущем помощник генерального секретаря ЦК М. С. Горбачева – записал в дневнике:

А Пленум готовится не по кардинальным «народным» проблемам, а по идеологии. Это насторожило интеллигенцию. Говорят о запретах спектаклей, об ожесточении <!> цензуры, о том, что в журналах зажали некоторые интересные рукописи (выжидают!). Словом, идеологической оттепели, которую привыкли ждать после каждой смены генсека, не произошло. Восторги первых дней после Брежнева испарились[30 - Черняев А. Проект: Советская политика 1972–1991 гг.: взгляд изнутри [Электронная публикация дневников А. С. Черняева]. URL: https://nsarchive.gwu.edu/sites/default/files/documents/r0gm1u-sbbsa/1983.pdf.].

В первый день пленума ЦК, утром 14 июня, после вступительного слова Ю. В. Андропова, с основным докладом «Актуальные вопросы идеологической, массово-политической работы партии» выступил секретарь ЦК К. У. Черненко, затем на два дня растянулись прения, но второй день открывался речью генерального секретаря ЦК, а завершился принятием итогового постановления. Эти два дня получили название июньского пленума ЦК КПСС, материалы которого публиковались в печати («Литературная газета», как и другие центральные газеты, поместила доклад Черненко и речь Андропова полностью).

Доклад открывался основной идеей, которую ставила партия, – «формирование нового человека»; не последняя роль отводилась в этом процессе и социалистической культуре, призванной «активно влиять на идейно-политический и нравственный облик личности», однако тому якобы мешал ряд обстоятельств, в том числе и в области литературного творчества:

Вызывает беспокойство, что в некоторых произведениях допускаются отступления от исторической правды, например, в оценке коллективизации, проскальзывают «богоискательские» мотивы, идеализация патриархальщины. Встречаемся мы и с примерами, когда автор либо теряется перед сложными проблемами, либо пытается щегольнуть «нестандартным» их толкованием, а в итоге получается искажение нашей действительности. Таких явлений можно было бы избежать, если бы во всех коллективах журналов и издательств более решительно пресекались факты беспринципности, примиренчества, субъективистских пристрастий[31 - Актуальные вопросы идеологической, массово-политической работы партии: Доклад члена Политбюро ЦК КПСС, секретаря ЦК КПСС товарища К. У. Черненко на Пленуме ЦК КПСС // Правда. 1983. № 166, 15 июня. С. 1–3 (2). Текстуально полностью совпадает с сохранившейся стенограммой (РГАНИ. Ф. 2. Оп. 4. Д. 45. Л. 34–35; второй экз.: Там же. Ф. 2. Оп. 6. Д. 287. Л. 34–35).].

Ю. В. Андропов в своей речи, излагая «главные задачи партии в идеологической работе в современных условиях», говорил больше об экономике и о повышении производительности труда, о «борьбе за укрепление дисциплины и порядка», однако не мог не коснуться вопросов, которые в качестве руководства к действию будут восприняты работниками пера:

Партия поддерживает все, что обогащает науку, культуру, помогает воспитанию трудящихся в духе норм и принципов развитого социализма. Она бережно, уважительно относится к талантам, к творческому поиску художника, не вмешиваясь в формы и стиль его работы. Но партия не может быть безразличной к идейному содержанию искусства. Она всегда будет направлять развитие искусства так, чтобы оно служило интересам народа. Речь, конечно, идет не об администрировании. Главным методом влияния на художественное творчество должна быть марксистско-ленинская критика, активная, чуткая, внимательная и вместе с тем непримиримая к идейно чуждым и профессионально слабым произведениям[32 - Речь Генерального секретаря Центрального Комитета КПСС товарища Ю. В. Андропова на Пленуме ЦК КПСС 15 июня 1983 года // Правда. М., 1983. № 167, 16 июня. С. 2. Текстуально полностью совпадает с сохранившейся стенограммой (РГАНИ. Ф. 2. Оп. 4. Д. 45. Л. 72; второй экз.: Там же. Ф. 2. Оп. 6. Д. 287. Л. 72); Андропов Ю. В. Речь на Пленуме ЦК КПСС 15 июня 1983 года // Андропов Ю. В. Избранные речи и статьи. Изд. 2?е. М.: Политиздат, 1983. С. 294.].

Постановление пленума отразило эти чаяния руководителей страны, особо оговорив, что «дальнейшее совершенствование идеологической деятельности – одна из важнейших задач партии»[33 - Актуальные вопросы идеологической, массово-политической работы партии: Постановление Пленума ЦК КПСС // Правда. 1983. № 167, 16 июня. С. 2.]. Что же касалось конкретной области «литературы и искусства социалистического реализма», то, повторив приведенный выше фрагмент речи Андропова о задачах критики, постановление пленума усилило его, включив и не прозвучавший в выступлениях руководителей страны тезис: «…ее долг – давать четкую, партийную оценку работам, в которых высказываются чуждые нашему обществу, нашей идеологии взгляды, допускаются отступления от исторической правды»[34 - Актуальные вопросы идеологической, массово-политической работы партии: Постановление Пленума ЦК КПСС. С. 3.].

Уже на следующий день, 16 июня, в Кремле начала работу сессия Верховного Совета СССР. В самом начале, по представлению К. У. Черненко и на основании принятой на пленуме ЦК рекомендации, Ю. В. Андропов был избран и Председателем Президиума Верховного Совета. В тот же день был заслушан большой доклад министра иностранных дел СССР А. А. Громыко «О международном положении и внешней политике Советского Союза». В прениях первого дня сессии, несмотря на важность вопросов, поднятых в докладе Громыко, участники прений возвращались к повестке пленума ЦК.

Сам феномен пленума по идеологии был для 1980?х годов если не анахронизмом, то безусловным возвращением даже не в брежневские, а в еще более ранние времена. Приведем цитату из воспоминаний М. С. Горбачева:

Мысль о проведении Пленума по идеологическим вопросам принадлежала Андропову. Его беспокоило политическое, идейное и нравственное состояние общества, и он надеялся, что Пленум ЦК сможет изменить подходы к идеологической работе, сделать ее более эффективной.

По существовавшему официальному раскладу за идеологию отвечал Черненко. Ему и было поручено готовить доклад. А поскольку сведения о состоянии здоровья генсека уже перестали быть тайной, «идеологическая братия» Зимянина, примыкавшая к Черненко, воспрянула духом, держалась сплоченней и уверенней и, видимо, стала рассматривать это выступление чуть ли не как официальное реанимирование «брежневизма».

Политбюро в подготовку доклада практически не вмешивалось. Когда он был разослан, я прочел его, пришел к Юрию Владимировичу и сказал:

– Этого просто нельзя допустить! Не проводили пленумов по идеологии четверть века. И выходим с подобным докладом?!

Самым нелепым было то, что весь текст – к случаю и без случая – обильно и демонстративно пересыпался цитатами и ссылками на Андропова. Тем самым его имя и его курс связывались с этим сводом застойных правил и запретов, сочиненных бригадой Зимянина. Открытый вызов – вот что, по моему мнению, означал данный доклад.