Он растает позднее /поверь!/
чуть попозже под солнцем палящим,
ну а ты – заходи, раз пришёл,
и, прошу, уходить не спеши…
Подожди – я оттаю ещё,
разорву туго спутанный кокон,
это сделать непросто, ведь в нём
приготовилась я умирать…
Для того и подарены мне
были крылья всевидящим Богом,
чтоб уставшая ползать душа,
наконец, научилась летать.
Падаю
Падаю, падаю наземь травинкой-былинкой скошенной —
только что вроде цвела, лепестками-тычинками-пестиком
к солнцу тянулась, от жизни ждала только лишь хорошего —
в мокрую землю уткнулась лицом /только я? с кем-то вместе ли?/ …
Кесарю – кесарево, говорят, ну а Богу – богово,
рвётся душа из погибшего тела и в небо стремится,
раньше беспечной была и от жизни хотела многого,
ну а сегодня в виски лишь желание выжить стучится…
Вот и лежу, в ещё мокрую землю вжимаясь листьями —
вдруг да смогу, вдруг успею пустить в неё свежие корни,
втайне надеясь, что весь этот ужас лишь только снится мне,
и не богам, а земле "Помоги мне!" шепчу невольно…
Вдруг да поможет, спасёт, заберёт эту боль заступница,
вдруг да подарит ещё один шанс, одну жизнь, одно лето мне…
Злая старуха с косой передумает вдруг, отступится —
переболею и вновь оживу – поднимусь, зацвету к весне…
***
Падаю, падаю наземь травинкой-былинкой скошенной,
в мокрую землю уткнулась лицом, и надеюсь на чудо,
а вот писать о себе в стихах надо бы только хорошее,
чтоб ненароком беды не накликать…
Я больше не буду!
Я могла бы
Я могла бы стать той,
что тебя посещает ночами,
в чёрно-белые сны
принося разноцветье с собой,
эфемерной мечтой,
по которой так сильно скучаешь —
тесно связаны мы,
только не устремляйся за мной…
Крыльев моих размах —
шорохом листопада…
Взмах. И ещё раз – взмах…
Не провожай, не надо…
Я согласна быть сном,
и чужим на воде отраженьем,