К несчастью, есть вещи более навязчивые, чем мысли. Это запахи. Тысячи запахов вокруг. Неуловимых, скользящих. От них нельзя избавиться или спрятаться. Они издеваются, зовут. Будят во мне что-то страшное, ненасытное. Или просто выдают чужие секреты, как сегодня утром, у мамы. У неё на работе пахло обыкновенно – смесью из тягостного ожидания, плохих новостей и дезинфицирующего раствора. Я пыталась сосредоточиться, но в этой унылой медлаборатории даже взгляду было не за что зацепиться. Разве что за тень, ползущую со стены на потолок.
– Догадываешься, зачем ты здесь? – важно спросила мама и откинулась на спинку белого кресла.
– Немного. – Я поёрзала на жестком стуле, чувствуя себя беззащитной девочкой, которой злая тетя сейчас уколет пальчик. Правда, на этот раз парой капель крови не отделаться. – Кто-то опять откусил больше, чем мог проглотить?
– Не дерзи, – процедила она.
– Ты меня куда-то отправляешь?
– В Ревт.
В воздухе разлился давящий липкий душок. Вот и он: страх, собственной персоной. Я учуяла его раньше, чем поняла, что испугалась. Похоже, мама не шутит. Нет, таким тоном определённо не шутят. Таким тоном требуют принадлежащее по праву.
– А надо? Может, кто-нибудь другой?
Голос мой звучал неуверенно. Ужасно хотелось по-щенячьи поджать хвост, забиться под стол и сделать вид, что меня тут нет. Так уж вышло: я – лишний ребенок в семье. Первый, неудачный, нежеланный. Что бы я ни делала, маминой любви была недостойна. Поэтому удивилась её приглашению и приехала сразу.
– Пойдёшь ты, – категорично заявила мама. – Я решила, и точка.
– Почему именно я?
– Ты должна мне.
– Свою жизнь?
– Не драматизируй, тебе не идет.
Повеяло безысходностью. Наверное, так пахнут чернила, которыми подписывают смертные приговоры. Кропотливо выводят буковку за буковкой. Ровно в ряд, бочок к бочку. И ставят точку.
Я опустила глаза и уставилась на мамин стол. Раньше я любила рассматривать все эти бланки и пробирки, с наклейками на боках и разноцветными крышечками. Красные, желтые, фиолетовые – они казались мозаикой, выложенной скучными полосками. Хотелось поменять пробирки местами, выставить каким-нибудь занятным узором, а мама била меня по рукам и велела сидеть тихо.
Конечно, если кем и жертвовать, то мной. Без вариантов. Не вернусь – не жалко. Но, быть может, я смогу? Вдруг справлюсь? Докажу маме, что я не просто фон с семейных фотографий, пятно на безупречной репутации, ошибка молодости. И возможно тогда она наконец-то…
– Что нужно делать?
Мама, не без моей помощи, извлекла из недр шкафа круглую наглухо закрытую корзинку из лозы. И проинструктировала:
– Крайняя улица, называется Полевая. Это в лесу, за речкой. Найдёшь домик на опушке. Передашь бабушке. Ей сейчас не очень хорошо.
– Что её так мучает? – поинтересовалась я.
– Голод.
Бабушку я не видела с детства. Давным-давно, она переехала от нас в Ревт со всем имуществом – с тех пор ни слова. На Новый год и то не звонит.
– А там что? – Я кивнула на корзинку, благоухающую свежей выпечкой. – Неужели пирожки?
– Лучше тебе не знать, – серьёзно ответила мама.
– А что мне нужно знать?
– Держись дороги, там безопаснее.
Мама даже обняла меня на прощанье. Правда, вяло, почти безразлично. Так не прощаются с теми, кого надеются ещё раз увидеть.
И я оказалась здесь. Переход вывел к торговым палаткам: газеты, бижутерия, одежда, сумки… О, кондитерская! Десятки сдобных существ уставились на меня с тарелок и подносов. В заляпанном стекле мелькнуло моё отражение.
Я шагнула в портал, растворяясь в гостеприимной витрине. Подул ветер. Сильный и терпкий, с ароматом корицы и ванили. Печенье вздрогнуло, расступилось, кексы вжались в угол. Лампочки неприветливо мигнули, затрещали и погасли.
Вокруг меня был колючий воздух, пропитанный опасностью. Под ногами поле. Тёмное и топкое – спутанная узлами осклизлая трава. Вместо неба – туго натянутый мрак.
У самого лица пролетела белая бабочка. Крылья её напоминали лезвия и выглядели угрожающе. Я спешно пригнулась. В траве мелькнул крошечный огонёк, за считанные секунды он превратился в воронку, внутри которой что-то отчаянно визжало и скреблось. Я прислушалась к запахам и понеслась к еле заметной дороге. Гравий под ногами скрипел и хрустел пронзительно, поросшая всякой цепучей дрянью дорожка петляла между вросших в землю валунов. На один из них вскарабкалась маленькая крыса.
– Как зовут тебя, мышка? – спросила я, не очень и надеясь на ответ.
– Зехе, – неожиданным басом ответило существо. – Я могу быть по-настоящему опасен, хочешь проверить? Подойди!
Я собралась подойти, даже камень с земли подняла, но тут из туч спикировала бабочка – не успела я и ахнуть, как насекомое оторвало крысе голову, проревело «Чмоке!» и скрылось. Да, это Ревт, тут творятся дикие вещи!.. Знать бы, где эта опушка…
Слева метнулась тень, обернувшись расплывчатым силуэтом. Я попятилась и на всякий случай кинула в него камень, силуэт оформился в фигуру огромного волка. Камень рассыпался.
– Куда ходим? Чего ищем?
Волчара спрыгнул с валуна и преградил мне путь.
– Бабушку, – призналась я, ощутив запах хищника. – Она живёт в лесу, улица Полевая, домик на опушке. Знаешь, как её найти?
– Знаю, – ощерился волк, заинтересованно взглянув на корзинку. – Сильно ты хочешь к ней попасть?
– У всего своя цена, я правильно понимаю?
– Бери оптом, – усмехнулся он, – так дешевле.
– Остряк, – восхитилась я.
– Иди по дороге до реки. На другой стороне увидишь домик.
Я благодарно кивнула. Волк исчез, лишь клочки шерсти на мгновение зависли в воздухе.
Скучать по пути не пришлось. Небо расцвело цветочками ядовитого зелёного цвета, злобно зашелестело и свернулось в рулон. Над головой стало пусто, словно пространство сбежало в никуда. Валуны со свистом провалились сквозь землю, оставив после себя впадины, зияющие той же шелестящей пустотой. Я шагала всё осторожнее, боясь оступиться и сойти с дороги. По поляне промчался здоровенный щетинистый кабан, из-под его копыт летели во все стороны комья земли. Из зарослей вынырнули огненные щупальца. Настигнув зверя, они обвили его кольцами и утащили в свою воронку. Оттуда донёсся визг и жадное хлюпанье. Испугаться я не успела, дорожка как раз упёрлась в обещанную реку. Правда, назвать этот тонкий ручеёк рекой не поворачивался язык. От него валили клубы едкого пара, на другой стороне виднелся дом. Маленький, деревянный, когда-то белый домишко, стоял на многочисленных сваях. Видимо, раньше эта Вонь-река превращалась в Смрадозеро. На крыше домика росла рябинка, ставни висели на соплях, дверь покосилась, однако в оконцах горел свет.
Я перепрыгнула через злобно булькающий ручей и ринулась к дому на немыслимой скорости, но никто не собирался на меня нападать. Будто даже неведомые твари обходили это место стороной. Вблизи дом был ещё более хлипким. Много чего сгнило, остальное проржавело, а лесенка у двери, казалось, не выдержит и такое худосочное тельце, как моё.
Всё же я вскарабкалась. Скрипнула дверью. Вошла в тесную прихожую и отдышалась.
– Кто там? – хрипло спросили из комнаты.
Занавеска в проходе тихонько колыхнулась.