Ресторан

* * *

Палата 215 в больнице была небольшой, но удобной, и Мэнди приложила все усилия, чтобы придать ей домашний уют. Розовые свечи стояли на тумбочке, а великолепная композиция из лучших цветов Уинстона, в красивых оттенках розового, персикового и кремового, примостилась в толстой квадратной вазе из граненого стекла. Светло-голубое одеяло из мягчайшего флиса было тщательно подоткнуто вокруг бабушки, чтобы ей было удобно. Бабушка теперь сидела в постели, на удивление энергичная, учитывая ее состояние и прогноз. Ее голос был хриплым, а цвет лица бледным, но говорила она четко и решительно:

– Ваша сестра уже в пути? Она скоро будет здесь?

– Эмма недавно звонила из аэропорта. Будет с минуты на минуту, – заверила бабушку Мэнди. Они с Джилл сидели на стульях, придвинутых поближе к бабушкиной кровати. Бабушка то и дело дремала с тех пор, как они приехали, и проснулась всего минут пятнадцать назад. Казалось, она собиралась с силами, как будто хотела сказать что-то важное. Джилл взяла ее за руку и улыбнулась, стараясь не показывать своего беспокойства. Она задавалась вопросом, полностью ли ее бабушка осознает, насколько она больна.

Джилл и Мэнди были в больнице с восьми утра. Они прилетели прошлой ночью и увидели бабушку, как только ее перевели в палату. Она в основном спала, но сестры еще долго сидели у ее постели. прежде чем ушли переночевать в отеле «Уиндхэм», который находился в нескольких минутах ходьбы от больницы. Врач зашел и сказал им, что легкие бабушки отказывают из-за осложнений от пневмонии, осложненной почтенным возрастом. Он также сказал, что у бабушки остался день. Может быть два.

– Я знаю, что умираю, – произнесла бабушка, ее тон был деловым, даже безмятежным. – Все в порядке, правда. – Она сказала еще увереннее, когда Джилл открыла рот, чтобы возразить.

Она посмотрела на обеих внучек, и Джилл увидела намек на улыбку в глазах, которые казались теперь одновременно усталыми и мудрыми.

– У меня была прекрасная и долгая жизнь, просто время пришло. Я устала, но мне нужно кое-что сказать.

– Бабушка, принести попить? Воды или может быть… вина? – Мэнди ласково поддразнила ее. Бабушка всегда любила вино, особенно белое.

– Немного воды было бы неплохо. Спасибо, милая.

Мэнди протянула ей чашку ледяной воды с соломинкой, чтобы бабушке было легче дотянуться. И едва она успела сделать первый глоток, как в дверь заглянула Эмма. Они обменялись объятиями и приветствиями, а затем Эмма пододвинула стул между остальными.

– Бабушка хочет что-то нам рассказать, – проговорила Джилл. Глаза пожилой женщины странно блестели, и Эмма почувствовала, что приехала вовремя – кажется, времени оставалось совсем немного.

– Я так горжусь вами, девочки. Три моих звездочки. Вы принесли столько света и радости в мою жизнь… И я знаю, что и ваша мама гордилась бы вами. И отец тоже, конечно! – добавила она поспешно.

– Бабушка, мы так сильно тебя любим! – воскликнула Джилл, а Мэнди и Эмма подхватили: – Мы все ужасно тебя любим, ба!

– Девочки мои… Так хочется, чтобы все у вас в жизни сложилось хорошо. Чтобы были любовь и счастье. Я верю в вас бесконечно, и у меня есть для вас подарок… и небольшой секрет. – В голосе бабушки промелькнули как будто бы озорные нотки, а на губах заиграла слабая улыбка. Но она явно начала уставать и воспользовалась моментом, чтобы собраться с мыслями и силами, чтобы продолжить.

– Итак, я кое-что сделала… оставила вам подарок, который для меня очень много значит. Вы даже представить себе не можете, насколько много! Но однажды обязательно поймете. – Она сделала паузу и пристально посмотрела на каждую девушку по очереди. И хотя никто из них понятия не имел, о чем говорит бабушка, сестры улыбнулись в ответ.

– Вы, девочки, когда-то были очень близки. И я знаю, считаете, что близки до сих пор, говорите постоянно по телефону, переписываетесь по электронной почте… – Она скорчила гримасу, выражающую все, что она думает об электронной почте.

– Но вы не проводите достаточно времени вместе. Важно быть рядом с семьей, всегда рядом. – Она закрыла глаза и уютно устроилась на подушке. Прошло несколько долгих мгновений, пока она не заговорила снова, и голос был дрожащим и слабым, но все еще решительным. – Я хочу, чтобы вы поехали в тот ресторан, «Мими», побыли вместе. Это мой последний подарок вам. Это и моя любовь. Навсегда.

Бабушка снова закрыла глаза, спокойно вздохнула, потом задремала, чтобы уже никогда не проснуться. Час спустя она сделала свой последний вдох. Мэнди потрогала ее руку, но та была неподвижна. Эмма протянула руку и нащупала у бабушки пульс – ничего.

Джилл все еще держала ее за руку, по щекам ее текли слезы.

– Все. Она ушла.

* * *

Для Джилл следующие пять дней прошли как в тумане. Она слово была в оцепенении, хотя и делала все, что от нее требовалось. Например, встречалась с директором похоронного бюро, жизнерадостной женщиной по имени Шарлотта, явно обожавшей бабушку.

– В ней было столько жизни! Приходила к нам дважды за последний год, все обновляла свои пожелания по музыке на похоронах. Сказала, что хочет убедиться, что на них не будет никаких «плакательных песен». Только оптимизм и счастье.

Это заставило Джилл улыбнуться. Так похоже на бабушку. Она часто говорила сестрам, что не хочет, чтобы ее похороны были грустным событием, с печальными людьми и музыкой. Она хотела, чтобы все танцевали и устроили вечеринку, чтобы отпраздновать ее жизнь. Бабушка была настроена так решительно, что уже спланировала все сама, до мельчайших деталей. Она заказала похороны, сделала все необходимые приготовления, вплоть до выбора гроба и музыки.

– Я не хочу, чтобы вы, девочки, беспокоились обо всем этом. Просто запомните, что это бюро «Клири и Арлидж», позвоните и спросите Шарлотту. – В этом бабушка, безусловно, была права. Это во многом облегчило им жизнь. Все было намного проще, чем когда умер дедушка, десять лет назад, и они пошли вместе с бабушкой, чтобы все уладить. Тогда она была такой грустной и отстраненной, что ей было трудно сосредоточиться на чем-либо, особенно на деталях похорон мужа. Сейчас же бабушка оставила четкие инструкции, и самым главным пунктом было – поминки должны были непременно пройти в ресторане «Мими». Она хотела, чтобы все веселились и вспоминали хорошие времена. Она всегда любила вечеринки.

* * *

– Ешьте, пейте и веселитесь, – сказала Джилл, выдавив улыбку и подняв свой бокал, чтобы чокнуться им с Мэнди и Эммой. Они сидели за большим круглым столом ресторана. И даже просто быть рядом, в этом месте, – уже было утешением. Это был любимый ресторан бабушки, и он всегда напоминал им о ней. Комната была уютной, с темно-вишневым деревом мебели и мягкими бордовыми бархатными подушками сидений.

А за счет множества окон, которые позволяли мягкому естественному свету освещать комнату, вокруг было светло.

Джилл почувствовала, что наконец-то можно расслабиться, и откинулась на спинку стула. Теперь все было сделано – ну, почти. Им все еще предстояло разобрать в доме бабушки, но спешить было некуда, и ни у кого из них пока не хватало сил взяться за это дело. Кроме того, они немного поговорили об этом и решили, что, по крайней мере, в течение следующего года или около не станут его продавать. Так у них всегда будет свое место, дом в Нантакете.

– Если захотите остаться тут дольше, чем на день-два, то это просто идеальный вариант, – сказала Мэнди. – Конечно, вы обе всегда можете оставаться у нас сколько захотите, но так у вас будет больше личного пространства.

В этот момент Рэй Бартлсби, которому было под семьдесят и который управлял рестораном «Мими» столько, сколько Джилл себя помнила, подошел к их столику. Эмма пригласила его присесть с ними.

– Ваша бабушка была бы так рада видеть, как вы, девочки, смеетесь. Она, конечно, была совершенно особенной женщиной…

– Рэй, большое тебе спасибо за все. Еда была изумительной, как и всегда, – произнесла Мэнди.

– Роза была мне почти семьей. – Голос Рэя надломился, и его всегда такое безупречное, профессионально-спокойное выражение дрогнуло, на мгновение показывая всю скорбь и боль, которые он испытывал. Джилл, как и ее сестры, разом ощутила затапливающее чувство благодарности за сочувствие и поддержку. Так много людей, которые так или иначе знали бабушку на протяжении многих лет, пришли выразить свое почтение.

– Как поживает твоя семья, Рэй? – спросила Джилл. Она уже говорила с Синди, женой Рэя, и та упоминала, что недавно родился их первый правнук, принеся с собой, как и положено, много нежности и счастья.

– Они замечательно, спасибо. – Он оглядел шумную, полную людей комнату. Все общались, пили и наполняли свои тарелки за шведским столом, пока официанты в элегантной черно-белой униформе подносили все больше и больше новых блюд и незаметно убирали пустую посуду.

– Я полагаю, наконец-то пришло время уйти на пенсию. Хотя я буду ужасно скучать, конечно.

– Представить не могу, как они тут управятся без тебя. – Эмма ласково похлопала его по руке.

– Ничего, прекрасно справятся, – усмехнулся в ответ Рэй. –  Давно пора, если вы спросите мою жену. Она уже сидит на чемоданах, готовится провести пенсию во Флориде. – Он поднялся с места, когда один из официантов незаметно махнул ему рукой.

– Простите, работа зовет. Кажется, на кухне без меня не справляются.

Джилл заподозрила, что Рэй будет невероятно скучать по работе. Выход на пенсию и близко не был таким захватывающим.

– Не могу представить себе это место без Рэя, – вздохнула Мэнди.

– Я тоже об этом подумала, – согласилась Эмма, – в конце концов, он был здесь столько, сколько мы себя помним.

Они немного помолчали, а затем Джилл потянулась к недопитой бутылке «кьянти», стоявшей посреди стола, и снова наполнила бокалы.

– Хорошо, а теперь давай поговорим о тебе. – Она сосредоточила свое внимание на Эмме. – Что ты собираешься делать с Питером? Как думаешь, ты сможешь все уладить?

Эмма все еще не поделилась с ними всеми грязными подробностями. Время казалось неподходящим. Казалось неуместным ныть о ее семейных неурядицах, когда они писали некролог и договаривались о похоронах бабушки. Но теперь… Она полагала, что у бабушки было бы весьма конкретное мнение по этому поводу.

– Бабушка никогда не была большой поклонницей Питера. Интересно, она что-то предчувствовала? – задумчиво произнесла Эмма.

– Он тебе изменил? – спросила Мэнди, и Эмма только кивнула в ответ. Ей все еще было слишком трудно признавать это вслух.

– Серьезно? – И кто она? – воскликнула Джилл, явно удивленная этим открытием.