Молодость

Фред поднимает взгляд и замечает на противоположном конце мостков величественную женскую фигуру. Они движутся друг другу навстречу – единственные люди в сказочной, затопленной Венеции. Они уже совсем близко, скоро они встретятся, Фред с плохо скрываемым удивлением пристально смотрит на женщину: ростом она метр восемьдесят пять. Писаная красавица, черноволосая, зеленоглазая – кажется, женщина ненастоящая. На ней цельный купальник, через плечо лента с надписью “Мисс Вселенная”.

Она идет по мосткам неестественной походкой, как ходят топ-модели во время важных показов. Совсем скоро они встретятся. Мостки узкие, не шире метра, поэтому, чтобы пройти и не оказаться в воде, обоим приходится повернуться боком. При этом они неизбежно дотрагиваются друг до друга. Пышный бюст Мисс Вселенной слегка касается тощей груди Фреда Баллинджера.

Он смотрит на нее снизу вверх, как смотрят на нечто прекрасное и недостижимое.

Она (холодная, как и все мисс) смотрит в пустоту и не обращает внимания на двусмысленное, мимолетное соприкосновение своего совершенного тела с телом Фреда.

Опасность свалиться в воду остается позади, Фред и Мисс Вселенная идут дальше, каждый в свою сторону. Мисс, которую мы видим со спины, удаляется, покачивая бедрами, в лунном свете, окруженная массой воды, как сомнительная мечта Дольче и Габбаны.

Фред тоже шагает вперед по мосткам, его охватывает вполне понятный страх: вода продолжает неумолимо подниматься. Она покрывает мостки, ступни Фреда, его икры, колени.

Фред пытается ускорить шаг, но он стар, а вода сопротивляется. Он оборачивается и еле слышно выкрикивает имя, словно прося Мисс Вселенную о помощи:

– Мелани! Мелани!

Но Мисс Вселенной больше нет, она словно испарилась.

Фред проходит еще немного вперед, вода поднимается ему до груди, до шеи, до подбородка, он в панике, он еле слышно кричит, как вдруг, к счастью…

Глава 3

Он просыпается. Сразу приходит в себя.

С трудом встает из кресла. Вокруг никого. Уже поздно. Чуть поодаль компания полуночников – постояльцев отеля. Теперь тихие аккорды гитары звучат отчетливо и реально. И беспрерывно.

Фред идет короткими шажками, подводные фонари бассейна освещают его неясным светом.

Он идет по пустынной лужайке, на звуки гитары накладывается пение, доносящееся со стороны компании.

Звучит Onward. Великолепный, сдержанный, настоящий американский фолк. Фред инстинктивно идет на музыку. Приближается к полуночникам, среди которых Марк Козелек. Он играет на гитаре и поет. Рядом с ним три женщины, паренек лет двадцати и Джимми Три. Устроившись удобно, расслабившись, они наслаждаются балладой великого американского фолк-исполнителя.

Фред Баллинджер останавливается неподалеку, чтобы послушать прекрасную песню. Марк Козелек замечает его и не может скрыть волнения из-за присутствия столь выдающегося слушателя. Он почтительно кивает Фреду и во время гитарного проигрыша здоровается:

– Маэстро!

Фред улыбается.

Джимми Три, растянувшийся на траве с закрытыми глазами, открывает их и замечает Фреда. Они обмениваются приветствиями, Джимми по-дружески приглашает Фреда подойти поближе – все это молча, жестами.

Фред подходит, присаживается на край лежака, стоящего рядом с Джимми. Тот протягивает ему чашку:

– Я тайком подлил джина в чай. Не хотите, мистер Баллинджер?

– Нет, спасибо. Мне бы джину, в который подлили травяного чая.

Оба улыбаются.

Фред достает носовой платок, быстро высмаркивается, ловко складывает платок и привычным жестом, который он повторял миллионы раз, четырежды вытирает нос и убирает платок в карман пиджака.

Джимми Три с величайшим вниманием, замаскированным неотразимой улыбкой, наблюдает за манипуляциями Фреда с платком.

– Сегодня я размышлял о том, что у нас с вами похожие трудности, – говорит он.

– Ну-ка, ну-ка.

– Из-за того, что мы однажды поддались искушению легкости, нас всю жизнь принимают за кого-то другого.

– Может быть. Но сопротивляться искушению легкости невозможно.

– Я работал с самыми великими европейскими и американскими режиссерами, а зрители будут помнить меня как мистера Кью – тупого железного робота. Между прочим, во время съемок я таскал на себе девяносто килограммов железа, моего лица даже не было видно. Каждые полчаса кто-нибудь обязательно напоминает мне о том, что я сыграл мистера Кью, как вам напоминают о “Приятных песенках”. При этом они забывают, что вы сочинили “Черную призму”, “Жизнь Адриана” и все остальное.

Фред Баллинджер улыбается. Джимми тоже улыбается. Как заговорщики.

– Дело в том, что легкость – своего рода извращение, – говорит Фред. – Какими судьбами вы оказались в Европе?

– Через месяц у меня начинаются съемки в Германии. Готовлюсь к роли.

– К легкой?

– Как посмотреть.

– Получается?

– Поживем – увидим.

Марк Козелек допевает Onward. Приятели вяло хлопают. Фред к ним не присоединяется. С трудом поднявшись, он прощается с Джимми:

– Для меня уже поздно.

– А для меня нет.

Фред улыбается. Джимми шутливо отдает ему честь по-военному, приложив пальцы к виску.

Фред уходит неуверенной стариковской походкой. Джимми попивает чай, глядя на медленно удаляющегося Фреда.

Глава 4

В вестибюле отеля, напротив стойки администрации, Фред Баллинджер стоит неподвижно и ждет лифта.

Молоденький ночной портье зачарованно глядит в экран маленького телевизора с выключенным звуком.

В двери отеля звонит миниатюрная, полная достоинства женщина. Ей шестьдесят, выглядит она немолодо. Не отрывая взгляда от экрана, портье привычным жестом нажимает на кнопку, дверь открывается. Женщина заходит и усаживается на банкетку. С грустным и безнадежным видом смотрит в пустоту.

Фред Баллинджер невозмутимо наблюдает за происходящим. Наконец приезжает лифт. Старинный, с решетчатыми стенами. Фред заходит. Поднимается.

Он приезжает на этаж. Сталкивается с девушкой лет двадцати – пухленькой, далеко не красавицей. Она ждет лифта, чтобы спуститься вниз. Лицо девушки усыпано прыщиками, которые никак не вяжутся с ее вызывающим и агрессивным внешним видом. Можно предположить, что это эскорт-модель, но не вполне обычная.

Фред забывает взглянуть на нее, она тоже не обращает на него никакого внимания.