Харли Квинн. Безумная любовь

– Осторожно! Ему же больно! – Воскликнула Харлин.

– Тише, малышка, с твоим стариком все в порядке, – отрапортовал высокий. – Ник, ты хоть представляешь, сколько народа тебя разыскивает? – с этими словами он завел руки Ника за спину.

Харлин испугалась, что ее отца вновь хотят избить, и кинулась на мужчину, размахивая кулачками.

– Да уймись ты! – тот, что пониже, оттащил ее в сторону. – Мы должны надеть на него наручники и доставить в участок. Никто ему ничего плохого не сделает.

– Но ему и так больно! Вы же должны помогать людям, – всхлипнула Харлин.

Копы посмотрели на нее, потом на отца.

– Сэр, вы в порядке? Не нужна ли вам медицинская помощь? – официальным, строгим голосом поинтересовался высокий.

Папа только сплюнул кровь:

– Просто царапина.

– Вот видишь, он говорит, что это просто царапина.

Они посадили отца на заднее сиденье патрульной машины и позволили Харлин сесть рядом. Всю дорогу до участка она прижималась к папе, но он не мог ее обнять, и оттого ей было очень-очень страшно.

В участке патрульные передали их детективам. Тот, что постарше, обладал смуглой кожей и слезящимися глазами, которые казались огромными за стеклами очков в черной оправе. В коротких, курчавых черных волосах кое-где мелькали белые нити седины. Он представился Джеком Тибодо. Его напарником был китаец Брайан Ли. Его длинные волосы были завязаны сзади в хвостик. При других обстоятельствах он бы Харлин понравился. Голос у него звучал приятно, зато лицо казалось таким серьезным, что девочка поневоле побаивалась.

Оба детектива были одеты весьма небрежно: пиджаки – полностью мятые. Мама бы наверняка предположила, что они в них спали. Учительница Харлин любила повторять, что на важную работу нужно приходить аккуратно одетым. Может, детективы просто об этом не знали или же им было все равно? Впрочем, всех остальных в участке, судя по всему, тоже не особо волновали правила хорошего тона.

Но самое ужасное заключалось в том, что они назвали ее папочку плохим парнем, а вот это точно было неправдой! Разве кто-нибудь плохой повел бы ее на Кони-Айленд, катал бы ее на аттракционах и играл бы с ней во все игры? Милли в кафе сказала, что у него щедрое сердце. Разве так говорят про плохих людей? Если бы он был плохим, разве нес бы он ее на руках до самого дома? Плохие парни ничего такого не делают, они слишком заняты своими плохими делами.

Детективы обзывали ее отца «мошенником». Харлин понятия не имела, что это значит, но подозревала, что они придумали это слово специально, чтобы его обидеть. Они утверждали, что ее отец руководил серией ограблений и спланировал налет на ночной клуб, принадлежавший какой-то богатой даме, а потом обманул своих приятелей, и теперь его разыскивали все подряд: плохие парни, хорошие, да и вообще все на свете.

Харлин с радостью бы объяснила, что ее папа точно не мог сделать ничего плохого, ведь весь день они провели вместе на Кони-Айленде. Она в сотый раз попыталась сказать правду, как вдруг папочка, сидящий напротив детектива, схватил ее за руку и усадил к себе на колени.

– Позвольте, я с ней поговорю, – попросил он детективов и развернул стул так, чтобы они не видели его лица.

Харлин потянулась к отцу, счастливая, что руки у него свободны и он может ее обнять.

– Послушай, солнышко, эти ребята просто делают свою работу, – зашептал он. – Если ты будешь им мешать, у них ничего не получится.

– Но папа… – начала было Харлин.

– Никаких «но», – он приложил палец к ее губам. – Все это займет какое-то время, так что будь умницей и наберись терпения.

– Позвонить вашей жене, чтобы она забрала девочку? – предложил Тибодо.

Папа обернулся, продолжая обнимать Харлин.

– Нет, пусть Шэрон поспит. У нас дома еще трое в пеленках, – он оглянулся и, увидев неподалеку пустую скамейку, кивнул Харлин. – Посиди там и подожди меня.

– Хорошо, – кивнула она с тяжелым вздохом.

– Может, в участке найдется кто-нибудь, кто мог бы с ней побыть? – поинтересовался папа у детективов.

Ли взял ее за руку, отвел к скамейке и уселся рядом.

– Знаю, ты не понимаешь, что происходит.

– Все я понимаю, – заявила она. – Вы злитесь на моего папу.

– Это не совсем… – детектив умолк на секунду. – Мы вовсе не хотим злиться на твоего папу, однако он сделал много плохо. Очень много.

– Мой папа не бывает плохим! – Возмутилась Харлин, чуть смутившись, ведь она говорила не совсем правду: порой папа ругался на маму, а мама ругалась на него.

– Твой отец украл чужие деньги, – продолжил детектив Ли. – Деньги, драгоценности и другие дорогие штуки. Красть – очень нехорошо.

Ее смущение мигом прошло. Детектив хотел, чтобы она плохо думала о своем папе, а это… это так неправильно. Он же ее папа! Харлин посмотрела на мужчину, и внезапно до неё дошло: полицейский ждет, что она с ним согласится. Согласится, что ее папа преступник. Пусть он ждет сколько угодно. Она никогда этого не признает.

– Ведь красть плохо, правда? – не отступал Ли. – Плохо по отношению к другим людям. Твой папа обокрал их, значит, он вел себя ужасно, верно?

Харлин выпрямилась. Ей вдруг вспомнилась одна фраза, которую часто говорила мама:

– Ничего, от них не убудет.

Лицо Ли приняло изумленное выражение. «Что, не ожидал?» – подумала Харлин. Коп молча встал, подошел к своему напарнику и, похоже, передал ему и ее папе то, что она сказала, как будто это было чем-то важным. Детектив Тибодо бросил на Харлин косой взгляд. Словно решал, стоит ли и на нее надеть наручники.

Папа же только пожал плечами.

– Верно она подметила, от них действительно не убудет, – он подмигнул Харлин, и она сразу почувствовала себя лучше, пусть всего на секундочку.

Детективы без конца задавали ему одни и те же вопросы. Харлин сама была бы не прочь задать им несколько вопросов. Например, неужели это на самом деле стоящая работа? Неужели эта работа делает их хорошими парнями? У папы лицо и одежда по-прежнему были в крови, час стоял поздний, у Харлин слипались глаза, а теперь она еще и в туалет захотела.

Наверное, нужно было отпроситься. Может, они все же наденут на нее наручники? Хотя туалет находился совсем близко: она видела надпись на двери со скамейки.

Харлин хотела спросить кого-нибудь, но все вокруг были слишком заняты. Даже папа сидел к ней спиной, разговаривал с новым детективом. Наконец, терпеть стало совсем невмоготу. Описаться в полицейском участке – наверняка нарушение закона. Никто не остановил ее, когда она встала и пошла в туалет. Там ужасно воняло хлоркой.

Выйдя из туалета, она направилась было к скамейке, но на полпути остановилась. Похоже, ее отсутствия никто не заметил. В участке царила суматоха. Полицейские то и дело приводили новых задержанных в наручниках и усаживали их возле столов детективов. Раньше Харлин решила бы, что все, кто в наручниках, – плохие парни, но теперь-то она знала: это не так, полицейским тоже случалось ошибаться. Вот только они не желали признавать, что совершили ошибку, и настаивали на своем до тех пор, пока остальные с ними не соглашались.

Харлин посмотрела на отца и на допрашивающих его детективов. Сколько раз можно повторять одни и те же вопросы? Они решили установить мировой рекорд?

Не думала она, что самый прекрасный день закончится подобным образом. Папочка должен был отнести ее домой, в ее комнатку, и уложить спать. А она бы, проваливаясь в сон, даже не услышала, как мама попрекает папу за то, что они так долго гуляли.

Вместо этого неизвестные громилы едва не лишили папу жизни, а потом, когда она привела полицейских, его заковали в наручники, словно это он преступник. Никого из них не волновало, что ему больно. Никто не сказал: «Это неправильно, они не должны были так с тобой поступать».

Ей всегда объясняли, что полиция должна помогать людям, защищать их. Но сегодня Харлин осознала: это утверждение явно относится не ко всем служителям порядка. Кому бы там полиция ни помогала, они с папой явно не входили в их число.

Двойные двери с надписью «Выход» были не заперты и не охранялись. Полицейские и детективы сновали туда-сюда, иногда – с задержанными. Харлин вдруг вспомнила слова папы о том, что, если человек ведет себя так, будто он точно знает, куда и зачем он идет, он может пройти куда угодно.

Она направилась к дверям, мысленно повторяя: «Я знаю, что делаю. Все нормально, я имею право тут быть, не беспокойтесь, вы меня не ищете».

Никто не обратил ни малейшего внимания, когда Харлин спустилась по лестнице и вышла на улицу. Она уверенно шла вперед, пока не отошла почти на квартал от участка.