Подождав для верности еще немного, она медленно подошла к лежавшему на земле человеку и склонилась над ним. Мужчина был моложавым, на вид лет тридцати с небольшим, насколько позволяло судить его избитое окровавленное лицо.
Однако он был хорошо одет, и Кэт покачала головой. Вот глупый человек! Люди с достатком на пушечный выстрел не подходили к Сайд-Кату ночью. И о чем он только думал?
Услышав за спиной шаги, она быстро обернулась и с облегчением увидела Тимми. Лицо паренька было бледным.
– Я не мог больше ждать, мисс Кэтрин. Я подумал, вдруг с вами что-то… – Он осекся, заметив лежавшего у нее в ногах мужчину. – О боже! Мисс Кэтрин, этому бедолаге, похоже, здорово досталось!
– Помоги мне перенести его на баржу, пока никого нет, – сказала она.
– Но, мисс Кэтрин, – растерялся Тимми, – вы думаете, это разумно? Может, спросим сначала капитана?
– Мой отец так напился, что его бесполезно о чем-то спрашивать, – огрызнулась Кэт. – Помоги же, ну?
Тимми подхватил лежавшего под плечи, Кэт взялась за ноги. Избитый был мужчиной крупным и высоким, но им все же удалось кое-как, наполовину волоком, затащить его на баржу. Они уложили его на палубу возле румпеля, и Кэт обернулась к погонщику:
– Возвращайся к мулам, Тимми, поехали! Нам надо поскорее отсюда выбраться, только тогда я смогу осмотреть его раны.
Слово «поскорее» вряд ли было уместно по отношению к их барже, которая в лучшем случае выдавала скорость от двух до четырех миль в час. Но через полчаса Кэт решила, что они отошли от Ката на достаточное расстояние и можно рискнуть причалить к берегу, чтобы осмотреть раны незнакомца.
Остановив баржу, Кэт и Тимми перетащили мужчину вниз и положили на свободную койку в каюте ее отца. Все это время Мик Карнахэн громко храпел на своей койке. Когда они устроили незнакомца, Кэт отослала Тимми наверх, предупредив, чтобы был осторожен и смотрел в оба.
– Думаете, ничего не случится, если я оставлю вас с ним наедине, мисс Кэтрин?
– Ради бога, Тимми! – отрезала она. – В таком состоянии он и мухи не обидит. Беги наверх, дурачок!
Кэт пошла на камбуз, разожгла огонь и нагрела воды. Вернувшись к незнакомцу с чайником горячей воды и полотенцем, она осторожно смыла кровь с его разбитого лица. На затылке у него была большая шишка. Когда Кэт смочила ее, мужчина на койке с беспокойным стоном заворочался, но не очнулся.
Промыв ему лицо, Кэт увидела, что он по-мужски красив: высокие скулы, прямой нос и большой рот правильной формы. Она убедилась, что все зубы целы. На лице было несколько неглубоких царапин, под правым глазом багровел синяк. Кэт хотела снять с незнакомца одежду, чтобы посмотреть, нет ли повреждений на теле, но передумала – не потому, что стеснялась, просто она оберегала его стыдливость: каково мужчине будет очнуться и обнаружить, что его раздела девушка? С этим можно и повременить. Кэт сняла с него только ботинки, правда, не без труда.
Она взяла из аптечки на камбузе пузырек с лекарством и смазала ему царапины на лице. Резкий запах лекарства наконец привел незнакомца в чувство. Мужчина заморгал темно-карими глазами, потом широко открыл их и тупо уставился на Кэт.
– Что такое? – пробормотал он. – Кто вы, сэр?
Одним движением она сдернула с головы шапку, и густые каштановые волосы прямыми прядями рассыпались по плечам.
В глазах его вспыхнуло удивление.
– Девушка? Вот так черт! Прошу прощения, мэм. – Он попытался поднять голову и оглядеться. – Где я?
– Вы на барже «Кошечка», сэр. Это судно канала, которое принадлежит мне и моему отцу. Вы что, не помните, что с вами случилось?
Спасенный нахмурился, потом поморщился и потрогал шишку на затылке.
– Нет… кажется, ничего не помню.
– Что ж, это меня не очень удивляет. У вас там жуткая шишка. Недалеко от бечевника на вас напали три хулигана. Один был с дубинкой. По-моему, с вами все в порядке, если не считать царапин и синяков. Я могу найти вам врача, но до ближайшего надо плыть еще много миль. Кстати, меня зовут Кэтрин Карнахэн.
– А я… – незнакомец опять нахмурился, по лицу его прошла тень недоумения, – я не знаю, кто я! Не могу даже вспомнить, как меня зовут.
Девушка сочувственно кивнула:
– Да, удар был сильный. Ну, ничего, завтра вы наверняка все вспомните. А сейчас отдыхайте, спите – это лучше всего. Как вы думаете, вы сможете сами раздеться или вам помочь?
– Нет, нет, я сам справлюсь, – поспешно заверил он.
– Вот и хорошо. Я буду рядом с каютой. Если понадобится помощь, зовите.
Кэт вышла из каюты и встала рядом, у поручней. Надо как можно скорее двигаться дальше. Они опять глупо теряют время. Проклятый Мик! Если бы он не напился, ничего этого не случилось бы. Было трудно любить его в такие моменты, трудно вспомнить, каким он был раньше, до трагедии. Уже много лет Кэт практически сама управляла баржей.
Запои отца начались после смерти мамы. Кэт было тогда всего двенадцать лет, и она почти ничего не помнила о женщине, которая была ее матерью. В памяти остались лишь ее доброе, красивое лицо и ласковые, любящие руки. Она погибла нелепо и страшно – упала в канал и утонула. Когда это случилось, Мик Карнахэн был в пивной и потом все время корил себя в смерти жены. Но вина не заставила его бросить пить. Наоборот, он запил еще больше. Сейчас почти все канальеры презирали его, но Кэт из упрямой гордости всегда отстаивала папу перед другими и ругала его, только когда была с ним наедине.
Кэт вспомнила про мужчину в каюте. Наверное, за это время он успел раздеться и устроиться в постели. Обернувшись к каюте, она увидела на бечевнике Тимми.
– Укладывай мулов, Тимми, и ложись сам! – крикнула она. – Сегодня ночью мы уже не пойдем, но завтра отправимся рано.
Кэт заглянула в каюту. Отец все так же храпел, незнакомец тоже спал под одеялом. Она подошла, аккуратно развесила его одежду на крючках возле койки и встала рядом. Наконец любопытство пересилило. Девушка быстро ощупала его пальто, брюки и жилет, но нашла только золотые часы на длинной цепочке. Они лежали в жилетном кармане. Больше в карманах ничего не было: ни бумажника, ни мелочи, ни документов. Как видно, хулиганы успели обчистить его раньше, чем она пришла ему на помощь, а часы просто не заметили.
Рассеянно проведя пальцами по корпусу часов, Кэт нащупала на обратной стороне буквы. Отвернувшись от койки, она чиркнула спичкой и быстро прочитала слова, выгравированные на обратной стороне часов: «Морган Кейн».
Конечно, вполне могло оказаться, что мужчина, лежавший на койке, – вор и часы эти краденые. В Сайд-Кате по ночам бродили либо дураки, либо преступники.
Кэт вернула часы на место и пошла в свою крошечную каюту. Девушка валилась с ног от усталости. Еще бы, простоять на румпеле с рассвета вчерашнего дня!
И все же, несмотря на усталость, Кэт заснула не сразу. Она лежала с закрытыми глазами, и перед ее мысленным взором то и дело всплывало лицо Моргана Кейна, если его действительно так звали. Обычно она мало обращала внимания на мужчин. Ее интересовали только дела баржи, к тому же почти все холостяки на Эри были в лучшем случае грубыми мужланами и совсем ей не нравились.
Но сейчас, думая о незнакомце, который спал в каюте ее отца, Кэт чувствовала, как у нее учащается пульс, и понимала, что этот мужчина ее взволновал. Только этого не хватало – увлечься бандитом из Сайд-Ката! И потом, у нее не было времени на любовную романтику.
Злясь на саму себя, девушка долго ворочалась с боку на бок, пока наконец не заснула.
Утром ее разбудил стук в дверь каюты и голос Тимми:
– Мисс Кэтрин, что с вами? Нам давно пора ехать.
Кэт резко села в постели и увидела, что в крошечном окошке уже вовсю сияет солнце. Обычно она вставала гораздо раньше.
– Со мной все в порядке, Тимми! – крикнула она. – Запрягай мулов, я сейчас поднимусь наверх.
Девушка спрыгнула с койки и быстро натянула на себя одежду. Когда она вышла на палубу, Тимми уже запряг мулов и вывел их на бечевник. Встав на свое место у румпеля, Кэт отдала приказ трогать. Животные напряглись в постромках, и «Кошечка» пришла в движение.
Было весеннее утро, в воздухе чувствовалась прохлада. В низинах еще висели клочья легкого ночного тумана, но вскоре они начали рассеиваться.
Кэт оглядела баржу. Девушка гордилась своим судном – от буксирной мачты на носу, возвышавшейся над палубой на четыре фута (такая высота позволяла не пачкать буксирный трос и в то же время пропускала баржу под низким мостом), и до самой кормы «Кошечка Карнахэна» имела семьдесят два фута в длину и четырнадцать в ширину, в ее трюм свободно вмещалось шестьдесят тонн груза. Кэт особенно гордилась тем, что «Кошечка» – палубное судно: трюм располагался на корме, а маленькие жилые каюты и хлев для мулов – на носу. Жилые каюты и трюм выступали на два фута над главной палубой, узкие оконца внизу давали свет и вентиляцию.
Кэт довольно потянулась. Она любила жизнь на канале. Эта жизнь давала ей ощущение свободы, которого на земле она не испытывала. Ей никогда не надоедала постоянно менявшаяся панорама Эри-канала. Сколько бы раз Кэт по нему ни проплывала на своей барже (а она и родилась на «Кошечке»), в каждой поездке все было по-другому: времена года расцвечивали берега в разные краски, проплывавшие мимо суда тоже всегда отличались друг от друга. Вон идет еще одна баржа, глубоко осевшая в воду под тяжестью груза, а там пассажирский пакетбот – люди стоят на крышах кают, кричат и машут ей руками, когда их суда встречаются…
За ее спиной послышался хриплый голос:
– Что этот тип делает в моей каюте, дочка? Кэт обернулась к отцу. Мику Карнахэну было пятьдесят пять, но пьянство добавило ему лет: седые волосы, мутные серые глаза с красными прожилками, лопнувшие капилляры на крупном носу и щеках, рыхлая обрюзгшая кожа. Кэт помнила времена, когда он, высокий и гордый, стоял на румпеле, работал с рассвета до заката, а по вечерам танцевал с мамой.