На 127-й странице. Часть 1

– Почему?

– Потому что клятвопреступников убивают.

Фриц ошарашенно уставился на меня.

– Но я уверен, что до этого не дойдет.

– Согласен. Что я должен делать? – Было видно, что Фриц решился и готов сражаться за свое детище.

Вместо ответа я протянул руку.

Фриц засуетился, достал портмоне, а из портмоне достал две десятки, которые вскоре оказались в моем кармане.

– Теперь идите за фотографом.

Я поднял руку, чтобы остановить вопросы Фрица.

– Он сделает фотографии моей раны сейчас, потом через день после использования стрептоцида, потом еще через день… В общем пока рана не заживет. Из этих фото вы делаете выставку в вашей прекрасной аптеке. Запасаетесь несколькими бутылками виски и приглашаете на выставку докторов вашего прекрасного города.

– Стива Уолша я не приглашу!

– Правильно! И цена на стрептоцид для него будет повышенная.

Фриц посмотрел на меня почти с обожанием.

– Тогда я пошел за фотографом. А вы … ?

– Я подожду вас здесь.

Фриц что-то хотел сказать, потом передумал, накинул на себя коричневый пиджак и отправился за фотографом.

Я глотнул из бутылки и под звуки, поворачивающегося в замочной скважине ключа, задремал.

Сцена 5

Маленькая мансардная комната была по-своему уютна и функциональна. Умывальник типа «мойдодыр» – слева от входной двери, у стены напротив – железная кровать, стол со стулом. Мансардное окно, как часть крыши, было удобно тем, что через нее проникало достаточно лунного света, чтобы можно было передвигаться по комнате, не рискуя удариться головой о низкий потолок или перевернуть «ночную вазу».

Я лежал поверх заправленной кровати. Разобрать ее у меня уже не было сил. Пришел, снял брюки, под которыми обнаружил серые кальсоны с завязками, положил на подушку полотенце, с облегчением вытянулся на кровати и провалился в сон.

По ощущениям я проспал несколько часов, а проснулся от холода. Вспомнил о пальто, которое видел висящим на крючке на двери. Пришлось вставать. Полотенце на подушке оказалось мокрым то ли от гноя, то ли от сукровицы, вытекающей из моей болячки на голове. В темноте не разобрать. Взял носовой платок. Обильно смочил его виски и, упершись одной рукой в раковину «мойдодыра», другой рукой стал осторожно очищать платком рану на голове. Потом достал пузырек со стрептоцидом, который мне вручил Фриц, и стал, не торопясь, по щепотке, посыпать его на очищенную рану. Посидел немного на стуле. Подивился полной тишине на улице, от которой давно отвык. Убрал мокрое полотенце с подушки и снова вытянулся на кровати, накрывшись, оказавшимся тяжелым, пальто. Но в этот раз сон не шел.

Как все прошло у Фрица, я помнил смутно. Фотограф, притащивший с собой здоровенную деревянную коробку-фотоаппарат и треногу, фотографировал. Я ему что-то советовал, а Фриц на это только усмехался. Потом все как-то резко закончилось, и я обнаружил себя стоящим снова на улице рядом с аптекой Фрица.

И снова надо было думать, куда идти. Где могла быть «берлога» Энтони де Клера? Он же вышел выпить. Вряд ли он пошел бы за этой надобностью куда-то далеко.

– Эй, – окликнул я мальчишку, который катил мимо меня ржавый обруч от большой бочки. Чтобы обруч не падал, мальчишка время от времени подбивал его палкой.

От моего окрика мальчишка остановился, а обруч упал.

– Что желаете, мистер? – Как настоящий американец, он сразу перешел к делу.

– Ты меня знаешь, парень?

– Конечно, мистер. Вы тот англичанин, который уже два дня живет у фрау Бергман.

– Вот и отлично. Я что-то устал, парень. Доведи меня до дому. Получишь никель.

Мальчишка, как-то странно посмотрел на меня, но потом нагло заявил:

– Маловато, мистер. Надо бы добавить.

– Как хочешь, – я сделал вид, что оглядываюсь по сторонам в поисках другого кандидата в кормчие.

– Всегда готов, мистер, – мальчишка подлетел ко мне, взял за руку и отвел к крыльцу, стоящего напротив дома.

«Упс,» – подумал я.

Мальчишка уже стоял с протянутой рукой, в которую я положил пять центов. Поскольку это резко подняло степень доверия между нами, то я уже, не стесняясь, спросил его:

– И где здесь я живу?

Взгляд мальчишки ясно говорил, что он думает о моих умственных способностях. Но еще пять центов сделали свое дело.

– Фрау Бергман сдает комнату в мансарде, мистер. Она специально там ее оборудовала. Всего хорошего.

Мальчишка убежал, не забыв прихватить свое колесо.

Из кармана пальто, которым я укрылся, что-то выскользнуло и гулко ударилось об пол. Кровать была невысокой, и я опустил руку и стал шарить по полу, собираясь найти там, как минимум, кошелек с золотыми. Но рука сначала наткнулась на что-то пушистое, а потом я почувствовал холодный метал.

Я поднес находку поближе к глазам. Это был нож с прямым толстым лезвием, мощной рукояткой, которая заканчивалась пушистым хвостом какого-то зверька типа белки. Спрятав руки вместе с ножом под пальто, я снова уставился в темноту и задал вопрос, как-будто было кому.

–Это ведь не шоу? Это ведь навсегда?

Дикая волна отчаянья и безнадеги накатила на меня, и я удержался от слез только благодаря тому, что снова провалился в сон.

Сцена 6

(за несколько месяцев до ранее рассказанных событий)

В усадьбе Элтонфорд было три здания. Не считать же зданием усадьбы уютный, но небольшой коттедж, в котором жила семья управляющего. Из этих трех зданий только одно можно было считать обитаемым. И то – с большой натяжкой. Обитателем этого здания – старой усадьбы Диспенсеров был старик, который отринул от себя настоящее, а если бы кому-то в голову пришло прийти к нему, чтобы поговорить о будущем, то он сначала бы рассмеялся, а потом бы сильно разозлился.

Старика звали лорд Хью Диспенсер и сейчас он шел от усыпальницы своей жены Эвелин по тропинке к этому старому зданию. Путь к усыпальнице и обратно лорд Диспенсер совершал каждое утро. Дорога давалась тяжело. Больные колени и скрюченная спина делали его походку, по влажным от утренней росы камням, неуверенной и шаткой. И крепкая трость, на которую он упирался, мало в чем могла ему помочь. Но лорд, казалось бы, не замечал этих трудностей. В его голове, как отблески далекой грозы, мелькали видения. Каждый раз и только на этой тропинке.

«Почему они приходят только, когда я возвращаюсь от Эвелин?» – думал Диспенсер. – «Почему только этот бал в загородном доме герцога Портлендского?» Ведь после этого была их красивая свадьба, несколько лет счастливой семейной жизни? Масса других вопросов привычно появлялись в мозгу старика, но он их тут же забывал, так как бывал поглощен, встававшими перед ним и почти тут же исчезающими картинками. Многое было на этих картинках, но лорд ловил своим внутренним взглядом только одно – юную Эвелин стоящую на краю зала, танцующую Эвелин, улыбающуюся Эвелин, … его Эвелин.

Диспенсер старался удержать похищенную у него смертью любимую женщину. И даже заказал ее бюст известному скульптуру.

Что тот и сделал. Холодный, белый мрамор точно копировал молодую Эвелин уже ставшую миледи Диспенсер. Но жизни в ней не было. Может быть из-за глаз? Глаза у бюста, как и у всех других скульптур, были белые и без зрачков. Словно Эвелин ослепла и закрыла глаза, чтобы никто не видел ее ничего не видящих глаз. Тогда Диспенсер и допустил ошибку. Он поручил скульптуру сделать у бюста настоящие глаза. Как на картинах. Все его предки гордо взирали с полотен на стенах Элтонфорда обычными зрячими глазами. Скульптур вернулся через несколько дней, установил на стол перед Диспенсером бюст и, не торопясь, убрал с него красную толстую ткань.