Красотка
Парень выглядел добродушным простаком, и младший администратор Алла немедленно насторожилась.
Кроткие лопушки в клинику «Идеаль Бьюти» не захаживали. Последний визитер такого типа оказался пожарным инспектором.
– Добрый день, – приветливо сказала Алла, незаметно взглянув на часы: была уже одна минута первого.
По утвержденному в клинике протоколу, до 12:00 дежурной следовало приветствовать входящих словами «Доброе утро», затем допускались вариации «Добрый день» и «Здравствуйте», одобренные к употреблению вплоть до 17:00. Потом наступал черед безальтернативного «Добрый вечер».
– Чем я могу вам помочь? – на долгой, как послевкусие хорошего выдержанного коньяка, улыбке проговорила Алла.
Добродушный простак выглядел человеком, которому нужно помочь информацией. Однако многоопытная Алла все же не исключала вариант, что делиться с ним придется чем-то более материальным, как в случае с пожарным инспектором.
Поскольку подкуп лиц при исполнении и откуп от них же находились вне ее компетенции, девушка незаметно нажала нужную кнопочку на служебном мобильном.
При этом в бэк-офисе, расположенном на третьем этаже клиники, служебный телефон дежурного менеджера порадовал его и коллег песенкой, установленной специально на такой случай: «Мы к вам заехали на ча-ас! Привет, бонжур, хэлло! А ну, скорей любите на-ас – вам крупно повезло!».
– Надеюсь, на этот раз не так крупно, как с пожарным инспектором, – озабоченно пробормотал коммерческий директор Владлен Сергеевич Потапов, которого лихая песня Бременских музыкантов оторвала от вдумчивого изучения плана продаж.
Персональный кабинет Владлена Сергеевича был отгорожен от просторного общего помещения в модном стиле «опен спейс» стеклянными стенами, имеющими сугубо символический характер: сквозь них все было и видно, и слышно.
– Петя, сиди, я сам, – выйдя из своего аквариума, Потапов жестом приземлил на стул вскинувшегося было по тревоге дежурного менеджера и направился к лифту.
Тем временем подозрительный добродушный простак непринужденно облокотился на стойку рецепции и послал Алле мягкую застенчивую улыбку и ответный вопрос:
– Мне хотелось бы пройти у вас какую-нибудь процедуру. Что вы мне посоветуете?
«Нет, это не инспектор, – подумала Алла, которая в ожидании менеджера и прояснения ситуации старательно излучала ровное, но сдержанное, в полнакала, гостеприимство. – Скорее, тайный покупатель или специалист по контрольным закупкам».
По опыту Аллы, нормальные клиенты были гораздо более конкретны в своих пожеланиях. Как правило, они приходили подготовленными, будучи уже в курсе всего спектра услуг (широкого) и цен (высоких). Сайт клиники «Идеаль Бьюти» был не только красивым, но и информативным.
Кроме того, расплывчатое пожелание «пройти какую-нибудь процедуру» звучало совершенно не по-мужски – так могла выразиться скучающая богатая дамочка, перепробовавшая все на свете и решительно не знающая, на что бы еще спустить денег.
Ни на такую, ни на какую-либо другую светскую львицу гость ни в коем случае не походил.
– Я вам посоветую побеседовать с компетентным специалистом, – по-прежнему на улыбке ответила Алла и плавно повела рукой, переадресуя внимание гостя вовремя появившемуся Владлену Сергеевичу.
Тот повторил ее жест, указав на мягкий диван:
– Присядем?
Константин Сергеевич Таганцев, выступающий в роли добродушного простака, проглотил неуместную киношную реплику «Спокойно, сядем усе!» и послушно совместил свое собственное мягкое место с диванным.
Владлен Сергеевич Потапов тоже присел и окинул собеседника быстрым взором, призванным оценить его состоятельность по внешним признакам.
Приятный молодой человек выглядел не вычурно без претензий, но в популярном стиле «кэжуал» одет и обут в добротную продукцию спортивных марок средней ценовой категории.
В свете модного у продвинутых супербогачей тренда, начало которому положил любитель незамысловатых джинсов, маек и свитеров Стив Джобс, это мало о чем говорило. Добродушный простак мог оказаться как демократичным миллионером, так и рачительным завсегдатаем стоков и сезонных распродаж. А часов и ювелирных изделий, которые послужили бы верным маркером, он не носил.
Сквозь большое витринное стекло Владлен Сергеевич окинул пытливым взором стоянку у входа в клинику. Три припаркованных на ней «Мерседеса», два «BMW», «Ламборгини», пару заурядных «Ауди» и один «Джип» коммерческий директор клиники буквально знал в лицо – это были машины клиентов, готовящихся к операциям и сотрудников медучреждения. Незнакомых автомобилей на стоянке не наблюдалось, следовательно, простодушный юноша прибыл на такси или даже вовсе на общественном транспорте.
Хотя не исключалась вероятность того, что его доставил личный автомобиль с водителем, временно удалившийся за пределы видимости до звонка хозяина. Среди пациентов встречались и такие, кто не хотел афишировать свои визиты в клинику.
Кроме того, Владлена Сергеевича сбивал с толку тот факт, что непонятный молодой человек явился в клинику в середине буднего дня – это вроде бы выдавало в нем счастливца, живущего по свободному расписанию.
На первый взгляд, загадочный визитер не нуждался в услугах специалистов-косметологов и хирургов-пластиков. Его черты были правильными, а кожа свежей, здоровой, в нужных местах румяной, покрытой естественным загаром, тон которого, однако, был слишком легок для того, чтобы опытный глаз смог определить, в каких широтах он приобретен.
Владлен Сергеевич был почти уверен, что этого лица еще никогда не касалась рука косметолога. Однако и среди клиентов, обращающихся в клинику впервые, встречались очень разные люди.
Потасканные плейбои стремились сохранить былой лоск.
Мужланы в возрасте сорок плюс, особенно остро ощутившие удар беса в ребро, отчаянно жаждали помолодеть под стать своим новым юным красоткам.
Нувориши спешили стереть с себя остаточные следы позорной бедности.
Солидные мужчины с криминальным прошлым очищали и освежали кожу, испорченную наколками и сибирским морозом.
Молодые люди с ухоженными бородами и сложными прическами с косичками и хвостиками увеличивали ягодицы и голени, потому что хотели красиво выглядеть в шортах для серфинга.
Амбициозные ребята из верхнего слоя офисного планктона убирали из-под глаз мешки, в которые стекали пятничные коктейли и ежедневные смузи.
Однако нежданный посетитель явно не относился ни к одной из этих характерных групп.
– Слушаю вас, – сказал Владлен Сергеевич, так и не определившись с выводами на глазок.
Уважительное «Вас» он, как и Алла, произнес так, что было понятно: в данном случае это слово было сказано с большой буквы.
Весь персонал клиники, непосредственно контактирующий с пациентами, был обучен произносить известную форму местоимения первого лица единственного числа в различных вариациях: как бы с маленькой буквы, как бы с большой, как бы с очень большой, выписанной красным цветом и с узорами, как в начале страниц знаменитого «Апостола» первопечатника Ивана Федорова. Хотя кто это такой, в клинике не знали. В «Идеаль Бьюти» никакой печатной продукции, кроме денег, не употребляли.
Владлен Сергеевич склонен был считать, что ни расписной, ни тем более красной буквицы непонятный добродушный простак не заслуживает, но рисковать не хотел.
– Понимаете, я журналист на фрилансе, – задушевно молвил приятный молодой человек, и Потапова сразу же отпустило.
Журналист-фрилансер! Ну, конечно!
Не штатная акула пера, но и не бессловесный обыватель. Не богач, но и не голытьба, с утра до вечера за копейки вкалывающая в офисных рудниках. Понты у него умеренные, доходы неровные, запросы средние, знакомых много, но общение преимущественно виртуальное…
Человек не опасный, при правильном подходе даже полезный.
– Хотите записаться в наш пул лояльных СМИ и получить приглашение на очередной пресс-тур? – понятливо спросил Владлен Сергеевич.
– Ну, видите ли, я в данный момент официально не работаю в каком-либо СМИ, – абсолютно честно признался опер Таганцев. – Но я подумываю предложить оригинальный материал популярному мужскому журналу «Крепкие орехи». Понимаете, у меня там есть приятель, Александр Боровичков, он редактирует авторские колонки и давно просит меня что-то для него написать.
Это тоже была чистая правда: Шура Боровичков приятельствовал с Костей Таганским со школьных лет, при случае с удовольствием слушал рассказы о героических буднях опера и был уверен, что они очень понравятся аудитории мужского журнала. Не меньше, чем байки вора в законе Шурупа, который с подачи предприимчивого Шуры уже вел в «Крепких орехах» свою собственную авторскую колонку.
– Так вы хотите написать о нашей клинике? – улыбнулся Потапов, понизив первую буковку в местоимении до строчной и с облегчением подумав, что это не его проблема: в штате «Идеаль Бьюти» имелся собственный специалист по PR и работе со СМИ. – Подождите, пожалуйста, я сейчас пришлю к вам нашего пиарщика.
– Э, нет, не надо мне пиарщика! Вы что же, подумали, что я у вас бесплатную процедуру выпрашивать пришел? Ну, нет! – Таганцев шире расправил плечи, давая понять, что журналист на фрилансе – человек маленький, но гордый. – Я эту систему знаю: за ваши халявные укольчики придется все тут хвалить и с этим самым пиарщиком бесконечно согласовывать. Я лучше заплачу, но сохраню свободу творчества!
– Вы уверены? – спросил Владлен Сергеевич, взглядом указав внимательно наблюдающей за ними Алле на толстую книгу прайса: пора, мол, неси уже. У нас не очень дешево.
«Не очень дешево» – это был синоним «крайне дорого».
– Вот потому я и прошу вас мне помочь… Большое спасибо! – Таганцев принял из девичьих рук внушительный талмуд с описанием процедур и расценками. – Давайте подберем для меня что-то побюджетнее, но при этом такое, знаете, интересное для мужчин. И не хлопотное по времени, чтобы мне сюда сто раз не ходить.
Получасом позже младший администратор Алла с рук на руки передала новоявленного журналиста хорошенькой, как все в клинике, медсестричке Зое, и та повела страждущего пациента в кабинет мезотерапии.
Внимательно изучив иллюстрированный прайс, Таганцев раскошелился на три процедуры, призванные избавить его от морщинки между бровями, и один сеанс пневмомассажа. Его предупредили, что один массаж никакого результата не даст, но он все равно его взял, по-детски пленившись аппаратом для прессотерапии и лимфодренажа на картинке.
Оперу Таганцеву всегда хотелось примерить космический скафандр, а тут как раз такой случай подвернулся.
– Норочка, начинается! – позвала из гостиной Виолетта Павловна и сразу после этих слов прибавила громкость телевизора.
Под финальный аккорд заставки вечерних шестичасовых новостей Элеонора Константиновна торопливо поставила на изящный сервировочный столик последнюю тарелочку с тарталетками и покатила миниатюрный продовольственный транспорт в гостиную.
– Ух, Норка, ты нас балуешь! – потерла крупные холеные руки Антонина Игоревна, опытным взглядом постоянной посетительницы фуршетов мгновенно оценив количество и качество доставленной к дивану еды.
– Какая же ты все-таки, Норочка, хозяюшка! – добродушно изумилась Виолетта Павловна.
Эта снисходительная похвала Элеонору Константиновну покоробила: ей словно бы намекнули, что настоящие леди – такие, как Виолетта Павловна, например, – не опускаются до того, чтобы собственноручно раскладывать по тарелкам угощение. Даже если это угощение – не самолепные вареники, домашнее сало или вообще какой-нибудь, прости господи, украинский борщ с чесноком, а изысканные тарталетки с креветками и каперсами из «Елисеевского».
Элеоноре Константиновне захотелось взять тарелочку и нахлобучить ее на голову Виолетте Павловне. К ее безупречным парикмахерским локонам цвета золотого топаза тугие бело-розовые завитки креветок подошли бы идеально. Однако Элеонора Константиновна ничем не выдала своих чувств и желаний, ответив Виолетте Павловне лишь доброй улыбкой и смущенным:
– Ах, Вия, вечно ты мне льстишь!
Как будто изысканная и элегантная Виолетта Павловна могла искренне восхищаться таким плебейским талантом, как хозяйственность! Домовитость, рачительность, добросовестность, трудолюбие и иже с ними она ценила исключительно в прислуге, которую считала правильным и даже необходимым всячески шпынять и третировать.
Сама Виолетта Павловна воспитывалась отнюдь не в благородном английском семействе. В свое время ее не научили ни тонкостям аристократической чайной церемонии, ни манерам истиной леди – на рабочей окраине, где она росла, они были не в ходу.
Да и кто мог подумать, что такие премудрости когда-нибудь понадобятся смазливой пэтэушнице без особых амбиций? Амбиции, как оказалось, были у бандита Васьки Грома, с которым юная Виечка встречалась сначала в кустах сирени за гаражами, а потом на съемной хате со скрипучей кроватью и жутким ковриком с лебедями на стене.
Да и предположить тогда никто не мог, что сегодня тот самый Васек Гром звался Василием Николаевичем Громовым и рулил не криминальной пацанвой с паяльниками и утюгами, а крупной сетью респектабельных магазинов бытовой техники.
Вырос Васька, в большие люди вышел! И законную супругу свою Виечку вывел. А уж осваивалась она в дивном новом мире богатых и праздных дам самостоятельно – благо, в деньгах ей супруг не отказывал, а траты на персональных тренеров, инструкторов и прочих гувернеров, ныне именуемых коучами, даже поощрял. Так что держать чашку, не оттопыривая мизинец, и пользоваться столовыми приборами в диапазоне от кофейной ложки до лопатки для икры Виолетта Павловна Громова давно научилась.
– Присядь уже, довольно хлопотать, – чуть раздраженно сказала она хозяйке дома.
Но Элеонора Константиновна сначала переставила тарелочки с сэндвичами, тарталетками и британскими сконами на круглый столик, накрытый белоснежной скатертью, свисающей почти до пола, и только после этого позволила себе опуститься в кресло.
– Надеюсь, мои дорогие, ввиду сложившихся обстоятельств вы извините мне такое отступление от правил, какшестичасовой чай, – сказала она, тонко улыбнувшись.
– Ввиду сложившихся обстоятельств мы извиним тебя, Нора, даже если ты сейчас залпом стакан водки для храбрости хватишь, – хохотнула Антонина Игоревна Ломакина.
Пожалуй, это был завуалированный упрек: Антонина Игоревна отметила отсутствие спиртных напитков, к которым относилась неизменно благосклонно. На фуршетах, до которых она была большая охотница, госпожа Ломакина первым делом значительно облегчала ношу официантов, встречающих гостей с подносами, уставленными бокалами. Причем предпочитала не тонкие вина, которые без церемоний называла кислятиной, а спиртное повышенной крепости.
В отличие от Виолетты Павловны, смолоду уютно устроившейся за каменной стеной-спиной супруга, Антонина Игоревна мужа никогда не имела и нынешнее свое благосостояние выстроила сама. Хотя официально она строила вовсе не его, а сначала коммунизм, потом развитой социализм, начав с удалой и веселой комсомольской работы и закончив ответственным постом вице-губернатора богатого сырьевого региона.
Собственно, госпожой Ломакиной Антонина Игоревна стала не так давно, большую часть жизни она была товарищем Ломакиной. И в качестве боевого товарища ни в чем не уступала коллегам-мужикам: вела деловые переговоры в бане, на рыбалке и в охотничьем домике, стаканами пила водку «за родину-Россию» и «за Сибирь-матушку», громко била по столу кулаком и виртуозно акцентировала свои мысли матом, умело усиливая непарламентскими выражениями ценные руководящие указания.
За свою хлебную должность бой-баба Антонина Игоревна держалась долго, и лишь когда ее с трудом «ушли» на пенсию, начала наверстывать упущенное по части женского счастья и милых дамских радостей.
– Тонечка, не запугивай Норочку, – сказала Виолетта Павловна и снова потискала пухлыми наманикюренными пальчиками телевизионный пульт, усилив громкость звука.
– …трагедии, связанные с неудачными пластическими операциями, – строго глядя в камеру, сказала неопределенного возраста женщина-диктор. – В конце марта во время пластики груди в частной клинике у двадцатидевятилетней пациентки остановилось сердце. В апреле во время пластической операции по изменению формы носа погибла семнадцатилетняя девушка.
– Так нам, бабоньки, еще повезло дожить до наших лет! – фыркнула Антонина Игоревна, загрузив в рот канапе.
Элеонора Константиновна поморщилась: она всячески избегала разговоров о своем возрасте. Виолетта Павловна, глядя на дикторшу, притворно сочувственно заметила:
– И сама-то Катенька очень неудачно блефаропластику сделала, смотрите, у нее на улыбке кожа под глазами крупными складочками идет!
– Реклама о хирургическом изменении внешности рассказывает так, словно сделать грудь четвертого размера или убрать три подбородка столь же просто, как почистить зубы, – продолжила диктор Катенька, не улыбаясь – видимо, чтобы кожа не пошла складочками. – А о всевозможных чудовищных осложнениях говорится лишь тогда, когда скрыть последствия уже невозможно, и жертве хочется с помощью огласки в СМИ наказать навредивших ей горе-врачей.
– Гляди, жертва, сейчас тебя покажут! – бесцеремонная Антонина Игоревна подтолкнула локтем Элеонору Константиновну.
Но на экране появилась не Сушкина, а энергичный молодой человек с микрофоном в руке. Держа его, как эскимо, и бодро перепрыгивая мелкие лужицы, он пружинисто доскакал до крыльца с вывеской медицинского учреждения, на ходу повествуя:
– Клиника «Эстет Идеаль» у многих на слуху: за последнее время на разных телеканалах прошло не менее дюжины программ, посвященных недобросовестной работе здешних врачей. Что может сказать по этому поводу руководитель клиники, профессор Васильев?
План сменился – молодой человек с микрофоном чудесным образом моментально переместился с улицы в светлый кабинет и выжидательно уставился на благообразного пожилого профессора.
– Есть пациентки, которым нужна консультация психотерапевта, а вовсе не пластическая операция, – сняв очки и потерев переносицу, устало сказал профессор. – Потому что…
– Потому что, потому, все кончается на У! Уродством! – задорно перебил собеседника корреспондент, опять телепортировавшийся на улицу. – Миллионы россиян помнят прекрасную киноактрису Элеонору Сушкину…
– А он тоже тебе льстит! – ухмыльнулась беспардонная мадам Ломакина.
Элеонора Константиновна кротко вздохнула.
Внутри нее все кипело и плавилось.
Профессор, старый дурак, чуть ли не прямо назвал ее сумасшедшей!
А Элеонора Сушкина чокнутой не была.
Как, впрочем, и великой актрисой, запомнившейся миллионам россиян.
Эля Сироткина – вот как она звалась до замужества.
Эля Сироткина – это звучало смешно и трогательно, и внешность у молодой киноактрисы была под стать имени: худенькая, большеглазая, с фарфоровым кукольным личиком и хрупкой шейкой. Элечка играла прелестных беззащитных девушек, вроде Золушки, Крошечки Хаврошечки и Настеньки из «Морозко».
Карьера ее была недолгой. Застенчивая красавица с тоненьким звенящим голоском пленила сердце известного писателя Антона Сушкина, сделавшего себе громкое имя на криминальных романах. На страницах популярных произведений Сушкина реками лилась кровь, без счета расходовались боеприпасы, и суровые мужчины в татуировках без устали занимались сексом с красотками всевозможных типажей.
Эля Сироткина, в замужестве Сушкина, лилейной красотой и нежностью выгодно контрастировала с пугающей брутальностью творчества мужа-литератора. Самим фактом своего присутствия в жизни супруга она придавала его образу глубину и загадочность.
«Красавица и Чудовище» – вот такая это была пара.
Чудовище было ревниво, Красавица сговорчива.
Муж-тиран потребовал, чтобы Элечка перестала сниматься, и она подчинилась.
На самом деле, ей и самой уже отчаянно наскучило нюнить и мямлить, изображая очередную кроткую прелестницу, а других ролей для нее у режиссеров не было и в обозримом будущем не предвиделось.
Актриса Сушкина ушла из профессии, но ее круг общения практически не изменился. Светской львицы из Элеоноры не получилось – порода была не та, но она продолжала исправно посещать богемные тусовки, премьеры и презентации.
От нечего делать увлеклась коллекционированием и стала собирать картины, недорого скупая по случаю произведения знакомых художников. Некоторые из ее приобретений с годами сильно выросли в цене, так что к тому моменту, когда Сушкин исписался, потерял расположение наевшейся мяса с кровью публики и вышел в тираж, у его супруги имелись собственные активы.
В начале двухтысячных Антон Сушкин, активно пытавшийся обрести утраченное вдохновение с помощью алкоголя и наркотиков, вместо мира фантазий в один момент перенесся в мир иной.
«Передоз», – шептались в богемных кругах.
«Перемен! Мы ждем перемен!» – ликующе пела душа вдовы.
Мир этого, конечно, не слышал. Все видели зрелую красавицу в трауре, эффектно оттеняющем лилейную бледность тонкого лица.
Именно в это время Элеонора решила, что ее нынешняя внешность диссонирует с ее же внутренним Я, и стала искать машину времени в клиниках пластической хирургии.
– Ой, а судья-то баба! – воскликнула Антонина Игоревна восторженно, как сказочный мальчик, узревший голого короля.
Хотя показывали неплохо одетую даму.
– Что? Боже, нет! Опять она?! – Элеонора Константиновна гневно сжала кулачки.
– Норочка, милая, расслабься, так напрягать кисти рук очень вредно для суставов, у тебя будет артроз, – фальшиво заботливо предупредила ее Виолетта Павловна.
На аппаратную прессотерапию была очередь. То ли процедура пользовалась повышенной популярностью по причине цены – она была самой низкой в прайсе, то ли Константин Сергеевич Таганцев был не одинок в своем желании поиграть в космонавта. Так или иначе, но полежать в подобии скафандра любознательному оперу довелось только к вечеру.
– Да тут прям МКС! – простодушно возрадовался Константин Сергеевич, оказавшись в одном помещении с десятком других «астронавтов». – Привет героическим покорителям космоса!
Судя по оживлению, которое произвело появление Таганцева, здесь и сейчас космос покоряли исключительно дамы. В женском коллективе они чувствовали себя свободно, друг друга не стеснялись, шторки между отдельными кабинками с лежанками не задергивали и коротали время сеанса за болтовней.
С возникновением на пороге двухметрового спортивного вида красавца-мужчины легкий салонный треп пресекся в мгновенье ока. Возникла короткая пауза, которую оборвали восторженно-кокетливые охи и ахи. Неповоротливые фигуры в скафандрах слабо зашевелились, лица расплылись в улыбках.
– Ох, да куда же вы?! – спохватилась медсестричка.
Она попросила Таганцева подождать за дверью, а он не послушался и бесцеремонно вперся. Привычка – вторая натура!
– Дамы, не беспокойтесь, мужчину мы сейчас изолируем! Молодой человек, вам сюда…
Провожаемый плотоядными взглядами и манящими улыбками, Таганцев под чей-то стон «О-о-о, зачем же сразу изолировать?!» сразу с порога был препровожден в персональный отсек – ближайшую к двери кабинку.
Доставив туда Константина Сергеевича, медсестричка распорядилась:
– Вы раздевайтесь, готовьтесь, сейчас к вам подойдет специалист. – После чего покинула отсек и тщательно задраила его, задернув плотные шторы так, что не осталось ни просвета.
Разочарованные дамы дружно вздохнули.
Таганцев этот хоровой вздох услышал, настроение его прекрасно понял, самоупоенно ухмыльнулся и громко сказал:
– Мужского стриптиза сегодня не будет!
– А завтра? – тут же спросил кто-то пытливый.
– Я взял всего одну процедуру, – признался Константин Сергеевич. – Чисто попробовать. Может, мне не понравится. Вам-то тут как вообще?
Дамы загомонили, рассказывая, как им тут вообще и в частности. Хитрый Таганцев включил диктофон в мобильном и, разместив его на стуле так, чтобы качество звукозаписи было получше, принялся раздеваться.
Раздеваться и одеваться Константин Сергеевич умел быстро. Соответствующий навык был приобретен им еще в армии и впоследствии отточен в ходе интимных свиданий, неизменно скоротечных, по причине хронического дефицита времени у опера.
Константин Сергеевич проворно разоблачился до трусов и как раз задумался, надо ли снимать носки, когда пришел обещанный ему специалист.
Это была женщина-врач лет сорока – подтянутая, стройная, улыбчивая, как все в клинике, но при этом с пронзительным взглядом, который мешал безоговорочно поверить в демонстрируемое дружелюбие. Таганцеву врачиха напомнила Сигурни Уивер в фильме «Чужой», и он ощутил себя инопланетянином, которому не светит ничего хорошего. Даже пробормотал малодушно, пока врачиха сноровисто упаковывала его в специальный костюм:
– Ой, может, не надо?