Жилье по обману
Еще бы! Что-то очень интересное происходит!
– О чем?! – мне показалось, что я неправильно расслышала.
– О морге, говорю! Так и спрашивает: аллё, это морг? А дальше неразборчиво, очень быстро говорит, слова сливаются, не разберу…
– О боже… – я растерялась. – Эмм… Вера Марковна, пожалуйста, постучите в дверь! То есть позвоните! В смысле, нажмите на кнопку звонка!
– В смысле, придавите ее пальцем, – довольно ехидно пробормотала Вера Марковна. – Ленусечка, да я уже давлю, давлю… Вот еще ногой постучу…
«Бум, бум, бум!» – донеслось до меня из трубки.
Хм, бабушкина ортопедическая обувь явно сродни стенобитным орудиям.
– Ну? – поторопила я свой засадный полк, не наблюдая развития событий.
– Не открывает, – с сожалением сказала Вера Марковна. – И про морг уже ни гу-гу. Вообще замолчала, ни звука не слышно. Что делать будем?
– Вы еще немного постучите, если вам не трудно, – решила я, распахивая платяной шкаф. – Я скоро приеду.
Разговор пришлось оборвать, чтобы вызвать такси. Из машины я еще несколько раз набирала Наткин номер, но так и не дозвонилась: теперь мобильный телефон вызываемого абонента был выключен или находился вне зоны действия сети.
Таксисту я сказала:
– Гони, как на пожар!
И он послушался, причем даже расспрашивать меня ни о чем не стал, только поглядывал искоса с умеренным любопытством.
О Москве говорят, что это город, который никогда не спит. Это не совсем справедливо: поздним вечером столица все же начинает клевать носом, сонно щурится, задремывает, и это лучшее время для автогонок по городским магистралям – спросите хотя бы стритрейсеров или патрульных ГИБДД…
Через тридцать минут настоящей гонки с визгом колес и запахом паленой резины я выбралась из болида, в который моя воля и мастерство водителя превратили скромный «Рено». В моих глазах расплывались цветные пятна дорожных огней, меня слегка пошатывало и немного мутило, но эти неприятные ощущения терялись на фоне так и не отпустившей тревоги за непутевую сестрицу.
На нужный этаж я поднялась без остановок, на одном дыхании. Краем глаза заметила плавно качнувшуюся дверь соседней квартиры – Вера Марковна отступила на заранее подготовленные позиции, но продолжала наблюдать – и резко придавила кнопку звонка. Он исправно покурлыкал: у Натки очень лиричный звонок, певучий, как птичка. Хотя в этой ситуации я предпочла бы полковую трубу или хотя бы пионерский горн – их невозможно не услышать и трудно оставить без внимания. А вот птичка, увы, была полностью проигнорирована…
Я не стала церемониться и постучала в дверь кулаком. Потом прислушалась…
– Может, стакан дать? – проявляя предупредительность, подсказала сзади Вера Марковна.
– Тогда уж и бутылку сразу, – пробормотала я, испытывая большое желание напиться, забыться и по пробуждении обнаружить, что мне все это приснилось.
За дверью в квартире Натки что-то длинно шаркнуло. Звук был такой, словно по коридору проволокли тяжелый матерчатый тюк, и мне тут же представилось, что это тащат безжизненное тело. Мое беспокойство мгновенно возросло до критической отметки, и я замолотила в дверь с криком:
– А ну, кто там? Открывайте немедленно!
Открыть мне не открыли, зато после паузы послышался знакомый голос, опасливо поинтересовавшийся:
– А там кто?
– Это я, Лена!
– Какая Лена?
– Натка, ты с ума сошла? Сестра твоя – Лена!
– Лена?
В голосе Натки образовалось так много недоверчивого удивления, что я подумала – сейчас она еще спросит: «А чем докажешь?» Я даже загодя полезла в сумку, нашаривая там служебное удостоверение, чтобы приложить его к дверному глазку, но сестрица все-таки поверила мне на слово и открыла дверь. Вернее, приоткрыла ее на длину стальной цепочки.
Я тут же сунулась в проем лицом, и поместившейся в щель половинки знакомой физиономии Натке хватило, чтобы окончательно опознать родную кровиночку.
– Точно, Ленка! – обрадовалась она. Но тут же нахмурилась и спросила:
– А ты сама пришла, одна?
Не оборачиваясь, я дала отмашку Вере Марковне – мол, спрячьтесь, я тут пришла сама, одна! И сквозь щель приоткрытой двери продавилась в полутемную прихожую, едва Натка левой рукой сняла цепочку.
В правой у нее был увесистый и шипастый деревянный молоток для отбивания мяса. Это не успокаивало.
– Фуххх, – шумно выдохнула сестрица, опуская свое первобытное оружие. – Как же я рада, что это ты!
– А кого ты ждала? – спеша осмотреться, я обошла Натку и чуть не упала, в полумраке споткнувшись о здоровенную диванную подушку на полу.
Стало понятно, что именно с таким пугающим шорохом тащили тут по коридору. Однако все остальное – не принятые звонки, не отвеченные сообщения, разговоры про морг и особенно молоток для отбивания мяса – по-прежнему нуждалось в объяснении, и я выразительно посмотрела на Натку.
– Кого я ждала, тех мне видеть вовсе не хотелось бы, – непонятно сказала она и в обход меня и заграждения из диванной подушки протопала в кухню.
Там было светло, а на столе лежала старая, кажется, еще бабушкиных времен, телефонная книга, раскрытая на странице с номерами учреждений здравоохранения. Надо же, этот древний талмуд еще не утратил актуальности?
– С Сенькой все в порядке? – спросила я главное.
– Сенька давно спит, – успокоила меня Натка, одной рукой сдвигая на край стола допотопный телефонный справочник, другой включая электрический чайник. – А ты же знаешь: когда он спит, его из пушки не разбудишь.
Полупустой чайник загудел, затрясся, браво пыхнул паром и выключился.
– Тебе чай или кофе? – спросила сестра.
– Мне, пожалуйста, объяснения! – потребовала я. – Почему ты не отвечаешь на звонки и сообщения?
– Мобильник насмерть разрядился, видишь, я уже с домашнего звоню. – Натка кивнула на подушку в коридоре, стратегически грамотно уложенную под стеной со стационарным аппаратом.
– Почему по больницам? Кто-то заболел? – тут я вспомнила, что упоминался морг. – Или, не дай бог, умер?
– Именно это я и пытаюсь выяснить.
Натка щедро плеснула в чашки кипятка, утопила чайные пакетки вместе с хвостиками, ругнулась и принялась вылавливать ярлычки ложечкой. Моментально раскисшие бумажные квадратики трепетали, как рыбки, уворачивались и липли к стенкам чашек. Натка яростно шерудила ложкой, расплескивая чай. Руки у нее подергивались.
– Прекрати уже! – я отняла у нее ложку, и тогда сестра расплакалась.
Пришлось мне утирать ей слезы, заваривать другой чай – успокоительный, на аптечных травах, поить всхлипывающую и икающую Натку получившимся настоем с острым запахом валерианы и мяты – и все это в нетерпеливом ожидании объяснений.
Сердце заранее сжалось – я предвидела, что услышанное мне вовсе не понравится. Моя сестра по натуре не нытик, она из тех, кто идет по жизни смеясь, с гордо задранным носом… Оттого и спотыкается на каждом шагу.
На этот раз, как выяснилось, Натка не просто споткнулась – она ухнула в яму, которую сама же и выкопала.
Знакомая риелторша – та самая Галина Плетнева – предложила ей соблазнительный вариант обмена «двушки» на «трешку» с доплатой в полмиллиона. Как раз такая сумма у Натки имелась, об улучшении своих жилищных условий она думала уже давно и согласилась на предложение Галины без раздумий. И деньги свои ей отдала – все пятьсот тысяч. После чего Плетнева исчезла – обещала тем же вечером заглянуть, а сама все не приходит, не звонит и на Наткины звонки не отвечает.
Натка предположила:
– А вдруг она снова напоролась на каких-нибудь преступных махинаторов, и на этот раз они ее вообще того… Убили? А деньги забрали… А теперь и за мной придут, в расписке же есть мое ФИО, узнают адрес – и придут…
– А если это она сама преступная махинаторша? Это тебе в голову не приходило?
– Приходило… Но я не хочу сразу думать о худшем!
– То есть, если ее убили, это еще ничего, да? Не самое плохое? – Я побарабанила пальцами по столу.
– Что будем делать, Лен? – Натка озвучила тот же вопрос, что занимал и меня.
– Не знаю. Что тебе в морге-то сказали? И в больницах?
– Ну, там, куда я дозвонилась, никакой Галины Плетневой нет… Но это же не значит, что ее на самом деле нет, она ведь могла поступить и без документов, правда?
– Правда, – машинально ответила я, продолжая обдумывать ситуацию. – Так, Таганцев обещал посмотреть сводки…
– Таганцеву я тоже звонила, но он трубку не берет, – пожаловалась Натка.
– Значит, не может, он за кем-то следит. Но ты же знаешь Костю – он потом обязательно перезвонит… Короче, если с твоей Галиной что-то случилось, это так или иначе скоро выяснится. Но мы не можем долго ждать, поскольку вполне возможно, что речь идет о мошенничестве, а в таких случаях надо действовать быстро. Я думаю, стоит поехать в полицию, подать заявление…
– Ты что? Нельзя! – Натка замахала руками. – Пойти в полицию – это окончательно попрощаться с супервариантом! Представь, если Галина объявится поутру – может, у нее случилась какая-нибудь непоправимая беда с телефоном, или она тупо в лифте застряла, или еще что-то такое же глупое произошло? А я сразу в полицию жаловаться побегу! Она мне этого не простит. У нее же репутация, она в своем агентстве на хорошем счету…
– В каком агентстве, кстати?
– «Санторин».
– Дурацкое название.
– Название дурацкое, а агентство хорошее, солидное, оно давно уже работает, и отзывы о нем хорошие. У них по городу больше десятка офисов…
– Ты там была?
– Нет, мы с Галиной встречались то у меня, то в кофейне, знаешь, на бульваре? «Розмарин» называется, там пирожные «Анна Павлова» такие вкусные…
– Стой, а с чего ты тогда взяла, что Плетнева работает в этом самом «Санторине»?
– Так она же мне свое служебное удостоверение показывала! И визитку свою, и буклеты рекламные разные!
Я застонала:
– На-а-атка! Да в любом подземном переходе у метро какое угодно удостоверение купить можно! Да вот хоть судейское, как у меня! Про визитку и буклеты я вообще не говорю… Значит, вот что нужно сделать: во‐первых, убедиться, что Плетнева действительно работает в агентстве «Санторин». Телефоны их офисов у тебя имеются?
Натка выдвинула ящик и шлепнула на кухонный стол глянцевый буклет:
– Тут все есть… Я вечером уже звонила, но поздно, один автоответчик работал: «Ваш звонок очень важен для нас, бла-бла-бла…» – и никакого человеческого голоса.
– С утра звони им, – я заглянула в буклет. – Вот прямо с девяти ноль-ноль, как они откроются, так и набирай. Постарайся минут за сорок все офисы обзвонить и выяснить, есть ли где такая сотрудница – Галина Плетнева. Если нет… Тогда будем думать дальше.
Я отодвинула давно остывший, так и нетронутый чай и встала из-за стола.
– В любом случае сразу после агентства звони мне. У меня в десять первое судебное заседание, постарайся успеть до него.
– Может, останешься ночевать у меня?
– Ты боишься оставаться одна? – я внимательно посмотрела на сестру.
Она уже приободрилась:
– Да нет, не боюсь. Это я перегнула, конечно, кто там станет ко мне ломиться, тем более и денег в доме уже нет… Просто поздно ведь, оставайся, может, успеешь еще выспаться.
Предложение было заманчивое, но принять его я, к сожалению, не могла. По своему обыкновению я взяла работу на дом, и некоторые бумаги мне нужны будут на завтрашнем заседании.
Пришлось опять потратиться на такси.
Всем понятно, что во время судебного заседания я не буду разговаривать по телефону, поэтому те, у кого ко мне срочное дело, стараются позвонить с утра пораньше. Малознакомые люди дожидаются более-менее приличного времени – восьми утра, родные и близкие не стесняются.
Машка позвонила в семь сорок – я как раз досушивала свежевымытую голову и за шумом фена не сразу расслышала телефонный звонок.
– Мам, тебе звонят! – крикнула Сашка и, резво пробежав по квартире, нашла и принесла мне мобильный.
В отличие от меня, невыспавшейся и хмурой, дочь была весела и бодра. Продвинутые бьюти-блогеры – они знают толк в здоровом образе жизни! Сашка по утрам до школы успевает позаниматься йогой и сделать цикл упражнений по программе фейслифтинга. Хотя на что ей этот фейслифтинг в пятнадцать цветущих лет, это мне бы он не помешал, а то с утра физиономия такая помятая – не разберешь, где еще складки от подушки сохранились, а где уже морщины наметились…
– Да! – гаркнула я в трубку, перекрикивая ревущий фен.
– Ты на аэродроме, что ли? – заинтересовалась Машка. – Решила сбежать? Понимаю.
– В смысле? – Я выключила фен. – С чего мне куда-то бежать?
– Ну, у тебя же сегодня очередная премьера, небось нервишки пошаливают, а Говоров наверняка коварно соблазняет солнцем и морем, вполне мог и сманить уже, – Машка басовито захохотала. – Я бы на твоем месте точно соблазнилась и сманилась! Как ты держишься вообще, не понимаю?
– Ты звонишь в такую рань, чтобы поговорить о моих сердечных делах? – не поверила я. – Что, у вас телевизор сломался, нет возможности посмотреть утренний повтор любимого романтического сериала?
– Уела, один-один, – Машка еще разок фыркнула и заговорила серьезно. – Я звоню тебе сказать, чтобы ты сегодня оставила свою машину на парковке торгового центра. Там и встретимся. Да, у тебя еще жив тот большущий черный зонт? Непременно возьми его.
– Почему на парковке? – не поняла я. – И зачем зонт, вроде по прогнозу только облачность?
– Некогда объяснять, все при встрече, пока!
– Ну пока, – озадаченно ответила я уже не подруге, а гудящей трубке.
Мне тоже было некогда, поэтому я не стала ломать голову, с чего это Машка назначила мне конспиративную встречу в торговом центре.
Я досушила волосы, оделась, взяла сумку-портфель и, как заказывали, массивный зонт-трость, который при необходимости сойдет и за дубинку. Мне его подарили на прошлый день рождения коллеги. Еще шутили, что я смогу использовать подарок не только для защиты от осадков, но и как аргумент в споре с кем-нибудь особо недовольным вынесенным мной судебным решением…
Машка ждала меня у входа в торговый центр, прячась под широким выступающим козырьком. Дождик все-таки пошел, но совсем слабенький, для защиты от него вполне хватило бы и средства для фиксации прически, которое я щедро намазала на волосы поутру. Тем не менее подруга потребовала, чтобы я открыла свой зонт, после чего забрала его у меня и оттопырила локоть:
– Хватайся и пойдем.
– И к чему это все? – поинтересовалась я, едва поймав нужный ритм: вдвоем под зонтом желательно шагать дружно, в ногу, иначе кто-нибудь постоянно влипает макушкой в распяленную на спицах сырую ткань.
– Сейчас увидишь, – пообещала Машка.
Зигзагом пройдя по улочкам, мы вырулили на финишную прямую к месту работы, и я действительно увидела нечто, заслуживающее внимания, а именно длинную очередь к зданию суда. Сразу вспомнились годы тотального дефицита и главный вопрос тех времен: «Кто последний, за кем занимать?»
– Это все за правосудием? – не поверила я. И догадалась: – Все ко мне?!
– Угу, к кому же, – Машка кивнула и задвинула меня так, чтобы закрыть от взглядов стоящих в очереди собственным телом, несколько более крупным, чем мое. – Ты не высовывайся, они вроде тихие и спокойные, но кто их знает…
Прикрываясь огромным зонтом, мы прошли мимо длинной вереницы молчаливых людей. Ближе к крыльцу она заканчивалась, на ступеньки никто не поднимался, зато прямо напротив входа стоял, широко раскинув руки с бумажным плакатом, модного вида юноша.
Лицо у него было одухотворенное и отрешенное, взгляд невидящий, а на рукотворном плакате краснели буквы короткого программного заявления: «Райстрой» – воры! Защитите честных людей!»
– Это еще пустяки, всего лишь одиночный пикет, – объяснила мне Машка. – Я совершенно случайно узнала, что он планируется, – одноклассница моего сына пришла к нему рисовать транспарант. Васька же все стенгазеты для своей школы клепает, он в классе признанный мастер пера и гуаши.
– Похоже, мастеров-каллиграфов было много, – из-за плеча подруги я обозрела очередь.
Чуть ли не каждый в ней имел при себе свернутый рулончиком ватман или большой пакет, наверняка таящий какой-нибудь плакат или растяжку.
– Ну а чему ты удивляешься, сколько там обманутых дольщиков, тысяча? Радуйся, что тут культурный пикет, а не дикий погром или массовая голодовка. Прикинь, лежали бы тут на ступеньках изможденные люди в спальных мешках!
– Да не дай бог!
– А еще по телику недавно показывали протестную акцию дольщиков другого ЖК, забыла название, там такое шоу было! Люди вывесили на фасад недостроенного здания с десяток двадцатиметровых баннеров и вылезли на крышу с сигнальными огнями. Представь: все небо было в красном дыму!
– А что в результате?
– Красивая картинка в репортаже, – хмыкнула Машка.
– И стоило ради этого на крышу лезть?
– Ну, они не только на крышу… Они еще в Кремль постучались…
Я сбилась с шага.
– Фигурально выражаясь! – объяснила Машка. – Дольщики подписали коллективную петицию с обращением к президенту, а заодно к мэру, к его заму по вопросам градостроительной политики, к депутатам Госдумы, к префекту, к кому-то еще…
– А что в результате? – повторила я.
– Вот, ты все понимаешь, – Машка заложила вираж, чтобы на максимальном расстоянии обойти две телекамеры на треногах.
Мудрый Анатолий Эммануилович не ошибся с прогнозом – пресса действительно прибыла, значит, без шумихи дело обманутых дольщиков не обойдется…
– Госпожа Кузнецова! Елена Владимировна!
Кто-то из журналистов меня узнал, я машинально замедлилась, но Машка не позволила задержаться. По-прежнему прикрывая нас зонтом как щитом, она втащила меня на крыльцо. Тяжелая дверь распахнулась сама собой – кто-то изнутри пособил нам, подруга задвинула меня в открытый проем и громко щелкнула в сторону камер складываемым зонтом.
– Немного вызывающе, но вообще правильно, не будем раскачивать ситуацию, – одобрил ее действия Плевакин, осторожно наблюдающий за происходящим во дворе из окна в холле. – А то на соседней улице есть брусчатка, а у нас стекла не бронированные…
– И лица тоже, – пробормотала я, без удовольствия воображая худший вариант развития событий – с метанием подручных предметов непосредственно в судью.
– Доброе утро, Елена Владимировна! – Плевакин перевел взгляд на меня и наиприветливейше улыбнулся. – Как моральная готовность, как боевой дух?
– Как обычно – на высоте, – соврала я, подходя к начальнику, чтобы тоже посмотреть в окошко. – Ну, вот, а я еще сокрушалась, что до суда только четверо обманутых дошли, думала, где же все остальные?
– Сегодня у тебя будет полный зал. Хоть билеты продавай! – пошутил Плевакин.
– Отличная мысль, – поддакнула Машка, вставая рядом с нами. – Я бы еще с телевидения процент попросила, они ж на нас себе рейтинг делают…
– Да, в самом деле, телевидение! – Анатолий Иннокентьевич пригладил волосы, одернул пиджак и критически осмотрел меня. – Ты бы, голубушка, прихорошилась как-то, уж больно бледна, и эти круги под глазами…
– Это мы быстро, – пообещала Машка и потащила меня в кабинет. – Сейчас мы тебя нарумяним, напомадим, причешем…
– Кофе напоим, – просительно подсказала я.
Дверь кабинета распахнулась перед нами так же, как входная: сама собой. Там уже ждали Дима, кофе и булочки. Ну и папки с бумагами, куда же без них.
– Все готово, Елена Владимировна, – доложил мой помощник.
– Начнем по расписанию, – кивнула я.
Натка мне до десяти утра не позвонила. Я не знала, хорошо это или плохо, но была вынуждена отложить все выяснения на потом.
Мудрый Плевакин не зря спросил меня про боевой дух. Чувствовалось, что он понадобится. Атмосфера в зале суда была… необычная.
Обычно-то у нас как? Присутствуют две стороны, интересы которых противоположны, они как плюс и минус, и это создает какой-то баланс. Судья, конечно, нейтрален. Но ты попробуй сохранять нейтралитет, когда весь зал заряжен общим настроением!
Свободных мест в зале не было. Некоторые люди даже сидели на подоконниках и на полу в проходе, однако вели себя спокойно, так что не было повода попросить их выйти. И требовать тишины в зале суда тоже ни к чему: и без того было тихо.
Меня встретили гробовым молчанием – и еще наглядной агитацией: поднятыми плакатами, развернутыми транспарантами. Был даже большой воздушный шар с четкой надписью на боку: «РАЙ-ГРАД=РАЗГРАБЬ!» Убедившись, что я его заметила, владелец шара демонстративно ткнул в него булавкой, и шар шумно лопнул, вероятно, символизируя собой банкротство застройщика. Журналисты это сняли, оператор улыбнулся и поднял большой палец. Мол, отличное начало!
Ну, это для кого как…
Я посмотрела на истцов. Они держались вместе, уже успели познакомиться и договориться: стояли, держа кумачовую матерчатую растяжку с душевной надписью: «Елена Владимировна, вы наша последняя надежда!» Так себе слоган, но не проигнорируешь…
Однако нехорошо это – устраивать в зале суда балаган. Я покачала головой, и ищущие справедливости понятливо свернули свою растяжку. Тогда я кивнула, сдержанно улыбнулась в наехавшую камеру и начала процесс.
Надо сказать, волновалась я зря: порядок никто не нарушал, плакаты и транспаранты быстро убрали, но у меня было полное ощущение, будто в Таганский суд завернула какая-то демонстрация. Полный зал единомышленников – это мощная энергетика!
Что интересно, ответчик даже не попытался ее как-то уравновесить. Если обманутые дольщики были представлены целой толпой, то компания «Райстрой» делегировала всего пару человек: бывшего юрисконсульта и экс-директора.
Юрисконсульт Владимир Петрович Орехов исполнял роль адвоката и на предварительных слушаниях произвел на меня впечатление человека педантичного, добросовестного и довольно безынициативного. А директор «Райстроя» Алексей Игоревич Свекольников и вовсе выглядел неким комическим персонажем. Быстро выяснилось, что он занял свою должность три года назад и проработал всего шесть месяцев. О том, что было до него, Алексей Игоревич не имел понятия, да и нынешнее положение дел представлял себе смутно, чем даже не был особенно угнетен, потому как будущее свое ни с каким строительством не связывал. Свекольников уже несколько лет являлся военным пенсионером, попавшим в кресло руководителя компании-застройщика по какому-то кадровому недоразумению. На все вопросы он с готовностью отвечал «Так точно» или «Никак нет», и разговорить его было невозможно. Он ничего не умалчивал, нет, он просто очень мало знал. Очевидно было, что никакими делами «Райстроя» Алексей Игоревич не руководил, и в суд его отправили как фигуру чисто номинальную.
Но кто отправил?
Кто всем управлял?
Я слушаю, смотрю документы и думаю о том, что дело-то у меня непростое.
Казалось бы, все ясно: компания «Райстрой» приобрела земельный участок под строительство многоквартирного жилого дома. С людьми, желающими купить в нем квартиры, были заключены предварительные договоры долевого участия в строительстве.
– Закон не запрещает использование таких договоров! – вполне справедливо отмечает юрисконсульт Орехов.
– Но он исключает возможность принимать по ним оплату, – напоминаю я.
– Совершенно верно, – кивает Орехов. – Однако ведь компания «Райстрой» и не брала оплату по договорам долевого участия! Деньги принимались исключительно в счет резервирования средств по основному договору.
– Законность этих действий спорна.
– Что не запрещено, то разрешено, – тонко улыбается адвокат.
– Серая схема! Жулики! – шумят в зале.
Я строго смотрю на крикунов. Надо же, подковались они, запоздало разобрались в юридических тонкостях серых схем. Нет бы раньше как следует подумать…
Схема предварительной оплаты и отсроченного владения – отнюдь не новое изобретение. До 2009 года на нее приходилось до девяноста процентов всех продаж новостроек. Обманутые дольщики «Рай-града» попались в эту ловушку на несколько лет позже, когда уже были на слуху печальные истории других пострадавших. Ну почему люди так доверчивы и неосторожны?
«Это ты у сестры своей спроси», – ехидно советует мне внутренний голос.
Справедливо. В самом деле, что это я? Бессмысленно корить Волошиных, Петровскую, Михеевых, Латыниных и еще почти тысячу таких же неудачливых простаков, они и без того уже сурово наказаны, даже не рублем, а миллионами рублей. Им бы помочь теперь, но как?
Я – судья. Я действую строго в рамках закона. А серые схемы – они потому и не черные, что виртуозно балансируют на грани.
Согласно схеме предварительной оплаты, застройщик сохраняет за собой право на владение квартирами и обязуется по договору купли-продажи передать их в собственность дольщиков, только когда построит дом и получит всю необходимую документацию у местных властей. Злосчастный четвертый дом «Рай-града» не достроили и в эксплуатацию не сдали. Значит, квартиры в нем так и не стали собственностью дольщиков.