Окончательный выбор. Собрание сочинений в 30 книгах. Книга 20

– И она…

– Я же говорю: посмотрела на меня, будто я убил человека.

– Что-нибудь сказала?

– Нет… Кажется, на том наш разговор и закончился.

* * *

Большой демографический взрыв. Большой взрыв. И что? Синьор Гатти исчез в начале февраля. От мужа Лючия ушла пару недель спустя. После этого – не значит вследствие этого. Но почему-то часто получается так, что «после» и «вследствие» связаны друг с другом – случается и наоборот, конечно, я не знал статистики совпадений и антисовпадений, но утверждать, будто «после» однозначно не означает «вследствие», я бы не стал.

Во всяком случае, этот момент следовало исследовать особо. Я был бы не прочь собственными глазами взглянуть на квартиру синьора Гатти, на его кухню и его инвалидную коляску, и на следы конфитюра, но это, понятно, невозможно: в квартире наверняка уже давно живет кто-то другой…

Я позвонил в справочную Сан-Тинторетто, узнал нужный мне телефон в муниципалитете, набрал номер и мило побеседовал с секретаршей, сообщившей по секрету (таким, во всяком случае, был ее голос), что квартира, в которой жил исчезнувший синьор Гатти, до сих пор стоит опечатанная, потому что у кого-то в полиции, видимо, застарелый склероз, дело все еще не закрыто официально, и из-за этого невозможно сдать квартиру… да, она принадлежит муниципалитету… а вот об этом нужно разговаривать с комиссаром, поскольку, как я сказала, дело не закрыто, и если синьору удастся надавить… да, я понимаю, что это не в вашей компетенции…

Разговор с комиссаром Стефанелли оказался коротким: я представился, сказал, что занимаюсь расследованием, в ходе которого мне бы хотелось ознакомиться с квартирой… Стефанелли даже не дослушал, его кто-то торопил, чьи-то возбужденные голоса слышались в трубке, да сколько угодно, сказал он, приезжайте, сержант Андреотти пойдет с вами, чтобы потом опять опломбировать… Да, я знаю, все время забываю оформить, дело формально не закрыто… Почему? Нет никакой причины – надо закрыть и сдать в архив, но… Вот, скажем, если бы дело закрыли, разве смогли бы вы побывать в квартире, так что для частного сыска наша недоработка как раз… Вот именно.

Мы договорились, что в Сан-Тинторетто я приеду завтра в одиннадцать, после чего, удовлетворенный даже сверх запланированного, я отправился в офис и выслушал подробный отчет Сильвии, а также получил на руки толстую пачку распечаток.

– Да, – сказала Сильвия, – звонил этот ваш клиент – Лугетти.

– Он сказал, что ему нужно?

– Нет, но говорил возбужденно, как человек, который неожиданно что-то узнал и хочет поделиться…

– Если он опять позвонит, соедини. Я пока почитаю.

И почитал. Синьор Вериано Стефано Лугетти родился, оказывается, 31 марта 1970 года в Милане, где и окончил школу, родители Арвидо Лугетти, заведующий отделом в супермаркете, мать Оливия Лугетти (урожденная Туччи), швея. Вериано – единственный ребенок, поскольку после его рождения синьора Оливия заболела (после этого – не значит вследствие этого, хм…) и лишилась возможности иметь еще детей. Я мог себе представить, как дрожали родители над своим единственным чадом. Впрочем, не обязательно. После школы Вериано приехал в Рим, поступил в университет (учебу оплачивали родители до тех пор, пока на четвертом курсе юное дарование не получило на кафедре место лаборанта), учился отлично, предметом его интересов всегда была космология, после окончания университета остался работать на кафедре физики, на год ездил стажироваться в Соединенные Штаты, в Колумбийский университет, работал у Вейнбурга, Нобелевского лауреата, вернулся через год с готовой диссертацией, которую и защитил в январе 1999 года. Тема: «Расчеты влияния психофизических волновых функций на эмуляционную структуру мироздания с учетом переменных начальных и граничных условий». Тексты его научных публикаций, ссылки на сайты… зачем мне ссылки, я не собирался сам бродить по научным порталам, если есть распечатки… Я еще раз пробежался взглядом по названиям. Хорошо бы иметь консультанта… например, кого-нибудь с той же кафедры, где работал Лугетти, какого-нибудь его коллегу… Да, и коллега этот мог бы мне рассказать кое-что не только о работах Лугетти, но и о нем самом – какой он человек, как к нему относятся на кафедре… Хорошая идея, только с единственным изъяном – мой информатор (правда, у меня его еще не было) в большой долей вероятности после нашего разговора позвонит Лугетти или отправится в его кабинет и спросит: «Послушай, Вериано, что ты натворил, если тобой интересуется частный сыщик, ну, знаешь, такой, высокий, худощавый, с прямыми бровями?» И рассерженный клиент тут же позвонит мне и возмущенно заявит с полным на то основанием: «Я вас для чего нанимал, синьор Кампора? Я вам деньги плачу, чтобы вы за мной шпионили?»

Нет, конечно, платили мне совсем не за это. Значит, при всей видимой перспективности… Ну почему же? Наверняка у Лугетти есть в мире науки не только друзья, но и недоброжелатели, они с удовольствием сообщат мне информацию. А потом надо будет разбираться, что в этих сведениях правда, а что – плод недобросовестного воображения.

Но без консультанта все равно не обойтись. Почему бы не привлечь в качестве такового самого синьора Лугетти – пусть сам расскажет о своих изысканиях, тем более…

– Опять звонит этот Лугетти, – сообщила Сильвия, – соединить?

– Конечно, – сказал я.

– Синьор Кампора, – голос у клиента был не то чтобы возбужденным, скорее наоборот, говорил Лугетти медленно и спокойно, но спокойствие это показалось мне нарочитым – будто человек долго на кого-то злился, а потом взял себя в руки… – если у вас есть сейчас такая возможность, не могли бы вы уделить мне немного времени?

– У вас появилась информация, которую вы мне хотели бы сообщить? – поинтересовался я. – Если нет, то я бы хотел работать… кстати, именно по вашему делу. Пока мне нечего вам сообщить.

– Информации у меня нет, – сказал Лугетти, помолчав. – Просто… Хотел поговорить.

– Хорошо. Вы можете подъехать прямо сейчас? Я буду в офисе до пяти, а потом…

Потом у меня свидание с его супругой.

– Еду, – сказал он…

Синьор Лугетти ворвался в кабинет, как грабитель в банк, и вид у него был таким, будто сейчас он действительно выхватит пистолет, выстрелит в потолок и с криком: «Ограбление, всем лежать!» примется опустошать ящики моего письменного стола, куда я положил распечатки его научных работ.

– Что с вами? – с беспокойством спросил я.

– Ничего не случилось, – сказал он. – В том-то и дело, что ничего. Время идет. Вы не звоните.

– Я пытался понять, в чем вы обвиняете…

– Послушайте, синьор Кампора! Не нужно заниматься тем, чем я не просил вас заниматься. Мне не нужен ответ на вопрос – что сделала Лючия. Я хочу знать – почему.

– Тогда и вы послушайте, синьор Лугетти! Как я могу ответить на вопрос «почему», не зная – что?

Лугетти посмотрел на меня задумчивым взглядом, будто оценивая, действительно ли я такой идиот, каким хочу выглядеть, или я все-таки умный сыщик и только прикидываюсь идиотом, чтобы выманить у него сведения, которыми он по какой-то причине не желает делиться. Что-то общее было в этом взгляде и в том, как смотрела на меня прошлым вечером Лючия, та самая, чей мотив я должен был выяснить, не зная, что именно она сотворила, с кем и когда.

– Знаете, от чего погибнет человечество? – таким же задумчивым тоном спросил синьор Лугетти.

– Человечество не погибнет, – бодро сказал я. – Атомные войны сейчас непопулярны, экологическая катастрофа – выдумка «зеленых», террористы опасны для политиков, но к выживанию человечества терроризм никакого отношения не имеет…

– Ясно излагаете, – с одобрением кивнул Лугетти. – Человечество, чтоб вы знали, погибнет от взаимного непонимания. Когда люди даже на одном языке…

– Хорошо, – сказал я. – Скажите, ваша жена ушла от вас в конце февраля, верно?

– Восемнадцатого, – кивнул он.

– Восемнадцатого, – повторил я. – Синьора Лючия была знакома с неким Джанджакомо Гатти?

Лугетти нахмурился. Похоже, он впервые слышал о Гатти – это было понятно по его взгляду, я мог и не дожидаться ответа. Все-таки я подождал, когда Лугетти скажет «нет».

– Мне это имя не знакомо, – добавил он. – Кто это?

– Он был историком, – пояснил я. – Инвалид. У него не двигались ноги. Одно время работал в университете. Если ваша жена упоминала его имя…

– Она никогда не рассказывала ни о ком, кто… А почему вы говорите об этом человеке «был»? Он умер?

– Я не знаю, умер он или жив. В полиции он числится пропавшим без вести. И жена ваша, возможно, совершенно ни при чем.

– Почему вы о нем спрашиваете?

– Есть предположение… – я покачал головой. – Если бы вы знали это имя, что-то, возможно, стало бы понятнее. А так…

– Гатти, – сдвинув брови, повторил Лугетти. – Инвалид, говорите? Нет, чепуха.

– Что чепуха? – поинтересовался я.

– Я так понял, вы намекаете, что у Лючии могла быть с ним связь. Не могла – говорю с полным основанием. Лючии всегда нравились высокие брюнеты с хорошими мозгами, мозги для нее – главное достоинство мужчины, но и внешность играет не последнюю роль. Инвалид… У таких больных обычно проблемы с… ну, вы понимаете. Нет, Лючия с таким… Чепуха.

– Я вот думаю, – сказал я медленно, наблюдая за синьором Лугетти, – отказаться мне от вашего дела или все-таки продолжать тратить ваши деньги, несмотря на всю бессмысленность моей работы.

Лугетти остался спокойным.