Опоздавшие к смерти. Cобрание сочинений в 30 книгах. Книга 28

***

Если проследить за развитием русской фантастической литературы последнего десятилетия, то создается впечатление, что научное мировоззрение уступает позиции эзотерическому. Фантастика отражает реальные процессы: сегодня гораздо большим спросом пользуются не книги о науке, а оккультная литература. Ученые – не фантасты – спорят друг с другом о том, закончится ли наука в ближайшем будущем, и что возникнет на обломках научного знания. Казалось бы, поскольку науку хоронят сами ученые, то фантасты, стало быть, опять оказались на переднем крае и похоронили науку (а с ней и соответствующую литературу) с достойной уважения прозорливостью.

Однако дискуссия о конце науки ведется не впервые. В конце ХIХ века ученые (физики – в особенности) уже приходили к подобному мнению. В самом деле, что могла в те времена открыть физика? Ньютоновская механика и теория тяготения достигли пределов своего развития, в электродинамике тоже почти все было ясно, разве что, как тогда писали, «на ясном небосклоне науки видно одно небольшое облачко», которое физики рассчитывали прогнать с неба в ближайшем будущем. «Облачком» была проблема бесконечных величин, от которых никак не удавалось избавиться при создании универсальной формулы излучения. Дабы решить проблему, пришлось ввести в физику понятие о квантах, и тогда перед учеными открылось такое неизведанное и абсолютно новое поле деятельности, что о «конце науки» быстро забыли.

А тут еще и Эйнштейн со своей частной теорией относительности… А потом – теория строения атома. Сверхпроводимость…

В общем, физика зажила новой жизнью.

Разумеется, тем ученым, что пророчат скорую смерть науке, прекрасно знаком этот классический пример. Известно им и о том, что на небосклоне нынешней науки не перевелись «облачка». Вот некоторые из них:

– проблема бесконечностей в квантовой электродинамике (все те же бесконечности, с которыми не удается справиться без введения принципиально новых понятий!);

– проблема Большого взрыва (что было ДО и существовало ли вообще это ДО);

– проблема теории единого поля (попытка Эйнштейна объединить одним описанием все известные виды полей не удалась, и кто знает, какие новые горизонты откроются перед физиками, когда такая попытка, наконец, удастся?);

– проблема возникновения жизни во Вселенной (теории спонтанного зарождения признаны неудачными, но нет никаких идей относительно иного возникновения жизни, кроме божественного вмешательства).

Список можно продолжить, и все же ученые, утверждающие, что наука завершает свой путь, как ни парадоксально, правы в своих выводах!

***

На каждом отрезке времени физика, да и другие науки, развиваются в рамках принятой системы парадигм. Система эта изначально ограничена, как любая система, отражающая природу, но не являющаяся самой природой. Следовательно, ограничена и возможность извлекать знание в пределах данной системы.

Как происходит развитие системы парадигм, начиная с момента их принятия? Да точно так же, как и любых других систем, созданных искусственно. Возьмем, к примеру, развитие технических систем, и здесь в качестве иллюстрации можно рассмотреть эволюцию ракетной техники, автомобилестроения, самолетостроения… Да чего угодно!

С появлением новой технической идеи (новой парадигмы – в науке) ее развитие сначала идет медленно, происходит как бы освоение рабочего поля. Затем развитие ускоряется и со временем приобретает экспоненциальный характер. Кривая безудержно рвется вверх, и футурологи с фантастами, пытающиеся экстраполировать данную техническую идею, впадают в грубую ошибку. Вспомним: в середине шестидесятых говорили, что через полвека все жители Земли будут заниматься наукой – ведь число ученых на планете в те годы экспоненциально увеличивалось. Другие футурологи утверждали: скоро все человечество будет работать в сфере обслуживания, поскольку и в этой области наблюдалось экспоненциальное увеличение числа работников.

Прошло время, и случилось то, что всегда случается в развитии любой системы парадигм: экспоненциальная часть кривой сменилась на более пологую. А значит, развитие системы завершается, и скоро произойдет смена парадигм. Система стала самодостаточной, ничего больше в ее рамках не получишь. Так, собственно, и выглядела система под названием «физика» в конце ХIХ века. Медленное развитие в средние века, бурный спурт во второй половине ХIХ века и спад, когда все проблемы, казалось, были решены.

Когда развитие науки переходит от экспоненциальной части к пологой, это действительно означает конец данной науки как определенной системы парадигм. Но за этим следуют не похороны науки, а созревание новых идей, которые в рамках старой системы парадигм поначалу не представляются обязательными.

Оставаясь в рамках системы парадигм современной физики, ученые (и соответственно – фантасты) полностью правы, утверждая, что этой науке приходит конец.

Но правы и оппоненты, утверждающие, что наука будет развиваться, поскольку после смены парадигм (а это непременно случится в ближайшем будущем) наступит новый цикл – с новым пологим начальным этапом, экспоненциальным ростом и последующим спадом.

***

Можно ли сейчас, когда смена парадигм еще не произошла, предсказать, какой станет физика будущего? Для этого нужно быть либо гением уровня Планка или Эйнштейна, либо… писателем-фантастом.

Герберт Уэллс не был гением от науки, но еще в начале века в романе «Освобожденный мир» (1913) описал атомный взрыв – то есть во время смены парадигм предсказал, как будет выглядеть физика, когда развитие выйдет на новую экспоненту. Его «Машина времени» тоже создала новую систему парадигм, но реальная революция в физике этой системы не восприняла. Понятие о времени как о последовательности событий практически не изменилось со времен Аристотеля. Между тем физические понятия претерпели революционные изменения. Не исключено, что в новой физике – науке ХХI века – именно уэллсовская парадигма будет принята на вооружение, хотя для современных физиков-теоретиков это выглядит полнейшим абсурдом. Но столь же бредовой представлялась бы физикам конца ХIХ века теория относительности Эйнштейна.

С появлением принципа относительности Эйнштейна сменилась парадигма, наука начала новый цикл развития. То же произойдет, когда изменится понятие о времени. И думаю, именно решение проблемы Большого взрыва даст возможность изменить существующую ныне парадигму.

Возможно, в рамках традиционной науки окажутся явления, которые сейчас наукой отрицаются либо как несуществующие, либо как недоказуемые. Я имею в виду пресловутые телепатию, ясновидение и даже существование Высшей силы. Находясь в рамках современных представлений о времени и пространстве, мы не сможем ни доказать, ни опровергнуть этих явлений.

Может быть, наука будущего, обнаружив, наконец, принципиально новый тип материи и принципиально новый способ ее существования вне пространства-времени, избавит человечество и от необходимости принимать на веру основополагающие идеи бытия Вселенной?

А если материя может существовать вне пространства-времени, можно ли тогда исключить возможность того, что Вселенная содержит не только материю, но и некую реальную субстанцию, которая материей не является? Думаю, именно тогда вопрос о существовании Творца сможет действительно быть решен эмпирически, и такой подход никого не будет шокировать, поскольку понятие о материальном и нематериальном окажется намного более глубоким, чем сейчас.

***

Я вовсе не утверждаю, что именно такая смена парадигм позволит физике обновиться и рвануться вперед – к новой экспоненте. В конце концов, фантастика предлагает безумные идеи, которые далеко не всегда реально соответствуют новым научным идеям, возникающим при смене парадигм. Но фантастические идеи готовят к тому, что смена парадигм необходима.

Поэтому, на мой взгляд, правы ученые, утверждающие, что науке приходит конец. И писатели, отслеживающие этот процесс, следовательно, правы тоже. Но и те, кто утверждает, что развитие науки бесконечно, не ошибаются! Следовательно, научная фантастика будут существовать еще очень долго.

Современной фантастике необходим принципиально новый класс идей и произведений. Это могут быть идеи о материально-нематериальной Вселенной и произведения о многомерном человеке. Представьте себе фантастический роман, в котором главным героем является некий Петя Иванов, осознавший себя человеком многомерия и сознательно владеющий всеми своими измерениями – как материальными, так и нематериальными. Человек, который лишь в нашем трехмерии откликается на имя Изя, а в других измерениях он может быть, например, больной совестью или идеей нравственного совершенствования. А другой персонаж в нашем трехмерии проявляется, как выброс мощного космического излучения, в других же может оказаться удивительным по красоте существом – предметом любви главного героя.

Представьте себе возникающие коллизии и странный, но чрезвычайно динамичный сюжет. Впрочем, почему читатель должен сам себе это представлять? Это ведь забота автора – придумать, продумать и описать. Но нет таких произведений в современной русской фантастике – впрочем, как и в фантастике западной. В фантастической литературе, как и в реальном развитии науки, все еще продолжается экспоненциальный рост, и писатели упрямо тянут эту выдыхающуюся кривую туда, куда она никогда не дойдет. Между тем, именно литературе будущего принадлежит право ПОНИМАНИЯ Вселенной – речь ведь идет не просто об усладе уставшего воображения, но о необходимом элементе процесса познания.

***

Говорят – рынок. Говорят – читатель любит про звездные войны, про войны земные, про битвы принцев Амбера, про гангстеров, захватывающих планеты.

Что ж, в позапрошлом веке читатель любил читать про путешествия в Африку, а Герберт Уэллс написал странный роман о машине времени. И где была бы современная научная фантастика без этой книги?

Сначала приходит автор и открывает, подобно Колумбу, никому прежде не известный мир. Читатель не хочет идти за автором, читателю хочется привычного. Значит ли это, что автор не должен воображать странное?

Пройдет несколько десятилетий, экспонента нашего развития достигнет стадии насыщения, сломается, и наступит новый этап – мы поймем наконец, что Вселенная действительно бесконечна. Мы ПОЙМЕМ это, а потом ПОВЕРИМ и в конце концов ОБЪЯСНИМ.

Не без помощи фантастики, которая уже сегодня, поняв и поверив, могла бы объяснить читателю, где и как ему предстоит жить.

ЗАХВАТ ПО-АВСТРАЛИЙСКИ

В Сиднее говорят, что ничего подобного не случалось с начала времен. Если говорить об одной, отдельно взятой, Австралии, то, вероятно, сиднейцы правы – на пятом континенте это был первый (и, как надеются, в полиции – последний) случай. Но в мировых масштабах нечто подобное происходило наверняка. В Америке, к примеру. В Атланте несколько месяцев назад маньяк убил тринадцать человек и застрелился при аресте. Или в Лос-Анджелесе в 1994 году. Или в Детройте в 1986 году… Правда, между этими историями и их австралийским аналогом есть одно, весьма существенное, отличие. Точнее говоря, загадка.

Однако не лучше ли – с самого начала?

* * *

Утром 19 апреля 1997 года группа туристов из Европы вышла из гостиницы «Хатчесон» в небольшом городке Порт-Артур, чтобы осмотреть окрестные достопримечательности, среди которых, в частности, был музей аборигенов Австралии. Австралийский Порт-Артур гораздо менее знаменит своего китайско-русского тезки, но тоже по-своему примечателен. Расположен городок на берегу Тихого океана и назван, говорят, в честь самого короля Артура и его рыцарей Круглого стола.

Туристы, о которых идет речь, приехали из Франции, Голландии, Германии и Дании. Был среди европейцев, впрочем, один индус из Дели, затесавшийся в группу по странной прихоти туристического бюро. Всего 32 человека, как стало известно впоследствии. Гид, Моника Синклер, женщина постоянного сорокалетнего возраста, привела группу на набережную, а потом туристы намеревались отправиться в музей.

Мужчину в шортах и широкой рубахе с короткими рукавами видели все. Точнее, должны были видеть, поскольку Джон Пэнфилд и не думал скрываться. Мужчина держал в руке длинный футляр наподобие тех, в которых скрипачи носят свои инструменты. Футляр был, однако, подлиннее скрипичного и, по-видимому, довольно тяжел.

В девять утра на набережной людей – кроме туристов – практически не было. Мужчина с футляром стоял у бетонного парапета и наблюдал, как госпожа Моника расписывает красоты Порт-Артура. Возможно, именно этот рассказ, в котором было множество преувеличений и попросту фантазии, привел мужчину в состояние крайнего возбуждения. Возможно, тому были иные причины. Как бы то ни было, он положил свой футляр на поверхность парапета и достал армейский карабин. По свидетельству немногих оставшихся в живых очевидцев, мужчина секунд пять держал оружие на вытянутых руках, будто не понимал, какой именно предмет извлек из футляра.

А потом открыл стрельбу.

На месте остались двадцать трупов. Больше всего не повезло индусу – он получил сразу две пули, каждая из которых была смертельной. А Монике Синклер повезло – она была ранена в руку, упала и пролежала без памяти до приезда полиции.

Патрульная полицейская машина появилась на месте трагедии через три минуты после начала пальбы. За это время преступник успел перезарядить карабин, выпустить еще одну обойму, а потом, под аккомпанемент безумных воплей и стонов, перешел дорогу, сел в потрепанный «фольксваген» желтого цвета и уехал. Никто не успел рассмотреть номера машины.

Полицейские, прибывшие на место преступления, были потрясены. Медики, прибывшие минуту спустя, не знали, что делать – перед ними было двадцать трупов и тринадцать раненых, из которых пятеро были ранено тяжело. Вызвали подкрепление. Полчаса спустя на набережной осталась толпа зевак, проводившая свое расследование случившегося. Полицейские начали поиск желтого фольксвагена, были перекрыты все выезды из Порт-Артура, а на улицы выехали все имевшиеся в наличии патрульные машины.

* * *