– Хорошо, – отозвался Толстолобов. – Надеюсь, что и у тебя нормально.
– Да, – согласился я.
– Но что-то случилось, – констатировал старший лейтенант. – Я прав?
– Да, – сказал я. – Пропал человек. Уже почти сутки. А ты ж знаешь, как такие…
– На нашей территории? – перебил меня Толстолобов.
– Нет. Пропал по дороге в Домодедово.
– Это отделение… Погоди, адрес у него какой?
– Проспект Вернадского, тридцать шесть, строение три…
– Территория Костомарова.
– Тетя Женя там уже была – еще вчера. Жора, ты знаешь процедуру, а время идет…
– Это твой родственник, что ли? – догадался, наконец, Толстолобов. – Так бы сразу… Хочешь, чтобы я… Ну, по старой памяти…
– За мной должок, – быстро сказал я.
– Само собой. Говори данные.
Я сказал. И о том, куда собрался Николай Генрихович, и о том, что не появился на регистрации, и о такси, и о выключенном мобильнике. Тетя Женя все время порывалась что-то вставить, но я останавливал ее жестом: не надо мешать, сами разберемся.
– Больницы, морги… – начал Толстолобов.
– Исключи. Я все обзвонил.
– Понятно. Ладно, я сейчас свяжусь с Костомаровым и с ребятами из ГИБДД. Твой номер я вижу. Жди, перезвоню.
– Может, нам подъехать? – спросил я, поскольку тетя Женя подавала мне вполне определенные знаки.
– Пока не надо, – сказал Толстолобов. – Послушай, у тебя пенсионка идет, есть вообще какие-нибудь отчисления?
Я не сразу понял, о чем он спрашивает, и на мгновение помедлил с ответом.
– Пенсионка? Да, есть программа. А что, ты хочешь…
– Нет, спрашиваю просто так, – быстро сказал Толстолобов. – В общем, жди.
– Ну что? – спросила тетя Женя.
– Сейчас займутся.
– И даже заявления не надо?
– Потом напишете, задним числом, – сказал я. – Некогда сейчас.
Тетя Женя хотела сказать что-то о московской милиции, я даже представлял, что именно, произнести эти слова вслух она не могла, но наверняка подумала.
– Выпьем еще кофе? – спросил я. – Сейчас нам с вами все равно ничего не остается…
– Колю найдут? – спросила тетя Женя, ответ предполагался только утвердительный, и потому я ответил:
– Конечно.
Если бы я позволил себе усомниться, меня не только не напоили бы кофе, но, скорее всего, спустили бы с лестницы с требованием никогда и ни при каких обстоятельствах не переступать порога этой квартиры.
Мы сидели с тетей Женей на кухне, мобила лежала между нами посреди стола, кофе был, вообще-то, бурдой, видимо, тетя Женя перепутала банки, но я не стал говорить ей об этом. Надо было как-то отвлечь ее от ненужных мыслей, и я спросил:
– А это затмение… зачем его наблюдают? Тысячи раз видели.
– Совсем разные вещи – знать, что кто-то видел, и увидеть самому. Такое выпадает раз в жизни.
– Разве Николай Генрихович… Да вы же вместе ездили, помню, Николай Генрихович рассказывал.
– Да, – кивнула тетя Женя. – В восемьдесят шестом, на Камчатку. Интересное было затмение, с погодой повезло, корона была отличная, никогда не забуду.
– Вот-вот, – подхватил я. – Зачем же Николай Генрихович… То есть, я хочу спросить…
– Почему он сейчас поперся в эту экспедицию? – тетя Женя не стала выбирать выражений, видимо, не раз спорила с мужем, не пускала, говорила то же, что я сейчас хотел сказать, но ведь Николая Генриховича не переспоришь, и если он во что-нибудь упрется… – Да потому, что есть у него идея, которую он собирается во время затмения проверить.
С идеями у Н.Г. проблем не было никогда. Проблемы были у него со здоровьем – не в молодости, конечно, когда они с тетей Женей летом путешествовали по Союзу, объехав его вдоль и поперек, а большей частью – не объехав, а исходив пешком, Николай Генрихович очень любил пешие переходы, тетя Женя этим от мужа заразилась, они как-то пересекли на своих двоих пустыню Кара-Кум – не всю, слава Богу, но какой-то участок, день или два пешего перехода, тетя Женя часто об этом рассказывала: какая была жара (еще бы – июль месяц!), и как плевался верблюд (какой верблюд – они же пешком шли, или верблюд в это время тащил за ними рюкзаки и палатки?), и как они нашли оазис, оказавшийся заброшенной буровой установкой, кто-то искал там воду, но не нашел, и все заржавело, будто не на солнце, а в болоте.
– Что за идея? – спросил я просто для того, чтобы потянуть время.
Тетя Женя посмотрела на меня с сомнением, но и она понимала, что нужно о чем-то разговаривать, иначе захочется плакать, а если себя распустить, то…
– В общем, – сказала она, – когда Коля подавал заявку на участие, то писал, что хочет проверить эффект двойного гравитационного линзирования.
– Двойного… – повторил я, не поняв двух последних слов.
– Ну… Ты знаешь, что свет – это такие частицы, фотоны?
– Вообще-то, – обиделся я, – я окончил физматшколу и еще не совсем забыл… Свет, насколько я помню, не только частицы, но еще и волны. Электромагнитные.
– Правильно. И когда луч проходит мимо очень массивного небесного тела… звезды, например…
– Или черной дыры, – подхватил я, и тетя Женя посмотрела на меня с подозрением: не разыгрываю ли я ее, сам все знаю, а делаю вид… Я вид не делал, о черной дыре вспомнил потому, что она сказала о массивном небесном теле, тут ассоциация и сработала.
– Или черной дыры, – согласилась она. – Или нейтронной звезды. Или квазара. Или галактики. Неважно, лишь бы масса тела оказалась достаточно большой, чтобы поле тяжести отклонило луч света от прямой линии. Так же, как линза отклоняет лучи с их пути, и если линза выпуклая, то свет собирается в одной точке, фокусируется.
– Как в фотоаппарате, – вставил я.
– Как в фотоаппарате, – согласилась тетя Женя. – Поле тяжести звезды или квазара выполняет роль линзы.