Юстициар

Альберт повернулся в кресле и посмотрел на девушку поверх очков.

– Это, дорогуша, поезд, просто поезд, – произносит он, улыбаясь во весь рот, отчего кривые зубы и огромный подбородок делают его похожим на ощерившегося тролля, —железнодорожные пути проходят около окон, поэтому так громко… и светло.

– Дело в том, – наполовину высунувшись из дверного проёма, объяснял Дэвид, – что мы уже привыкли к этим звуками и вспышкам. Да и отреагировала ты как-то чересчур бурно… – он неловко улыбнулся Анне.

Зависнув в этом положении, не зная куда себя деть, он примирительно протянул Анне стакан воды, а сам вернулся в кресло.

– Прости, пожалуйста, я не хотел тебя обидеть, тем более, домогаться или что-то такое… Просто растерялся и обнял, – он вновь улыбнулся, – считай, по-отечески.

От неожиданного признания и от того, что вода немного утихомирила жажду, Анне как будто стало лучше. Она уже всё решила для себя.

– Ты, кажется, собирался дорассказать, как вы, то есть все мы докатились до такой жизни, и всякое такое.

Дэвид картинно пригладил волосы на голове и, видя ряд серых в темноте комнаты зубов, обрамлённых алой улыбкой, продолжил рассказ.

– Так, на чём нас там перебили? Ах, да, “Пайфиас уордс”, гордость военной машины Америки… Пентагон хотел, чтобы суперкомпьютер помогал им предсказывать, когда и где могут произойти, например, крупные военные конфликты или теракты…

– Типа “Особого мнения”, только без джакузи, – перебил его Альберт.

– Что это?

– Это такой двухмерный древний фильм. Там была профилактика убийств, но использовались провидцы, а не нейросеть, конечно же, – с улыбкой ответил Дэвид на вопрос Анны. – “Пайфиас уордс” помимо данных американской разведки получил доступ к средствам массовой информации, анализировал через них реакции на принятие законопроектов в тех или иных странах, частоту нападений экстремистов, задержания журналистов и многое другое. В ходу было модное словосочетание “большие данные”, только эта нейросеть не только кратко и ёмко говорила о том, что происходит в мире, но и прогнозировала ситуацию. Например, что недовольство законопроектом в условной африканской стране обернётся протестами и столкновениями граждан с силовиками. Или, что операция против экстремистов в одной из стран на Ближнем Востоке приведёт к череде терактов.

– Раз система такая полезная, почему я о ней никогда не слышала? Её свернули?

– Конечно, да свернули так, что потом долго срезали углы в пресс-релизах, чтобы снизить число упоминаний. Дело в том, что эта нейросеть вычислила главного агрессора в ближневосточном регионе – США. Из её отчётов выходило, что операции американцев или под их началом и приводят к конфликтам, массовым жертвам и миграции, а потому рекомендовала некоторые решения не принимать. Пентагон укололся своим же ножом. Да, нейросеть показывала нелицеприятные последствия действий и других стран НАТО, и России, стран Африки или Азии, но больше всех, получалось, косячила именно Америка. Подредактировать входные данные министерство обороны не могло, так как неверная информация нарушила бы чистоту прогнозов, что, собственно, привело бы к вопросу о целесообразности использования системы. Поэтому они решили направить ресурс в другую сферу. Был большой откат, ещё один переезд, теперь уже в округ Вашингтон, где суперкомпьютер ещё раз обновили, разогнав до половины зеттафлопса, и погребли под землёй между Капитолием и зданием Верховного суда.

– И вот тогда появился “Юстициар” [3]? – не поднимая глаз на рассказчика, спросила Анна.

Дэвид кивнул. Несмотря на то, что речь шла об общеизвестном и обыденном явлении, его в который поразила мысль о прореживании инфопространства по поводу истории возникновения "Юстициара".

Его голос стал звучать чуть глуше.

– Ну, дальше, наверное, даже ты знаешь. “Юстициару” дали доступ ко всему законодательству, в том числе прецедентам, а также СМИ. Благодаря машинному обучению и самым мощным на тот момент вычислительным ресурсам, нейросеть очень быстро въехала в американские порядки. Ей передали решение небольших судебных тяжб, которые она рассматривала в тысячи раз быстрее обычных судей. Жаловаться на пристрастность “Юстициара” было невозможно, однако недовольных хватало. Поэтому власти одобрили поправки о том, что “Юстициар” может предлагать свои законопроекты, полагаясь на социально-политическую ситуацию в стране и мире. Новые законы, дерьмовые профайлы, огонь без предупреждения, автосуд… Наверняка, ты в курсе. Тогда же, кстати, и Ставровича загребли по подозрению в сливе данных о начинке системы террористам.

Анна опустила голову. Дэвид увидел, как её руки вновь забила болезненная дрожь, и через плечо понимающе переглянулся с Альбертом.

– Подожди секундочку, – сказал он, выходя на кухню.

Девушка, кажется, его не услышала. Вернувшись, Дэвид протянул ей стакан с водой, в котором шипя растворялась какая-то таблетка.

– Выпей это, пожалуйста.

Хищный взгляд, кажется, не выдал девушку. Она быстрым и уверенным движением взяла стакан и залпом выпила содержимое. Отдав пустой стакан Дэвиду, она поудобнее устроилась на кушетке и уставилась в одну точку, как будто чего-то ожидая.

Дэвид вернулся на кухню, а Альберт – к экрану монитора.

***

Когда Анна проснулась, за окнами ещё было темно. Её шея, привыкшая ко сну на улице и чердаках, а также коридорах жилищ случайных знакомых, неожиданно сильно разболелась. Она села на край кушетки и посмотрела на руки, которые, кажется, дрожали чуть меньше. Резкая боль в шее обожгла мозг, превращаясь в мигрень, волнами расливающуюся по телу. Но девушка отдавала себе отчёт в том, где находилась, что с ней происходило, чего обычно как раз и не могла вспомнить после того, как принимала экстази или грибы; а если мешала их с алкоголем и какими-то другими наркотиками, то могла забыть навсегда лицо человека, с которым ложилась в кровать.

Посмотрев сперва на полку с таблетками, Анна перевела взгляд на спины мужчин, наклонившихся над мониторами и тихо о чём-то шептавшихся.

– Я что, уснула?

Дэвид и Альберт повернулись. Когда линзы Анны сфокусировались, она увидела их уставшие, но довольные лица.

– Да, но ничего страшного, – улыбаясь, ответил Дэвид, – ты проснулась вовремя.

Рука Анны медленно заскользила вдоль талии и опустилась за стянутый ремнём край штанов: бельё на месте, кажется, что её действительно никто и пальцем не тронул, а она просто спала. Девушка медленно вынула руку, и в полумраке комнаты её жест остался незамеченным.

– Вовремя? Это для чего? – спросила она, массируя шею.

– Я вёл к этому весь вечер. Ты нам очень понравилась тогда в “Муравейнике”. Поэтому мы и решили с тобой поделиться…

Рот Анны наполнился слюной после этих слов, которую она также незаметно сглотнула.

– Мы решили, – продолжал Дэвид, – что встреча с тобой не была случайной. Именно в том клубе, где мы с тобой познакомились, четыре года назад я встретил Альберта. Перед встречей мой обычно молчаливый друг прилюдно задел какого-то громилу, назвав его тупорылым обсосом. За что – не помню, хоть убей. Он отхватил, даже зуба лишился, кажется… – Альберт широко улыбнулся, показывая отломанный клык. – Ну а я, сидя там, не мог не заступиться, когда ему угрожали, пусть и на словах. Тогда и меня отмудохали. Мы просидели потом там всю ночь, лечились кто чем – Альберт пил какой-то японский вырвиглаз, а я – крепкий пережжённый кофе. – Мужчины переглянулись и улыбнулись. – К утру, когда нас начали выгонять, мы договорились до того, что Альберт поделился трагичной историей из своей жизни: о том, как его брата с его женой упекли за решётку с лёгкой руки “Юстициара”, а он теперь у всех находился в “зоне риска” из-за отрицательной оценки в профайле. Я же поделился тем, как потерял работу и, рассказывая о золотых годах журналиста, поведал то, что уже рассказал тебе – про зарождение пророчествующих нейросетей, суперкомпьютеры и многое другое. Тогда же, наверное, у нас и появилась идея фикс…

– Так, погоди, – Анна закрыла ладонью глаза, – вы не барыги, что ли?

– Чего? Какие барыги?

Альберт хрюкнул и, закрыв рот обеими руками, начал медленно сползать со стула.

– Ну, подпол этот ваш на отшибе, таблетки кругом, чаты с шифровкой… Я когда первый раз к вам попала, подумала, что вы, типа, врачебные рецепты подделываете, а потом продаёте торчкам все эти пилюли из аптеки.

Она потянула руку и взяла одну из баночек с полки – оказалось, что это ноотроп.

Альберт хрюкнул во второй раз, глядя как Дэвид пытается удержать себя в руках.

– Почему ты так решила? – спросил он девушку, которая закрыла лицо руками и смеялась.

– Чёрт вас дери… – выдавила Анна сквозь слёзы, – вы такие смешные. Чего вы тогда понтовались-то… Ой, не могу, – она шлёпнула ладонью по своей острой коленке, выглядывавшей из дыры на джинсах, – истории мне тут травили… Я и подумала, что вы торчкам колёса толкаете, а себе, типа, напридумывали, наверное, про раскрытые двери восприятия, ну, или типо того… А я, дура, конечно, хотела на шару вмазаться. А мне вы что дали, в таком случае, мелатонин?

Она перестала смеяться, вытерла рукавом свитера лицо и с улыбкой смотрела на мужчин.

Глаза Альберта в темноте блестели от смеха, а рот он продолжал закрывать ладонью. Выражение же на лице Дэвида восковой маской застыло со строгим скосом в бровях, морозом в глазах и напряжённым дефисом вместо линии губ.

– Это не смешно, – сказал Дэвид.

Он произнёс это тихо. Настолько тихо, что Альберт перестал смеяться и, быстро переменившись в лице, посмотрел на соседа. Анна увидела в его взгляде волнение. Дэвид приблизился к девушке.

– Энн, мы – хактивисты.

Улыбка застыла на лице Анны, как приклеенная. Альберт переводил взволнованный взгляд с неё на молчавшего Дэвида. Мужчина стоял над ошарашенной девушкой, ожидая реакции.

При попытке издать какой-то звук у Анны задрожала нижняя губа. После она, казалось, вспомнила, что должна хоть изредка моргать. Затем она захрипела: