Крылья нетопыря. Часть II. Трон из костей

Добронрав оторопело уставился на рыжего, не веря собственным ушам. Потом он посмотрел сначала на Куницу, потом на Медка, Ротаню, Лукошко… Все они отводили взгляд и мялись, как нашкодившие щенки.

– Хватит, Жжёный, – бросила Фрезия. – Пацан и так нормально себя показал. Это уже не смешно.

– А кто здесь шутит? – по слогам произнёс рыжий. Он не сводил с Добронрава жестокого взгляда. – Давай, мученый, последнее испытание – и ты мужчина. Ты один из нас. Или проваливай и оставайся мученым до конца дней.

Добронрав медленно перевёл взгляд на рощу. Дубы мрачно покачивались на ветру и чуть слышно скрипели. В глубине царил сумрак.

– Жжёный!

– Заткнись, Фрезия! Ну, мученый, давай!

Мальчишка сглотнул. Медленно, как на экзекуцию к дьяку Епифану Радомиловичу, он побрёл к дубраве. За спиной загудели парни, шёпотом о чём-то переговариваясь меж собой.

Туда, куда сейчас направлялся Добронрав, не ходил никто. В дубраве обитали сирины и алконосты, и ни один лихоборец в здравом уме ни за что не оказался бы там добровольно. Всякому было известно, что сирины зачаровывают людей своим сладким голосом до такой степени, что несчастные забывали, кто они и откуда. Для очарованного не оставалось иной доли, иначе как прислуживать сирину до конца своих дней. Человек не знал и не хотел знать ничего, кроме этого.

Но так было, если напороться первым на сирина. Алконосты же ненавидели людей до того, что убивали сразу, как только видели. Единственные, кого они не трогали, – это слуги своих крылатых собратьев. А точнее, сестёр. Сирины метили людей особым образом – оставляли на запястье небольшой шрам в виде галки или норальской буквы V. После того как знак оказывался на руке, у несчастного не оставалось обратной дороги.

Священники ничего не могли с ними сделать, а сами лихоборцы боялись приближаться к лесу вещих птиц. Сирины и алконосты нападали только в черте своей рощи, весь остальной мир их нисколько не интересовал, поэтому до сих пор никто не нанял ни ривов, ни рытников. За долгие века люди научились уживаться с волшебными существами и поняли, что худой мир лучше доброй ссоры. Просто не суйся в дубраву – и всё будет хорошо. Сиринам и алконостам же и вовсе, окромя своих деревьев, ничего на свете не было нужно.

Добронрав сделал несколько шагов и обернулся.

Все тотчас заткнулись и уставились на него. Парни мялись. Фрезия, стиснув зубы, прижала два кулачка к груди. Жжёный забиякой выгибал грудь и враждебно смотрел на Добронрава.

– Вы смеялись надо мной. Да?

Все молчали. Кто изумлённо, кто со смущением. Жжёный – с угрозой.

– Нет никакой бравой ватаги. Нет испытаний. Вас просто веселило заставлять «мученого» вытворять всякую ерунду. Верно?

– Иди в лес, мученый! – сказал, как плюнул, рыжий.

– Не ходи! – выпалила Фрезия.

Кажется, у неё из глаз выкатилась слезинка, но Добронрав не был уверен.

Из-за крон вверх взметнулись три тени, и бравая ватага мигом растянулась в траве. Добронрав вздрогнул и быстро повернулся назад. Исполинские птицы с человечьими головами медленно парили на огромных чёрных крыльях, улетая в сторону Траволесья. Добронрав проводил их взглядом и обернулся к дружкам. От страха они закрывали головы, как будто это могло защитить их от алконостов.

Сообразив, что опасность миновала, бравая ватага принялась медленно один за другим подниматься.

Добронрав тяжело дышал. Он хмуро наблюдал, как поднимаются из грязи те, кем ещё совсем недавно восхищался до щенячьего восторга. Бледные от ужаса, сгорбленные, будто готовые нырнуть в траву повторно. Даже Жжёного перекосило от страха. Наверное, он и сам это понимал, поскольку злился ещё сильнее.

– Что, мученый, зассал? – Рыжий стоял в полуприседе. Он будто бы всё ещё прятался за высокой травой. На Добронрава он кричал и делал резкие движения, как будто был готов в любую минуту сорваться и броситься на мальчишку.

Добронрав чуть не плакал. Его губы время от времени тряслись, но мальчишка титаническим усилием держал себя в руках.

– Конечно, это же не огрызками в прохожих бросать, – продолжал рыжий. – Ты мужик или нет?

– Жжёный, пошли, а? – сдавленно проговорил Куница. – Чёрт с ним. Они же щас вернутся. Или новые прилетят.

– Нас уже могли заметить! – вторил ему Медок.

– Цыц, я сказал! Значит, так, мученый. Если ты сейчас не идёшь в сраный лес, мы с парнями разворачиваемся…

– Слышь! – зашипела от возмущения Фрезия.

– Если ты сейчас не идёшь, – терпеливо повторил Жжёный, – мы и Фрезия разворачиваемся и уходим. И не дай тебе бог ещё раз попасться мне на глаза. Ну!

– Я не пойду.

– Ссыкло!

Добронрав показал неприличный жест. Рыжий заревел и бросился вперёд, но вся остальная компания повисла у него на руках. Видя, что его держат крепко и не дадут подойти к лесу слишком близко, Жжёный стал рваться ещё сильнее.

Добронрава трясло от страха. Он мысленно молился, чтобы парни всё-таки удержали безумца. Мальчишка с ужасом смотрел, как тот беснуется в руках друзей. Как краснеет лицо Жжёного не то от ярости, не то от напряжения. Не то от страха.

Сзади что-то хрустнуло, и это решило всё. Парни бросили рыжего и со всех ног припустили обратно к обжитым людьми концам Лихобора. Лишившись опоры, Жжёный от неожиданности рванул вперёд и вспахал носом землю. Парень встал и медленно утёрся кулаком. Посмотрел на струйки крови, стекавшей с костяшек на пальцы, и перевёл взгляд на Добронрава.

– Жжёный, пошли! – уговаривала его Фрезия. Тянула за руки. – Мне страшно!

Она смотрела на рыжего такими умоляющими и одновременно преданными глазами, что было совершенно ясно: Фрезия умрёт, но не двинется с места без Жжёного.

Как бы Добронраву хотелось, чтобы на него смотрели так же. Чтобы на него так смотрела Фрезия. Ну, что она – такая красивая, весёлая, живая – нашла в этом придурке? Сейчас она убедит Жжёного уйти, возьмёт его за руку и уберётся подальше от дубрав сиринов и алконостов. А его – Добронрава – снова будут ждать душные, пропахшие воском и пергаментом стены кельи дьяка или монотонный скрип балды, раскачивающейся на толстой верёвке. Ни друзей, ни приятелей. Ни девушки.

У Добронрава не было ничего.

Мальчишка зажмурился, и две слезы одна за другой скатились по щекам. Открыв глаза, он встретил довольный оскал Жжёного – тот всё видел. И Добронраву захотелось провалиться на месте.

За спиной снова что-то хрустнуло. Жжёный усмехнулся и позволил Фрезии себя увести. Добронрав долго смотрел им вслед, пока парочка не скрылась. Потом он обернулся к дубраве, но в лесу как будто всё было спокойно.

И тогда мальчишка дал себе расплакаться. В горячке он пнул ногой высокую траву. Потом ещё раз и ещё. Добронрав бил её, пинал, рвал и бросал так далеко, насколько позволяли утомлённые после балды мышцы. Потом он сел на землю, закрыв лицо руками, и ревел до тех пор, пока не упал на спину полностью без сил. Его всё ещё сотрясали спазматические всхлипы, но слёз уже не было. Добронрав смотрел, как по небу плывут пушистые белые облака.

– Небо такое прекрасное потому, что там нет людей, – прохрипел он себе под нос.

Пролежав так ещё некоторое время, Добронрав встал и принялся отряхиваться. После того как закончил, он ещё долго смотрел в сторону жилых концов Лихобора и не двигался с места. Вздохнул. Медленно, точно боялся увидеть что-то жуткое, повернулся к дубраве.

Сжал кулаки.

– Эти задания для того, чтобы ты понял, что можешь больше, чем сидеть за письмом, – Добронрав, как запомнил, повторил слова Жжёного. – Ты можешь, Добронрав?

И не давая себе опомниться, он быстро зашагал вперёд. Деревья шуршали кронами и пугающе быстро становились всё ближе. Против двенадцатилетнего мальчишки они казались такими огромными и могучими, что невольно замирало сердце.

Добронрав перешагнул невидимую черту, которая отделяла волшебную рощу от остального Лихобора, и поёжился. Вдруг стало как-то прохладнее и темнее. Старые деревья скрипели сами по себе даже тогда, когда ветра почти не было. В густых кронах кто-то нет-нет да носился туда-сюда. Из темноты квакали какие-то существа, но не лягушки. Лягушки так не квакают. Мох под ногами вспучивался и рвался, если на него наступить. Иногда после этого тонкой струйкой брызгала мутная жижа.

Мальчишка с ужасом разглядывал, как толстые ветки одного дерева сплетались с другим, образуя целые мостики, по которым такой парень, как Добронрав, сумел бы пройти без проблем.

Мальчишка чувствовал себя очень маленьким и ничтожным. Он ощущал неотступное, всеобъемлющее, гнетущее присутствие тайны. Лес хранил множество секретов. Десятки леденящих кровь историй ходили об этом месте, и никто не знал наверняка, что из этого выдумка, а что случилось на самом деле. И наверняка здесь было много такого, о чём никто так и не узнал.

«Даже не думай туда ходить, – припомнил он слова наставника Епифана. – Это место дедера».