– Ну-ка, ну-ка, – заинтересовался Илия.
– Мы с братом Якубом уверены, – начал тощий (и преподобный голос Синода едва заметно крякнул от самодовольства – угадал, кто есть кто), – мы считаем, что церковь проглядела такое поистине величайшее собрание нечисти.
– Ну, то есть, – поддержал друга Якуб, – они же не сразу откуда-то взялись в таком количестве. Стало быть, где-то собирались, как-то добирались до места сбора.
– И кто-то всё это дело координировал, – добавил Генрикс.
– Ну, положим, кто всё это координировал ясно и так. Что вы предлагаете, братья? И как эта книжка, – Илия ткнул указательным пальцем в исписанный пергамент, – нам поможет?
– Мы предлагаем выжечь калёным железом самое зерно ереси и колдовства, – глядя прямо в глаза преподобному, вымолвил Генрикс. – Мы предлагаем Священному Синоду, в вашем лице, преподобный отец Илия, посмотреть правде в глаза и покориться неизбежному.
– Мы предлагаем ввести во всех государствах правоверного Горнего святую инквизицию, – пояснил пузатый Якуб.
Илия молчал, предоставив говорить святым братьям. Но взгляд его не предвещал ничего хорошего.
– Нет никакого сомнения, – тем временем продолжал Генрикс, – что во всех переправах и сношениях с нечистым Безумному риву помогали ведьмы и колдуны. Да и сами ривы, по чести сказать, – он положил руку на сердце, – недалеко от малефиков, сиречь зловредителей и колдователей ушли.
– Поэтому мы считаем необходимым, – продолжал толстяк, – и единственно верным в сложившихся условиях, начать борьбу с ересью и колдовством самыми жёсткими методами. Время разговоров кончилось. Они первые начали эту войну, и мы обязаны дать им достойный ответ.
– А книга наша, – вернулся к предмету разговора длинный, – руководство для всех священнослужителей, мирян и даже будущих инквизиторов по поиску малефиков и порядку проведения судов над ними. А также содержит в себе наиболее полный и точный перечень всех самых распространённых малефиций.
– Сиречь злодеяний, – пояснил Якуб.
– Вы понимаете, что предлагаете довольно радикальные меры? – осторожно поинтересовался Илия.
Святые братья кивнули.
– А что вы думаете на тот счёт, что в деревнях, например, жители лечатся у оных малефиков? Известно ли вам, что мелкому ведовству и гаданиям с малолетства матери учат своих дочерей? Прекрасно зная, как церковь относится к подобным деяниям.
– В нашей книге содержится исчерпывающее объяснение, почему ведьм терпеть нельзя, и прилагается список их злодеяний. Нужно лишь просветить народы на сей счёт.
– Кроме того, – хитро прищурился Якуб, – имущество тех, кто будет признан в колдовстве и злодеяниях, должно быть списано в пользу церкви. Для уменьшения его вины перед Богом, конечно же. И десятую часть от оного имущества отдать тому, кто выдал малефика. Мы уверены, это существенно подстегнёт честных граждан.
– Равно, как и нечестных, – произнёс Илия.
– Вот поэтому, – развёл руки Генрикс, – на подобных процессах должны присутствовать не только инквизиторы, но также органы светской власти, местный епископ, и каждому обвиняемому будет положен адвокат дедера для защиты. Виновные понесут заслуженное наказание только после самого тщательного расследования.
– Ибо зло слишком высоко задрало голову, преподобный отец, – мрачно обронил Якуб.
Илия на некоторое время задумался, а потом медленно заговорил:
– Я благодарю вас, братья, за ваше рвение.
Генрикс и Якуб смиренно поклонились.
– Но прежде, чем дать вам какой-то ответ, я должен подробно изучить ваш труд.
– Мы полагаемся на вашу мудрость, – поклонился Якуб.
Святые братья молча удалились, а Илия смотрел на рукопись так, словно перед ним был клубок из самых отвратительных гадов, каких только способно породить человеческое воображение.
Быстро убрав «Молот ведьм» в ящик стола, голос Синода запер его на ключ и огляделся по сторонам, словно боялся, что кто-то заметит. Потом он осенил себя священным знамением и вышел из кабинета.
В отличие от предыдущего голоса – преподобного отца Элестара, который утопал в делах внутри своей светлицы, почти не покидая её; Илия взял себе за правило больше ходить по Храмовым скалам. Это позволяло держать у себя в руках многие полезные сведения, не прибегая к услугам разного рода прознатчиков и наушников. Кроме того, подчинённые должны видеть своего предводителя. Его дела должны вершиться прямо у них на глазах, и тогда ни у кого не возникнет соблазна оспорить его право на главенство.
Между тем Илия миновал просторную галерею с высокими потолками, испещрёнными фресками. Он шёл, заткнув левую ладонь за пояс, а второй мотая из стороны в сторону. Встречные кланялись ему каждый соответственно своему рангу. Челядь гнула спину чуть не до колен, простые священнослужители в пояс, отцы-настоятели семинарии прижимали руку к сердцу и кланялись на уровень груди. Если встречался кто-то из Синода, то приветствовал преподобного просто кивком головы.
Илия кивал им всем в ответ.
Преподобный отец оставил позади галереи главного храма, площадь перед ним, несколько часовен и третий корпус семинарии. Почти под самыми воротами детинца он свернул и дошёл до невысокого насыпного холма с квадратной дверью у подножья. Илия вошёл и спустился по широким каменным ступеням. Лестница вилась вокруг кирпичного столба и уходила далеко вниз, почти ниже уровня моря. Вдоль деревянных перил, каждый десять локтей, чуть слышно потрескивали факелы.
Голос Синода прошёл по узкому коридору с низкими потолками, освещаемому тусклыми лампадками. Потом он попал в просторный грот, откуда вело несколько пещер. Нырнув в среднюю, Илия снова спускался вниз.
Теперь мимо него пролетали широкие деревянные двери, проёмы для которых выдалбливались прямо в пещерах. Одни двери заперты накрепко, и за ними можно было услышать что угодно – от монотонного хора молитвословов до звонкого лязга железа.
Некоторые двери широко распахивали свой зев, и в щель прохожий мог видеть людей в серых грубых балахонах и островерхих капюшонах за спиной. В одних помещениях люди сидели за рядами столов и внимали наставлениям седовласого старца у навощённой доски, висевшей на стене или поставленной на треножник, – как в обычной семинарии. В иных отнорках пещеры храмовые послухи проходили полосу препятствий из раскачивающихся из стороны в сторону кожаных мешков с песком, маятников, на концах которых крепились лезвия или дубинки с шипами, и прочим вращающимся реквизитом, который враз мог лишить неосторожного человека жизни. В третьих – голых по пояс мужчин испытывали огнём. В четвёртых учили долго находиться под водой. В пятых пронзали насквозь различным оружием, поучая терпеть боль.
Периодически святому отцу встречались полуобнажённые послухи, строем бегущие куда-то.
Выйдя из пещеры, Илия оказался в просторном каменном тупике, из которого вела одна дверь. С двух сторон от двери стояли крепкие дубовые лавки.
Илия вошёл без стука и громко захлопнул за собой дверь. Трое отцов-настоятелей – Евтифрон, Саддок и Йегахонон – подняли головы. Старцы сидели за незатейливыми дубовыми столами на узких лавках и скрупулёзно что-то писали на тонких листах пергамента. Сама келья отнюдь не была большой, но вмещала в себя три стеллажа с книгами, столы, расставленные покоем[1 - Аналог русской буквы «П».], увесистый сундук – справа от двери и круглую вешалку для верхней одежды. Под высоким потолком и на стенах висели канделябры со множеством свечей. Кроме того, свечи стояли в подсвечниках прямо на столах и на сундуке.
Отцы-настоятели рытников вопросительно посмотрели на голос Синода.
– Чем заняты, милостивые государи? – без приветствия жёстко поинтересовался Илия.
– Работаем, – коротко ответил Евтифрон.
Илия сел на край стола и с интересом взглянул на пергамент отца-настоятеля. Тот пододвинул бумаги к голосу Синода и с вызовом подбоченился.
– Почему-то я всегда думал, – Илия задумчиво почесал переносицу, – что отцы-настоятели рытников чему-то учат этих самых рытников.
– На это есть отцы-наставители, – мрачно ответил Саддок. – Я думал, святейшему отцу Илие это известно.
– Да, про таких святых братьев я тоже слыхал, – покивал Илия. – Тогда зачем, собственно, нужны вы? Какой от вас толк?
– Я что-то не пойму, Илия, – Евтифрон угрожающе привстал, – мы чем-то прогневали Священный Синод? Что это за балаган? Кому, как не тебе, знать, в чём состоит наша работа? Ты как-никак семь лет прослужил в нашей канцелярии, пока тебя не перевели в главный храм, а затем в Синод.
– Ты прав, святейший Евтифрон, до определённого дня я тоже пребывал в слепой уверенности, что многое знаю о вашей работе. И даже полагал, что вы не зря вкушаете свой хлеб. Ровно до того дня, когда ересиархов выкормыш показал вашим великим воинам кузькину мать.
– Осмелюсь напомнить, – выпалил Йегахонон, – что наши рытники всё-таки победили.
Илия картинно рассмеялся.
– Пятьдесят воинов Храма кое-как справились с одним приспешником Азаря! Нам очень повезло, государи мои, что во время набега Безумного рива, Гааталия оставался в темнице. Уж не знаю, отчего ему не удалось оттуда выбраться, боюсь, тогда никакой обряд Ронаха нам бы не помог. Кому из вас хотя бы отдалённо известно, как Гааталия сделал это? – Илия встал и обвёл всех троих тяжёлым взглядом.
Конечно, все понимали, что голос Синода имеет ввиду несколько последних ударов отступника, которые повергли в шок всех без исключения священнослужащих.