Отставник

– Поел. Но… он сказал, что к нам не хочет.

– Сергей, подойди! – позвал полковник.

– Генка не хочет к нам. Я только что с ним разговаривал, – вместе с супругой подошёл майор к Михалычу.

Словно не слыша констатации факта, полковник заговорил:

– Звонил знакомый из Генштаба. Сказал, что интернат хороший. С современным оборудованием, преподавателями чуть ли не профессорами, передовой методикой обучения, обеспечением по первому разряду и прочим. Его ведомство как раз его и курирует. Посоветовал не думать, а направить парнишку туда. Обещал проследить, чтобы всё было хорошо.

– В интернат? – едва слышно всхлипнула женщина.

– Тише, – успокаивая произнёс майор и обращаясь к Михалычу спросил, – ты ему доверяешь?

– Да, Серёж, как себе, – спокойно ответил полковник.

Глава 2

«Я же им говорил, что не хочу расставаться! А они не послушали, уехали», – лёжа в кровати размышлял Гена. Родители уехали поздно вечером, и он никак не мог уснуть. Он каким-то образом чувствовал, что больше их не увидит. А ещё Генка боялся ночи, но не темноты как таковой, а обстоятельства, что придётся закрыть глаза и погрузиться в сон. Раньше он не понимал, что за картинки видит пока спит потому что, проснувшись он их быстро забывал, но как ему исполнилось пять лет, то, что ему снилось начало обрывками, разрозненными фрагментами оставаться в памяти и он не знал, что с этим делать. Он хотел поделиться открытием с мамой, но она уехала и больше не вернётся. Гена отчётливо это понимал и не хотел их отпускать, но его не послушали.

Известие, что папы и мамы больше нет он случайно подслушал из разговора тёти Кати с кем-то по телефону. Она громко вскрикнула и стала причитать, повторяя: «Как же так. Как же так. Что же будет с Геночкой?! Он совсем один остался». И после этого он замкнулся в себе. Ему было страшно, что остался один, что такой хороший, тёплый окружающий мир где его любят, заботятся – рухнул.

От потери родных он долго не мог прийти в себя. Подолгу сидел в своей комнате и смотрел в одну точку. Перед его глазами мелькали приятные моменты жизни: как он гулял с мамой и папой и ему купили мороженое, что он с отцом пошёл на какой-то спортивный матч, где двадцать два взрослых мужчины бегали за одним мячиком, пиная его из стороны в сторону. Он не понимал смысла игры, но с интересом смотрел, как спортсмены стараются добраться до единственного мяча и со всей силой бьют его как можно дальше от себя.

За воспоминаниями его не беспокоили, и он так и продолжал бы сидеть в одиночестве, как в один из дней, когда в квартире было много народу не зашёл знакомый дядя. Заданный вопрос его заинтересовал и всколыхнул потаённые уголки памяти. Ответ сам пришёл ему на ум, а потом… потом всплыли казалось позабытые сны, что он когда-то был солдатом – лучшим солдатом.

***

– Добрый день, проходите.

– Я…

– Мне звонили, что вы приедете. Мальчик с вами? – говорила средних лет женщина, восседавшая в кабинете за массивным, ещё советских времён постройки столом.

– Да, – ответил военный.

Сергей впервые оказался в ситуации, что робел от возложенной на него миссии. После долгих обсуждений, споров и увещеваний Николай Михайлович поручил ему доставить в целости и сохранности в специнтернат ставшим сиротой Генку. Решающей крупинкой, перетянувшей чашу весов к этому решению стало желание самого ребёнка. Никакие уговоры, просьбы, обещания сердобольных женщин не смогли переубедить упрямого мальца стать сыном кому-либо из семейных пар. И сейчас Сергей находился в кабинете директора специнтерната – Валентины Сергеевны Самсоновой. От опытного взгляда офицера не скрылась аккуратность, ненавязчиво изучающий, оценивающий взгляд собеседницы. Никакой кричащей косметики, никаких побрякушек. На столе ничего лишнего. Все бумаги аккуратно сложены в папки, одну из которых при его входе она тут же закрыла. Сам кабинет обставлен добротно, но никакой личной или другой информации, позволяющей сделать вывод о хозяйке кабинета ни на стенах, ни на столе не было.

«Бывшая разведчица-нелегал», – сделал вывод майор.

– Прошлись? Посмотрели? Если есть какие-то вопросы, задавайте, – осведомилась Валентина Сергеевна.

– Да, погуляли немного, – ответил майор. Специнтернат при Министерстве обороны располагался в ста километрах от столицы в живописном уголке посреди леса, укрытый от посторонних глаз непримечательными вывесками и отсутствием указателя при съезде с основной трассы. Но плохая, в ухабах, явно никогда не вида?вшая ремонта идущая вглубь леса дорога всего через несколько километров приобретала ухоженный вид и практически идеальное покрытие. На въезде на огороженную высоким забором территорию с предупреждающей надписью: «Собственность Министерства обороны. Проход закрыт», контрольно-пропускной пункт с автоматическими воротами.

Сергей думал придётся потрудиться, чтобы его вместе с задремавшим на заднем сиденье машины мальцом пропустили внутрь, но ворота открылись и автомобиль беспрепятственно заехал на охраняемую территорию, а что территория охраняется майор заметил сразу. Ему не раз приходилось бывать на спецобъектах, иногда инспектируя, но в основном «играть» плохих дядей, вознамерившихся совершить диверсию. И он сразу обратил внимание на количество камер видеонаблюдения, пассивных охранных систем и это его удивляло. Туда ли он приехал?! Слишком основательная система безопасности для объекта: «Интернат», пусть и при таком серьёзном ведомстве.

– Вижу вашу растерянность, – после недолгой паузы, продолжила Валентина Сергеевна, – давайте сама расскажу об учреждении.

– Интернате, – поправил Сергей.

– Мы стараемся не упоминать это понятие и заменяем его словом: «Учреждение». У детей кто постарше слово «Интернат» ассоциируется с неприятными образами и по рекомендации психологов стараемся исключить его из общения, – Валентина Сергеевна говорила быстро, словно ей каждый день приходится отвечать на одни и те же вопросы неоднократно.

– «Учреждение», звучит как-то… – не закончил свою мысль офицер.

– Да, учебное учреждение с постоянным пребыванием. Знаете, у спортсменов широко используется форма подготовки – спортивная школа с постоянным пребыванием. Но мы с вами отвлеклись.

– Извините. Гене сейчас шесть, а вы сказали, что есть дети и постарше.

– Предполагаете, что старшие станут обижать малышей? Не волнуйтесь, – впервые за всё время разговора Валентина Сергеевна улыбнулась, – за пять лет существования таких фактов не было, – Сергей хмыкнул и это не скрылось от опытного взгляда директрисы. – Понимаю, что поверить трудно, а тем более сразу довериться незнакомому человеку, но за порядком у нас смотрят даже не преподаватели или воспитатели, а сами дети, что поступили в учреждение в первый набор.

– Странно это всё, – пожал плечами офицер. Для него, а в особенности для женской половины принимавших участие в решении судьбы Генки, интернат вызывал отторжение и неприятие. Только настойчивость и упрямство самого парня заставило смириться с выбором. – Да, ещё хотел спросить. Как с посещением и… что потом? Специальность или институт?

– С посещением никак. Оно строго запрещено. Знаете, у большинства детей совсем никого не осталось и выделяться, пусть и редким, но общением с дальними родственниками, коими считают себя бывшие коллеги, мы настоятельно не рекомендуем. А на второй вопрос отвечу на примере. Учреждение функционирует давно и несколько детей достигли совершеннолетия, и вышли из его стен. Двое поступили в военный ВУЗ, а один человек в гражданский. Всем выделены сертификаты на жильё и подъёмные. И не сомневайтесь, у нас обучение построено по другой программе, не то что гражданские интернаты, – тут Валентина Сергеевна поморщилась, – мы с раннего детства готовим к самостоятельной жизни, чтобы, когда они выйдут за стены во взрослую жизнь, окружающий мир не стал для них шоком.

– Даже так?

– Да. Классы у нас небольшие. По пять-шесть человек. Образовательная программа построена, как и в средней школе, но с углубленным изучением физики, химии, литературы, языков и…

– Извините, – перебил офицер, – но насколько знаю, если у кого-то предрасположенность к точным наукам, то литература и искусство ему будет даваться нелегко.

– Вы правильно заметили: «Предрасположенность». В начале по специальной методике определяем предрасположенность и только потом начинаем обучение. Сильные стороны, что у воспитанника лучше всего развиты и даются легко – усиливаем, помогаем раскрыться, а слабые стараемся нивелировать или заместить.

– И как, удаётся? – не поверил Сергей. У самого трое растут, а чем хотят заниматься так и не определились. То всеми вмести в секцию шахмат запишутся, походят недолго и бросят, то на борьбу, то на футбол, то на моделирование, но результат один и тот же. Всего на пару недель хватает запала.

– Удаётся, – кивнула Валентина Сергеевна, – и как не прискорбно признать, чем раньше к нам попадает воспитанник, тем легче с ним дальше.

Офицер промолчал. Понятно, что перевоспитать человека невозможно, можно только воспитать и делается это в первые осознанные годы жизни, когда закладываются основы морально-этических норм.

– Что ж, думаю ответила на ваши вопросы. Есть пожелания или просьбы?

– Звонить можно?

– Можно, номер у вас есть. Это служебный телефон. Позвонив, вам ответят на все вопросы касаемые воспитанника.

– Мы тут вещи собрали, игрушки… они в машине остались.

– На первое время вещи пригодятся, оставляйте. И если есть любимая игрушка, а остальное – лишнее. Вам нужно время попрощаться?

– Да, – ответил Сергей. Теперь до него дошло, что с большой долей вероятности Генку больше не увидит. Оставалось ещё много вопросов, но в голове всё смешалось. Пока ехал он проговаривал их, а сейчас растерялся. Первоначально у него было желание взять с собой жену, но, когда договаривались о встрече, настоятельно рекомендовали не брать в качестве сопровождающих лиц с сильным эмоциональным фоном и ему пришлось ехать одному.

Дверь кабинета раскрылась, Сергей вышел. Мальчонка продолжал сидеть в коридоре с интересом разглядывая развешанные на стенах постеры. Сергей обратил внимание на красочно оформленные, больше походившие на произведение искусства плакаты. Они в неназойливой форме, в картинках, рассказывали-показывали устройство Вселенной, правила личной гигиены и ещё много чего, но тут мальчонка спрыгнул с дивана и подошёл к нему.

– Дядя Серёж, ты уезжаешь?

– Да, мне пора. Сейчас выйдет Валентина Сергеевна… – как трудно сказать пацану, что он останется тут… один, в незнакомом, чужом доме. Пусть будет обут, одет, накормлен и под присмотром, но… один. В принципе, как и эти больше полугода, что прошли с гибели его родителей Генка оставался один. Он не реагировал на ненавязчивые предложения остаться с кем в семье, но иногда играл с ребятишками – детьми офицерско-сержантского состава. Но не надо быть провидцем, что Генка – этот пацанёнок шести лет отроду выбрал для себя судьбу. Его и отговаривали, и упрашивали, но не по годам быстро повзрослевший ребёнок стоял на своём. И сейчас, вместо того, чтобы ныть или упрашивать его не оставлять в чужом доме, он стоял и спокойно смотрел своими невинными, но серьёзными глазами на Сергея. – В машине твои вещи, пойдём заберём.

– Хорошо.

Они вышли, прошли немного и оказались на крытой парковке. Сергей всё время, что они шагали по ухоженным дорожкам, ожидал, что вот-вот Генка кинется к нему, сожмёт руку и скажет: «Дядя Серёж, забери меня», но они шли молча. Генка с интересом глазел по сторонам, а на душе Сергея кошки скреблись.