Второй сын. Сборник рассказов

– Меня сегодня вызывали в КГБ, – не оборачиваясь, буркнул Петрофанов. – По делу Гришакова.

– Петрофанов, – Глаша присела на кровать, прикрыв рот ладонью. – Ты же ни в чем не замешан? Или замешан?

– Глаш, – оторвался тот от унылого пейзажа. – На дворе семьдесят шестой год. Заметь, не тридцать седьмой.

– Смешно, – кивнула Глаша. – Можно подумать, что-то изменилось?

***

– Ну что там? – Валентина Петровна дернула мужа за рукав пижамы.

– Тише ты! – Михаил Андреевич оторвал ухо от банки, приставленной к стене соседской комнаты. – Он вводит ее в курс дела.

– Вводит он, – дернула плечом Валентина Петровна. – Ты все правильно написал?

– Да правильно, успокойся, – зашипел Михаил Андреевич. – И бумаги приложил, какие надо.

– Беспокоюсь я, – Валентина Петровна одернула юбку. – А вдруг их не выселят. Ирочке с мужем не всю жизнь в общаге-то.

– Ты куда? – Михаил Андреевич грозно затопорщил усы.

– Пойду спрошу, может, помочь чем, по-соседски, – Валентина Петровна вышла в коридор. – Глашенька, вы дома?

Серёга рассудит

Весной 82-го мы закончили школу. Мы – это я, Витька и Серёга. У Витьки был «дипломат» из крокодиловой кожи, привезенный отцом из зарубежной служебной командировки, а у меня – коллекция дефицитных виниловых дисков. У Серёги не было ничего, кроме вечно больной матери, трех младших сестер и непререкаемого авторитета в виде пятилетнего стажа занятий в секции бокса.

– Что твой дипломат? – кипятился я на Витькиной кухне. – Будешь дипломат крутить на проигрывателе, когда телку приведешь?

– Дипломат, конечно, не покрутишь, – прихлебывал чай из щербатой кружки Витька. – Но, чтобы телку привести, ее сначала «снять» надо. А с дипломатом оно как-то посолидней, чем с пластиночками под мышкой.

– Серёга рассудит, – хлопал я по столу ладонью.

– Ага, – соглашался Витька.

Мы звонили Серёге. Он долго дышал в трубку, а потом выдавал: «В дипломат можно сложить диски и идти снимать телок вдвоем. Но, лучше бы было подъехать к ним на новеньких Жигулях».

Первым Жигуль купил я. Витька долго копил и через отца выбил Волгу.

– Витька впереди, – рассуждал в трубку Серёга. – Но, лучше бы вы бизнесы свои пооткрывали. Там, говорят, секретарш можно завести…

Я открыл кооператив, а Витька ушел в райком комсомола.

– Витька проигрывает, – гундосил Серёга по громкой связи. – Секретарши своей нет, да и за границу еще не ездил.

Витька первым купил дом на Лазурном берегу. А я ездил по Москве на единственной пока Мазератти.

– Гоночная машина, конечно, круто, – ковырял вилкой в пасте Серёга. – Но, дом на берегу моря, да еще во Франции – это да! В общем, Витька вырывается вперед.

Когда я основал строительную компанию на Кипре, Витька прилетел ко мне на своем самолете вместе с Серёгой.

– Монументальненько освоил капитал, – язвил Серёга после третьего бокала вина. – И, главное, что получается – резиденцию какую пафосную выстроил на Пафосе – игра слов, понимаешь.

После трех часов совместной пьянки мы решили слетать с Витькой на его самолете в Москву за нашими одноклассницами, чтобы устроить, так сказать, вечер встречи выпускников. Серёгу не взяли – он уже перебрал. По дороге туда самолет попал в грозу и рухнул в море.

– Чё теперь? – Витька потрогал ладонью облако под собой.

– Отлетались, кажись, – огляделся я.

– А я, главное, только новую Теслу заказал, – вздохнул Витька. – Еще обкатать не успел.

– А я в следующем году планировал в космос полететь туристом, – парировал я.

– А я, – начал горячиться Витька. – Договорился в Кремле кабинет арендовать под офис.

– А меня выдвинули на Нобелевку, – парировал я. – За достижения мои.

– Во, ты гонишь, – восхитился Витька.

– Серёга объявится, рассудит, – успокоил я его.

Камаз «Желание»

– Давай еще этот посмотрим, – Саня остановился у забора. – Нравится?

– Не-а, – зевнула Ирка. – Рядом с дорогой, летом – пыль в окна, осенью – грязь.

– И что? – вспыхнул Саня. – Целый день проездили – и ничего! То у дороги тебе не нравится, то у реки.

– Я в лесу хочу участок, Санечка, – потянулась Ирка. – В настоящем.

– В лесу-у? – протянул Саня. – Дороже будет, наверняка, да и с газом проблема. Хотя, я б тоже не отказался.

«Да, не вопрос!» – громыхнул гром прямо над ними. КАМАЗ, не вписавшись в поворот, на полном ходу въехал в припаркованный на обочине автомобиль. И лежат теперь Саня с Иркой в одной могилке на родном деревенском кладбище под вековыми соснами.

Обед у мамы

– Чем ты думаешь? – мама в сердцах бросила половник в мойку. – Хотя, понятно чем. Конечно, ночная кукушка дневную перекукует.

– Мам, – Фёдор положил на хлеб кружок колбасы. – Я тут на досуге подумал…

– Подумал он, – мама поставила тарелку с грибным супом на стол. – Ешь. Небось, твоя-то не готовит?

– Знаешь, – Фёдор подул на суп в ложке. – Я создал свой бизнес и, заметь, немалый – работал, значит, головой. Дачу в Малаховке, если помнишь, выстроил с нуля сам – работал руками. Но лучшее, что я создал в жизни – это твой внук. А создавал я его чем? Вот так, как-то. Суп, кстати, очень вкусный.

Иркины рассветы

Ирка бегала всегда. Ну, во всяком случае, сколько себя помнила. Первое воспоминание о беге было довольно унизительным. В девять Иркиных лет папа-военный заставил ее бежать кросс вместе с солдатами своего взвода. Маме, пытавшейся успокоить плачущую дочь вечером, он объяснил необходимость совместного бега борьбой с лишним Иркиным весом и социальной адаптацией последней в обществе. При этом как-то не брались в расчет нежелание бега, как такового, и глупые подначки со стороны тяжело топающих кирзачами солдат. Зато, благодаря кроссу, Ирка познакомилась со своим первым мужем. К финишу они пришли вместе. Бежать Ирка уже не могла, а толстый неуклюжий Олег с трудом волочил ноги. Поднимая его за руку из послефинишной пыли, папа-военный перед строем зачитал Ирке с Олегом приговор о том, что в военное время их двоих расстреляли бы за невыполнение приказа. Ирке было страшно, но Олег взял ее за руку, и страх ушел. Взрослея, Ирка взяла за правило бегать по утрам. Постепенно Сахалинские сопки сменились на казахские степи, Потсдамские тротуары плавно перетекли на набережную Москва-реки. Олег, к тому времени уже два года как Иркин муж и преуспевающий девелопер, построил для Ирки загородный дом, притащил туда щенка лабрадора, посадил собственноручно карликовую сосну и завел любовницу. Теперь Ирка бегала в лесу с собакой, оказавшейся очень компанейской. Это уже потом, после разрыва с Олегом, Ирка жаловалась на свою не сложившуюся жизнь не маме с папой, а Карлику – так было решено назвать собаку в честь посаженной Олегом сосны. Бегать одной по утрам было еще ничего, а вот спать одной никуда ни шло, и Ирка завела себе любовника. Артур плавно перетёк из аморфного состояния приходящего мужа в постоянно пребывающего. Папа-уже-на—пенсии-военный был против, но мама настояла, что девочке негоже быть одной в её-то возрасте, и он принял зятя. Зять оказался не промах – что-то мутил с золотом и алмазами и вскоре вся семья (включая папу-маму с одной стороны и папу-маму, прилетевших из Еревана, с другой) поселилась на Рублёвке. Жили дружно и счастливо. Ирка вместе с Карликом бегала каждое утро по дорожкам со специальным резиновым покрытием, как в Лужниках. Папа построил во дворе турник, а мама посадила розовые кусты. В январе Артур умер. Вскрытие показало сердечную недостаточность. Эту же недостаточность в своем сердце Ирка ощутила спустя неделю после похорон, налив до краев пузатый бокал армянским коньяком. Коньяк на вкус был чуть терпковатым, с привкусом губ Артура. «Цаватаним, – почудилось ей. – Джана». Слёзы подкатили к горлу, сдавив спазмом.