Исчезая с рассветом

Бард облегченно вздыхал, но паника возвращалась с осознанием того, что близился вечер, а значит и ночлег. Как уберечь сумку ночью? Не спать, а потом попробовать наверстать упущенный сон днем в повозке?

Ближе к вечеру тракт выровнялся.

– Скоро будем в деревне! – провозгласил ехавший во главе колонны Ханси, поворачиваясь в седле. Наемники встретили его объявление радостным возгласом, а купцы удовлетворенно закивали.

Деревня означала крышу над головой, теплую еду и, если им повезет, хорошую выпивку. А главное – четыре стены и безопасность от змей.

«Возможно, мне повезет раздобыть отдельный номер и запереться на ночь?» с надеждой подумал Бард. Он не нуждался в средствах и надеялся избежать ночевки в стойлах, но вот только справится ли захудалая таверна с подобным наплывом гостей? Купцы по праву первыми станут претендовать на комнаты, а остальным придется довольствоваться тем, что останется. Нужно было ценить этот момент, ибо оставшееся путешествие обещало целиком и полностью пройти под открытым небом.

Их процессия ускорилась, предвкушая сытный ужин и беззаботную ночь. Бард запрыгнул в повозку, где он был единственным пассажиром, не считая рулонов войлока и нескольких тюков с разноцветными тканями, и стал надеяться на лучшее.

***

Таверна оказалась на удивление вместительной, в то время как прилегавшую к ней скромную улочку в шесть домов едва ли можно было именовать деревней. Бард укорил себя за недальновидность – обслуживание путешественников по Имперскому тракту было единственным прибыльным делом в здешних краях, и местные жители были готовы принять даже самый внушительный караван.

Естественно, хозяин с радостью воспользовался отсутствием у своего заведения иных конкурентов, кроме открытого неба и чистого поля, а потому расценки были не из самых человечных.

Но Барду было все равно.

Он с особенно зловредной радостью выложил три серебряных дуката за комнатушку на третьем этаже и облегченно вздохнул только тогда, когда дверь была заперта на задвижку, а труба и колода карт лежали перед ним на кровати, нетронутые и невредимые.

Спокойствие, пусть даже и спокойствие на одну ночь, определенно стоило нескольких монет. Особенно если учесть тот факт, что монеты, по правде сказать, принадлежали мастеру Гилфи и были выданы Барду с собой оговоркой.

Можно ли было считать эти расходы «непредвиденными и оправданными»? Отчего бы и нет?

Бард устало плюхнулся на кровать рядом со своими сокровищами и задумался.

Итак, Ханси. Как он узнал? Нежели Бард забылся и в его присутствии проверял содержимое сумки? Но нет, это было полностью исключено. Значит, он где-то заприметил Барда ранее, еще до отправки каравана. Где-то в городе…

Бард потер виски. От напряжения голова пульсировала подловато-непонятной болью.

Ночь манила его. Она была свежей и по-весеннему молодой, в ней хотелось жить, влюбляться, писать песни и совершать безрассудные подвиги.

Что толкового он сможет надумать после дня непрерывного марша и ненавязчивых приступов паранойи?

Бард решил, что в будущем он непременно будет вести учет дурных и правильных решений, а напротив каждого из них он пометит, когда оно было принято. Он был готов биться об заклад, что утро с большим отрывом победит в конкурсе здравомыслия.

Но эта ночь не предназначалась для тяжелых дум, а потому Бард принял самое простое из доступных решений – он решил насладиться свежим воздухом.

Спрятав трубу и колоду обратно и взвалив неизменную сумку на плечо, Бард спустился в общую залу. Несколько наемников продолжали вяло потягивать эль или пиво, из последних сил обмениваясь сонными репликами. Кто-то махнул ему рукой и что-то крикнул, а Бард отшутился в ответ. Дорога до деревни заняла чуть больше времени, чем ожидалось, и никто уже не требовал от Барда музыки. Даже Ханси, еще на привале собиравшийся насладиться выступлением менестреля на исходе дня, позабыл о своих намерениях и отправился спать одним из первых.

Что ж, тем лучше.

Бард оставил душную комнату позади и шагнул за порог, закрыв за собой дверь.

Пронесло. Эта ночь принадлежала только ему.

Еще некоторое время он стоял на крыльце с закрытыми глазами, с благодарностью вдыхая прохладный молодой воздух.

Менестрель открыл глаза и позволил своему зрению привыкнуть к темноте. Дорога бежала в обе стороны и утопала где-то в легком тумане. По левую руку к гостинице жались дома, а через дорогу и вдоль Тракта простиралось безграничное поле, полное спокойствия, тишины и смертельно ядовитых гадюк.

Бард бросил взгляд на свои сапоги. Высокие, плотные, безопасные. По крайней мере, на это очень хотелось надеяться.

Он вышел на тракт и прошел немного вдоль следов, оставленных вагонами каравана. Изучать деревню ему совершенно не хотелось –такие поселения сливались в одно серое пятно после стольких лет скитаний по всем закоулкам Империи. Нет, Бард решил прогуляться немного назад, восстанавливая последнюю милю своего путешествия.

Он миновал конюшни и, один за другим, оставил за спиной фургоны, умиротворенно черневшие в ночи в окружении часовых. Однако через сотню шагов Бард неожиданно заприметил на обочине тракта очертания еще одной повозки. Что это было? Купец, отбившийся от общей стоянки, или же одинокий путешественник, не решившийся приблизиться к огням таверны?

Бард застыл в нерешительности.

Не было бы лучше вернуться назад? Кто знает, что за люд скрывался в этом фургоне? Вряд ли добрые намерения могли загнать человека на обочину дороги посреди ночи.

И все же…

Бард медлил.

Сам не зная почему, он не решался сдвинуться с места.

Столь многое в его судьбе определилось мелочами, которые не оставили бы и воспоминания в иных жизнях. Знакомство с мастером Гилфи, встреча с Деспоной, несколько чудесных спасений… Всего этого могло бы и не быть, если бы не череда нелепых и малозначительных на первых взгляд совпадений. Почему все это случалось именно с ним? Как знать, быть может, чужие миры тоже регулировались капризами неведомых сил, а Бард слишком был увлечен собственными приключениями, чтобы это заметить? Или же кто-то там наверху и вправду заприметил его и, для собственной ли потехи, или же заключив с другим божеством бессмысленное и жестокое пари, раз за разом разыгрывал над Бардом все новые и новые шутки.

Как бы то ни было, а жребий был брошен.

Бард стоял, словно ноги его вросли в землю.

Он не двинулся даже тогда, когда дверь вагона скрипнула, и мягкий шелест травы ворвался в мерное шипение ночи.

А когда он все же понял, что хорошо было бы развернуться и что было сил бежать назад, было уже поздно.

– Госпожа! – раздался знакомый голос.

Шелест травы удалялся от обочины вслед за черной фигуркой, закутанной в шаль. Госпожа направлялась в поле.

– Госпожа! – отчаянно взмолился голос.

Первый шелест затих, но теперь вместо него зазвучал новый, более настойчивый и немного неловкий. Вслед за первой тенью устремилась новая.

– Руфус! Возвращайся сию же минуту! – воскликнула первая тень, и Бард вздрогнул.

Разрази его молния, если то не был самый чудесный из всех голосов, что он когда-либо слышал. То был голос женщины.

– Госпожа, я вернусь только вместе с вами! – не сдавался тот, кого звали Руфусом. Бард сразу узнал неразговорчивого слугу таинственной госпожи. Его сухощавый силуэт нерешительно застыл перед ней посреди поля.

Бард не решался пошевелиться. Одно резкое движение, и кто-то из них непременно увидит его, разоблачит. Он опасался вздохнуть слишком громко. Он отчаянно пожелал слиться с мраком, зная все это время, что его силуэт наверняка полыхал сейчас на фоне оставшихся за спиной огоньков злополучной таверны.

– Руфус, прошу тебя, ступай обратно в вагон, – повторила женщина.

Ее голос звучал, как глоток холодной воды в прожженной пустыне.

– Здесь опасно, госпожа! – решительно отрезал слуга, но голос его дрожал.